Полуночное танго - Наталья Калинина

— Вижу, мадам скучает. — К Оле подошел высокий парень в очках с дымчатыми стеклами. — Представляюсь: Аркадий Евсеевич, для вас лично — Аркадий. Председатель местного общества книголюбов, а по-простому — директор книжного магазина. Интересуетесь этим делом?

— Да. Только в последнее время больше приходится читать ведомости и прочую скучную литературу.

— Читать в наш космический век — недоступная простому смертному роскошь. Главное, чтоб книжки у тебя в шкафу стояли, корешок к корешку, серия к серии. Так сказать, весь интеллект в комплекте и на виду. Мадам москвичка?

— Была в недавнем прошлом.

— А теперь угодили в нашу пакостную дыру. Надолго, осмелюсь поинтересоваться? Надеюсь, ненавсегда? Впрочем, можете не отвечать. Давайте лучше глотнем шампанского.

Аркадий подвел Олю к столу а-ля фуршет, возле которого уже расположились парами гости.

«Меня решили пригласить в последнюю минуту, — думала Оля. — С Валеркой выходит четыре пары. Я лишняя. Я кругом лишняя».

— А теперь предлагаю вальс, — услышала она звонкий Валеркин голос. — В честь тех, кто живет всеми помыслами и представлениями в прошлом веке. Маэстро, поехали.

Он схватил Олю за руку и потащил на середину комнаты. Они закружились под звуки вальса из «Метели» Свиридова.

— Если ты будешь такой красивой и… недоступной, брошу к черту всю эту шушеру, и мы с тобой сбежим…

— К бабе Гале на рисовую кашу.

— Талантливая ученица провинциального балаганщика. Поздравляю.

Валерка оттолкнул Олю от себя и выскочил на кухню.

Толстячок Толя, который пригласил ее на танго, втолковывал ей, что, защитив кандидатскую «для души», мечтает устроиться завмагом «для дела».

— Понимаете, когда импортная стенка стоит по госцене три куска, а спекулянты просят двойную, на триста двадцать доцентских минус налоги ноги протянешь.

— А вам непременно нужна эта стенка? — просто так, для поддержания разговора спросила Оля.

— Ну, я вас не понимаю. — Толя даже остановился от удивления. — Мы же с вами современные люди. Вы что, предлагаете назад в пещеру?

В двенадцать елка вспыхнула разноцветной пульсирующей гирляндой, приведя в неописуемый восторг вполне уже веселеньких гостей.

Валерка одним заходом выключил музыку и свет. В мерцающей разноцветными огоньками тишине раздался громкий выстрел шампанского и густой баритон Аркадия:

— Господа, попрошу вас наполнить бокалы искристым вином, ибо наступила самая торжественная минута. Сейчас мы с вами выпьем за наступивший новый год и за тех, кто вместе с ним вступает в новую жизнь.

Привыкнув к полумраку, Оля заметила, что по бокам Аркадия стоят Светлана и Валерка.

— Спокойно, спокойно. — Аркадий поддержал покачивающегося Валерку. — Господа, я соединяю руки этих двух молодых людей для счастья, а значит, процветания во всеобъемлющем смысле этого слова. Ура!

Кто-то пробасил «многие лета». «Священника сюда!» — взвизгнул пьяный женский голос. «Дура, это ж помолвка, — загудел тот же бас. — А вот святой образ не помешал бы для внушительности».

Валерка снова покачнулся и, чтоб не упасть, вцепился в плечо Светланы. В этот момент погасла елка. Оля услышала какую-то возню, приглушенные задыхающиеся голоса, громкое «Не пущу!» Когда вспыхнула люстра, она увидела, что Аркадий держит Валерку за обе руки и за что-то отчитывает.

* * *

«Милая Татуша!

Я бесконечно рада твоему последнему посланию — оно оказалось так кстати. Я тебе уже писала о Валерке, ты в общих чертах представляешь, какие у нас с ним отношения. Вчера он затащил меня к себе на встречу Нового года, где я оказалась среди людей, поглощенных погоней за материальными благами. Не скажу, чтоб сей сорт был для меня нов, но, Боже мой, как же они мне чужды. И в то же время так их жаль, хотя один из этих людей, некто Аркадий, подвозивший меня домой (Валерка набрался до чертиков), изрек на прощание со снисходительной грустью: «Мадам не на то растрачивает молодую жизнь. Мне искренне вас жаль».

Но дело не в них. Дело в том, что Валерка, как мне кажется, натура одаренная, тонко чувствующая, но слишком зависящая от среды таких вот аркадиев. Я бы, конечно, могла их всех разогнать, но для этого… Сама понимаешь, что нужно для этого. Как, как мне помочь ему вырваться из болота? Танюша, поверь, я в таком отчаянии, что ничем не могу ему помочь!

На каникулы не приеду — домой не тянет, а так… Никому я в Москве не нужна. Но, как говорится, что посеешь… Я тут, в глуши и тиши, пытаюсь анализировать некоторые свои скоропалительные поступки в прошлом, так сказать, глянуть на них в ретроспекции, и все больше и больше прихожу к выводу, что далеко не всегда была на высоте…»

* * *

Миша пришел на занятия подавленный. «Наверное, опять дома нелады», — решила Оля. Пока он отогревал у печки руки, в класс дважды заглядывала зловредная Инесса, каждый раз как бы нехотя прикрывая за собой дверь. Наконец Миша сел за рояль и вопрошающе взглянул на Олю.

— Давай, давай. Не заставляй жюри долго ждать. Тем, кто слишком долго примеряется, мне кажется, снижают баллы. Начнем с Баха.

— Ольга Александровна, я так больше не могу.

— Что случилось дома?

— И дома, и везде. И вообще я невезучий.

— Что значит — везде? А твоя пятерка на экзамене. Это что, невезение?

— Знаете… знаешь, уж лучше бы они влепили мне трояк. А то говорят, будто эту пятерку я заслужил… ну, сама понимаешь как, — едва слышно выдавил Миша.

— Ничего не поняла.

— Ну, вроде бы я по бедности плачу тебе не деньгами, а…

Оля не знала, смеяться ей или плакать от такой пошлейшей глупости. В подобных случаях она чувствовала себя беззащитной, беспомощной, а тут еще надо было и Мишу защитить — в его возрасте подобная грязь воспринимается особенно болезненно.

— Миша, наплюй на всех. Как говорит один мой знакомый, все кукольный театр — посмотрел и забыл. У нас с тобой есть четкая цель, а все остальное чепуховина. Верно? Кстати, я, кажется, догадываюсь об источнике всех этих мерзких сплетен.

— Скорей бы в Москву. Там все иначе будет.

— Ошибаешься. В Москву, впрочем, ты скоро поедешь.

— Только с тобой.

— Ты же знаешь, мне там нечего делать! — Оля точно спорила сама с собой.

Миша помолчал. Потом спросил:

— Как ты можешь жить вдали от человека, которого любишь? Себя мучаешь и его. Я много думал об этом, читал…

— И что же ты вычитал?

— Если любишь по-настоящему, о себе нужно забыть.

— Ты еще ребенок, Миша.

— Ты не умеешь любить. Ты гордячка, оттого и бессердечная.

— Ты об этом в книге вычитал?