Путешествие в страну смерти - Барбара Хэмбли

Но никто не остановил его. Эшер плохо помнил, как удалось ему не сбиться с пути в огромном темном лабиринте Дома Олеандров и добраться до своей комнаты. Когда он пересекал двор, из покоев Бея донесся знакомый серебристый смех и неразборчивый умоляющий голос молодой женщины. Впрочем, возможно, ему это только показалось. Заперев за собой дверь, Джеймс опустился без сил на пол, сотрясаемый нервной дрожью. В ушах стоял стон неведомого узника из пропитанной аммиаком усыпальницы…

Прошло довольно много времени, прежде чем Джеймс заставил себя подняться с пола и перебраться на диван, где лежал не в силах заснуть, пока крик муэдзинов не возвестил приход утра.

Глава 17

— Подозреваю, что мое замечание относительно того насколько ценна для вас эта информация, принесло свои плоды. — Князь Разумовский щелкнул хлыстом для верховой езды двух дворняг, устроившихся на мраморных ступенях. Те отбежали на несколько футов прочь и снова разлеглись в пыли площади, когда-то бывшей ипподромом. Языки у дворняжек были вывалены, а волчья шерсть (Лидия ясно видела это и без очков) местами облысела от чесотки.

Ни в одном городе не было столько бродячих собак. Как, впрочем, и котов, в чем Лидия убедилась прошлой ночью.

Животные обитали на двух разных уровнях. Когда экипаж Разумовского осторожно пробирался по улочкам старого города, где на византийских каменных фундаментах расселись как попало турецкие деревянные дома, — собаки были повсюду, большей частью в тени глинобитных заборов. Коты оккупировали карнизы, балконы и подоконники с горшочками герани; они лежали на стенах и увитых виноградом навесах маленьких кофеен, где турецкие мужчины вели за чашечкой неторопливые беседы.

— Кто-то с кем-то обязательно знаком, — продолжил русский, сияя белизной зубов из-под пышных, как пшеничные снопы, усов. — Тот добрый медник наверняка рассказал о нашем разговоре в кофейне своим друзьям или нас подслушал нищий или продавец халвы. Кому-то из них известен метельщик улиц, чья сестра знает сказителя в лицо, или, может, чья-нибудь кузина слышала, как муэдзин упомянул вскользь об этом сказителе, или соседские дети болтали о нем с другими детьми… Мне эту информацию продал один сирийский мальчуган.

— Сколько вы ему заплатили? — Лидия взялась за мешочек с серебряной мелочью, висящий у нее на поясе. — Мне бы не хотелось…

— Сущие пустяки, — небрежно отмахнулся его сиятельство. — Эта сумма сильно поддержала бы его родных, хотя скорее всего она будет потрачена на опиум для главы семейства. — Он подал Лидии руку, помогая сойти с мраморного порожка.

Все утро князь обращался с ней крайне бережно, как с хрупким стеклянным изделием, возможно, полагая, что усталые глаза и бледность Лидии вызваны ночными слезами о пропавшем супруге, а не просмотром огромной кипы банковских счетов.

Под подозрение попали два десятка фирм и инвесторов. Не только вампиры, но и люди после июльских событий прекрасно поняли, откуда дует ветер, и кинулись превращать золото и земельные владения в ценные бумаги. Имена лиц, которые могли дать взятку начальнику дворцовой стражи, встречались в счетах сплошь и рядом, что уже само по себе говорило об уровне коррупции в Константинополе.

К пяти утра Лидия выписала дюжину фамилий, две из которых Маргарет проморгала в записях Немецкого банка, а там и вовсе задремала, уронив голову на руки.

Впрочем, эта ночь в любом случае оказалась бы бессонной для ревнивой мисс Поттон.

— Вы уверены, что меня туда пустят? — спросила Лидия, покраснев. — Что это не запрещено…

— Во двор может зайти любой, — сказал Разумовский. — Но лучше, если говорить буду я.

Синяя мечеть была одной из самых больших в городе, вокруг нее всегда толпился народ.

«Может быть, все дело именно в этом», — подумала Лидия.

Чувствуя себя крайне неловко в европейском платье с крохотной прозрачной вуалькой, прикрепленной к модной шляпе, Лидия двинулась вслед за Разумовским к северной стене двора. Неяркое солнце светило в лица расположившихся там людей. Бородач в тюрбане торговал разложенными на коврике яркими молитвенными четками; еще несколько мужчин сидели, скрестив ноги, перед низенькими столиками, на которых стояли чернильницы, письменные приборы и песочницы (просушивать написанное). Был здесь и неизбежный мальчишка с инструментами для чистки обуви. На мраморных ступенях двое оборванцев перебирали бусины четок и молча провожали взглядами проходящих женщин.

Человек, которого они искали, сидел на рваном коврике неподалеку от продавца молитвенных бус и беседовал с тощим стариком в белых одеждах и желтом тюрбане. Заметив приближающегося Разумовского, он обернулся — и Лидия различила крючковатый огромный нос, грязновато-седую бороду и зеленое пятно тюрбана. Опустив глаза, она увидела торчащие из лохмотьев грязные босые ноги. Ногти на больших пальцах напоминали когти медведя. От сказителя несло потом. На Лидию и Маргарет он взглянул с отвращением и гневом. Пробормотал что-то по-турецки, затем вдруг перешел на режущий слух французский:

— Женщина с неприкрытым лицом — мерзость в глазах Аллаха.

— Прошу прощения. — Лидия сделала реверанс. — Вы дурно отозвались обо мне лишь потому, что я ношу ту вуаль, которую подарил мне мой муж? — Она коснулась своей шляпы. — Вы оскорбили меня за то, что я ношу наряды, нравящиеся моему мужу?

Мужчина в желтом тюрбане вежливо стушевался, оставив Лидию, Разумовского и Маргарет наедине со сказителем. Лидия присела рядом со стариком на мраморные ступени, сказав себе, что зеленую юбку все равно придется отдавать в стирку.

— И если мой муж исчез, — продолжала она по-французски, как можно медленней и понятней, — если я знаю, что он в опасности, неужели мое желание помочь ему — тоже мерзость в глазах Аллаха?

«Слышал бы меня Исидро», — подумалось ей.

Черные глаза вспыхнули, как угли. Сухие губы поджались сердито, борода шевельнулась, но, судя по быстрому взгляду, которым старик окинул двор, и по нервному движению плеч, Лидия поняла, что сказитель испуган.

— Ты — жена того инглиза в коричневой одежде? Человека, который выспрашивал меня о Бессмертном Господине?

Лидия кивнула. Ей очень бы хотелось знать, прислушивается ли Разумовский к их тихому разговору.

— Да, я его жена.

— Он был глупец, — бросил старик. — Искать встречи с Вафар-сагибом может только глупец, и его настигла судьба, достойная глупца.

— Ты рассказал ему?

Сказитель смотрел в сторону.

— Я ничего ему не рассказывал, — резко ответил он, но Лидия знала, что старик лжет. Джеймс не мог не предложить ему денег, а судя по внешнему виду, старик сильно в них нуждался. — Это все мой мальчишка Исак, — тут же пояснил он. — Смышленый парень — так я, во всяком случае, о нем думал. Но когда он не пришел той ночью, я понял, что он нарушил запрет: он рассказал о Вафар-сагибе, а Господин не прощает такой болтовни. — Черные глаза его сузились, тихий голос стал подобен шелесту шелка. Лидии пришлось склониться к старику, почувствовав его дыхание, пахнущее крепким кофе и гнилыми зубами. — Вафар-сагиб был господином этого города, еще когда был жив мой прадед. Он знает, когда о нем говорят на улицах, даже при свете дня. Когда инглиз спросил меня о нем и предложил мне деньги… к которым я, конечно, не притронулся, — добавил он, повысив голос, — я испугался. Я пришел сюда, где меня не увидят те, кто ему служит. Теперь все говорят о хортлаках, афритах и гола, которые бродят за городом среди могил и кипарисов, возле гробницы Хасим Аль-Байада, останавливают путников и убивают их во тьме…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});