Заповедь Варяга - Евгений Сухов

За полтора часа аукциона было продано два теплохода, восемь судов на воздушной подушке, четыре судна на подводных крыльях. Но все присутствующие понимали, что это сущая безделица по сравнению с тем, что должно быть представлено. Кириллов знал, что где-то среди собравшихся должен сидеть человек Ангела, его, так сказать, глаза и уши. Но кто именно? Угадать его среди присутствующих было невозможно.

– Пятнадцатый лот... Танкер водоизмещением семьсот тысяч тонн. – Аукционщик выждал паузу. Лицо его в этот момент сделалось торжественным. – Стартовая цена, господа, пятьсот тысяч долларов. Прошу!

По залу тихим шелестом прокатился сдержанный гул. Интересная картина, право! Никто не ожидал, что один из главных лотов аукциона, принадлежащих судостроительному заводу, будет разыгрываться в первые же часы. В первом ряду взметнулась изящная женская рука.

– Пятьсот пятьдесят тысяч! – мгновенно отреагировал аукционщик, направив на хрупкую дамочку молоточек.

Вслед за этим в самом центре зала взметнулась еще одна рука. Этот человек Кириллову был хорошо знаком – он играл на поле господина Лукьянова.

– Шестьсот тысяч! – живо отозвался аукционщик, поправив на шее малиновую бабочку. Лицо его просветлело. Наверняка в эту минуту он мысленно пересчитывал положенный процент, что принесли ему уже первые часы аукциона. – Поверьте мне, господа, шестьсот тысяч долларов за такое судно сущая безделица. В длину танкер составляет почти четыреста метров. Это судно – сплошная электроника. За последние годы в России было изготовлено только три таких танкера. У судов подобного класса потрясающая живучесть. По существу, он непотопляем.

– Полтора миллиона, – скромно проговорил лысоватый мужчина средних лет в клетчатой рубашке.

Вот о нем Кириллов мог сказать почти все. Начиная с того, кого тот поимел вчера вечером и какие запчасти приобрел на авторынке для своего потрепанного «жигуленка». Человек в клетчатой рубашке был одним из подставных лиц Валерия Валентиновича. Держался мужчина с большим достоинством, как будто участвовал в аукционах с двенадцатилетнего возраста. В зале никто не посмел бы даже предположить, что у лысого вообще нет денег, не считая, конечно, той заначки, которую он ежемесячно укрывает от жены.

– Полтора миллиона семьсот! – прозвучал звонкий голос.

Это был человек Шевалье. На нем, несмотря на июльскую жару, был костюм из тонкой черной шерсти и очки в золотой оправе. Этот молодой человек был одним из директоров коммерческого банка. Обладая безукоризненной репутацией, он был явным сторонником законных и о каждой серьезной сделке, что проходила в стенах его банка, лично сообщал Шевалье. Банкир имел авантюрную жилку, которую не без успеха использовали для своих целей воры в законе.

– Два миллиона, господа! – торжественно выкрикнул аукционщик.

– Два миллиона двести! – молоток вновь указал на лысого.

Как и предполагал Кириллов, спор развернулся именно между этими двумя покупателями. Поочередно, словно соревнуясь в упрямстве, перебивали они друг у друга цену, и молоток аукционщика метался из стороны в сторону.

– Три миллиона! – раздался возглас, и зал притих.

– Три миллиона... раз! Три миллиона... два! Три миллиона...

– Три с половиной миллиона, – простенько и безо всяких эмоций перебил лысый. Создавалось впечатление, что и сто миллионов он будет произносить точно таким же безрадостным голосом.

– Три семьсот, – банкир произнес это тоже довольно равнодушно.

– Четыре, – тоскливо издевался лысый.

– Четыре миллиона, раз!.. Четыре миллиона, два!.. Четыре миллиона... три! Продано, господа! Поздравляю вас!

«Спекся очкарик!» – злорадно подумал Кириллов и поймал себя на том, что порадовался за Лукьянова.

* * *

Малява была короткой, но смысл ее поверг Варяга в состояние глубокой депрессии. Владислав в последний раз перед тем, как сжечь, прочитал записку: «Заводы ушли. Казначей проиграл. Законные хотят получить деньги. Скажи, что делать. Грач».

Да, известия не самые приятные. Значит, кто-то все-таки посмел бросить вызов законным, а оставлять это безнаказанным смотрящий просто не имел права – сход не поймет.

Ефимович рискнул играть в слишком опасную игру и проиграл. И куда только смотрел Ангел? Хотя, в общем-то, его дело было только следить за процессом, особо не вмешиваясь, а тем более не пересекаясь с потенциальными конкурентами.

Коротко вздохнув, Варяг поднялся и громко стукнул три раза в дверь.

– Что вам, Владислав Геннадьевич? – Дверца окошка отворилась, в нем показалось лицо молодого охранника.

– Ручку и бумагу, быстро, – распорядился Варяг.

– Сейчас.

Окошко закрылось. Охранника не было минут пять, наконец он принес авторучку и большой лист лощеной бумаги.

Варяг забрал письменные принадлежности, уселся за стол и принялся быстро писать.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался охранник.

– Нет, ничего не нужно.

Лицо тюремщика тут же скрылось. Охранник понял, что сейчас смотрящего вряд ли стоит доставать глупыми вопросами.

Варяг тем временем написал маляву и перечитал написанное: «С казначея требовать долги. Собрать сход. Виноватых не ищите, сами объявятся. Живите по закону. Варяг». Да-да, именно так: «Живите по закону» – это его, Варяга, заповедь.

Получилось как раз то, что было нужно. Ничего лишнего, но и сказано достаточно. Хотя у законных наверняка могут возникнуть еще великое множество вопросов, однако всему свое время. Когда оно придет, тогда и будем решать.

Вечером малява уже была передана в надежные руки и отправилась к адресату.

* * *

Ночной звонок прозвучал как-то зловеще. Шевалье поднял трубку. Зловещий голос вежливо и вкрадчиво поинтересовался:

– Как тебе живется, Виталик?

В прежние времена за Ефимовичем подобной любезности не наблюдалось. Виталий Шмыков поежился, подумав о том, что где-то пьяные камнетесы уже высекают из куска гранита памятник ему, чтобы торжественно водрузить на могиле. Аукцион воры проиграли вчистую. Судостроительный и сталелитейные заводы ушли куда-то на сторону. Все, что удалось отвоевать, так это несколько ветхих барж да теплоход, который годился только для того, чтобы проводить на нем воскресные экскурсии. Самое обидное заключалось еще и в том, что воров подвело внезапное сокращение сроков продажи. Большая часть денег должна была поступить к разгару торгов, когда намечалось выставить серьезные лоты, – предположительно дней через пять. Никто даже не мог предполагать, что условия торгов будут грубо нарушены, и поэтому на аукцион представители воров явились почти без средств. Непонятным оставался факт неучастия в аукционе почти тридцати процентов важнейших лотов. И тем не менее каким-то образом эти лоты приобрели хозяев.

Шевалье просто не знал, что отвечать Ефимовичу. Казалось, что достаточно произнести всего лишь одно слово и из гортани брызнет струя крови и зальет телефонную трубку. Пауза растягивалась в вечность. А Ефимович ласково торопил:

– Виталик, уж не язык ли ты проглотил часом?

– Нет, – вяло отозвался Шевалье.

– Вижу, что разговора не получится. Раньше ты горазд был трепаться и раздавать обещания, а сейчас молчишь. Собери себя по кускам. Утром я жду твоего звонка. Спокойной ночи! – И Ефимович бросил трубку.

Издевается, падла! Виталий Шмыков вытер со лба холодный пот и аккуратно положил телефонную трубку на рычаг.

* * *

После разговора с Шевалье Ефимович отдал последние распоряжения Ильфану. Ильфан был киллером, причем Киллером с большой буквы.

– Ты должен сделать это быстро и, самое главное, тихо, – методично втолковывал Станислав Казимирович.

Ильфан улыбнулся собственным мыслям. Уж что-что, а тишину при исполнении своей работы он любил. В этот раз он решил использовать «БПБ». Перед многими пистолетами тот выигрывал тем, что в него был встроен шумопоглотитель. Но даже этого Ильфану казалось мало, и он частенько вворачивал в ствол дополнительный глушитель.

Еще через двадцать минут киллер уже был возле дома Шевалье. Ильфан отметил, что Ефимович, как, впрочем, и всегда, рассчитал все до последней секунды. Как и предполагал законный, уже через пятнадцать минут после его звонка из подъезда вышел Шевалье. В руках он держал небольшой кейс, в общем-то, и все, что нужно для дальней дороги, – деньги, паспорт. Нервно посмотрев по сторонам, Шмыков торопливо пересек двор. Арку двора загораживал какой-то нелепый, заляпанный грязью грузовик. Шмыков вынужден был прижаться к стене, чтобы обойти его. В этот момент Ильфан распахнул дверцу кабины, вытянул руку и выстрелил в затылок Шевалье. Отъезжая от дома, Ильфан набрал нужный номер и, услышав знакомый голос, произнес единственную фразу:

– Он упакован.

Сначала в трубке послышалось глуховатое покашливание, а потом глухой голос сдержанно и удовлетворенно произнес: