Баран и жемчуг - Ната Лакомка

даже оригинальнее.

– Тут он погорячился, Маргарет. Поверь мне, – убеждённо заговорил Морис. – У меня ведь даже фамилии нет. Мюфла – это не родовое имя. Моя мать – урождённая Жевре, но король не позволил ей дать мне фамилию деда. Ублюдкам достаточно прозвища. Мюфла – это прозвище. Король дал. Когда мне исполнилось семь, меня впервые привели к нему на показ. Полагалось шаркнуть ножкой и сказать «доброго здравия, ваше величество», а я встал столбом, молчу и смотрю на него исподлобья. Мать пихала меня в спину, чтобы поклонился, а я упёрся, как…

– Баран, – закончила я.

– Ну да, – неловко хмыкнул он. – Король так и сказал – настоящий баран. Вот пусть Бараном и будет.

– Ты не называешь его отцом, – заметила я.

– Было бы странно называть так совершенно чужого человека, – проворчал Морис и нахмурился, – пусть даже он и предпринял какие-то усилия, чтобы ты появился на свет.

– Верно, – согласилась я. – Но я всё равно благодарна его величеству.

– За что? – он посмотрел на меня с подозрением.

– Ну, – протянула я и поскребла подбородок, опять передразнивая этого упрямого и упёртого сэра, – он мог бы назвать тебя не Бараном, а Ослом. А мне бы очень не понравилось быть леди Осёл.

Он смотрел на меня, словно не мог взять в толк – сошла я с ума или ещё только схожу.

– Ты, наверное, не поняла, – сказал он, наконец, и взволнованно потёр ладони.

Боже, он так не волновался, когда стоял один против толпы. Вот такие они – бараны. Не видят опасности, не сворачивают с пути и совершенно не понимают человеческих слов.

– Не будет никаких привилегий, если ты рассчитываешь на милости короля, – продолжал Морис. – Он сказал про меня, что бастард – как мул, противен природе и не имеет права размножаться. [1] Так что он тебя не похвалит за брак со мной.

– Но мой отец был не против этого брака, – теперь мне было почти смешно, хотя я старалась удержаться от улыбки.

– Твой отец и ко мне относился, как к человеку, – невесело усмехнулся Морис. – Граф Сегюр точно был не от мира сего и никогда не обращал внимания на то, что говорят другие.

– Отец ценил людей по их поступкам, а не по родословной. Люди ведь не собаки, – сказала я, пытаясь говорить хладнокровно. – Значит, это – единственная причина, по которой ты мне отказываешь? Тогда причины нет.

– Ты не слышала, что я тебе сейчас сказал?

– Я услышала главное – что король назвал тебя верно. Ты и в самом деле непробиваемый, как баран.

Мне надоело сотрясать воздух словами, и я просто-напросто встала на цыпочки, обняла этого твердолобого мужчину за шею и поцеловала – в щёку. В губы сразу не осмелилась.

– Маргарет… – он произнёс моё имя осторожно, будто боялся, что сейчас я сострою рожицу и крикну «шутка-шутка!».

– Я так надеялась, что ты возьмёшь меня ещё там, у реки, когда я обвиняла тебя в насилии на войне, – шепнула я, не отпуская его, и снова поцеловала в щёку.

– Ты думала, что я кого-то насиловал?! – возмутился он.

– Нет, – призналась я, – но очень надеялась, что в отношении меня ты не будешь таким принципиальным. И тогда тебе придётся выполнить рыцарский долг и жениться на мне.

– Подожди, у меня в голове что-то разладилось… – он схватил меня за талию, пожирая взглядом и притискивая к себе. – Так ты меня нарочно дразнила?

– Дошло, пусть и с трудом, – со вздохом похвалила я его, зарываясь пальцами в золотистые выгоревшие на солнце пряди.

– И когда пришла ко мне в комнату…

– И тогда, – подтвердила я и оказалась у него на руках.

– Леди, вы же видите, я не понимаю намёков, – сказал он и потащил меня наверх, умудряясь перепрыгивать через две ступеньки. – Вам надо было просто сказать.

– Леди о таком открыто не говорят, – укорила я его. – Что за баранья тупость?

– Ну, недаром же король меня так назвал, – сэр Морис уже доблестно добрался до второго этажа и теперь пинком открыл дверь своей комнаты. – А в его уме точно ни у кого нет сомнений.

Мы начали целоваться ещё на пороге, и продолжили в постели, куда Морис уложил меня прямо поверх дорожной сумки, валявшейся на подушке.

– А у тебя нет сомнений? – спросил он, с трудом оторвавшись от меня.

– В чём? – только и смогла произнести я, сразу забыв про жёсткую сумку.

– Имей в виду, – глаза у него лихорадочно блестели, – после этого я буду твоим мужем до самой смерти, и ты от меня не избавишься.

– Имей в виду, – ответила я ему в тон, – что после этого ты от меня не избавишься. И если хотя бы посмотришь на сторону, я тебя отравлю, – и строго добавила, когда он расхохотался: – Да-да, не сомневайся. Я знаю нужные травы.

– После таких угроз надо быть круглым дураком, чтобы изменять, – сказал он и принялся стаскивать с себя рубашку, забыв развязать тесёмки на рукавах, и, конечно же, сразу запутался в собственном белье.

– Давайте помогу вам, добрый сэр, – сказала я очень серьёзно, когда он вынырнул из рубашки, бестолково дёргая её за рукава. – Эти узелки такие маленькие, точно не для грубых мужских рук.

– Маргарет, обещаю, что не буду грубым, – сказал он, как поклялся, пока я развязывала тесёмки.

– Доверяю тебе во всём, – я погладила его по щеке, по волосам, а потом легко коснулась губами его губ. – И обещаю сделать всё, как ты хочешь.

– Таких обещаний давать не надо, наивная доверчивая леди, – из штанов Морис выбрался быстро – и помощи не понадобилось, потом полетели в разные стороны сапоги, и вот он уже укладывается рядом со мной, прижимаясь всем телом. – Иначе вы слишком рискуете.

– Дверь и платье, – ответила я.

– Не понял? – он приподнялся на локте, глядя на меня сверху вниз.

– Надо закрыть дверь и снять платье, – пояснила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Но на самом деле я чувствовала, что мне не