Весна незнаемая, кн. 1: Зимний зверь - Елизавета Дворецкая

Возле дуба она остановилась. Громобой встал рядом с ней, подняв голову к вершине; лицо его было сосредоточенным и оттого казалось хмурым. Здесь ее сила кончалась; не зная, что делать дальше, она должна была попросить помощи у самого Перунова дерева. В нем живет сила Небесного Воина, который мудрее и самой Веселки, и того драгоценного духа, что она несет в себе. Она смотрела на дуб снизу вверх, и ей вспомнилось то золотое дерево, простирающее ветви над всем миром.

– Есть море золотое… – начала Веселка и медленно двинулась вокруг дуба, с востока на закат, как ходит солнце. – На море золоте есть золоты птицы…

Она говорила, медленно описывая круги вокруг дуба, и клубок в ее руке перестал шевелиться и затих, как мертвый. Видение снова ожило и охватило ее со всех сторон; на ветвях дуба заблистали золотые птицы-молнии. На нее веяло жаром от золотого копья в руках девицы, сидящей на камне, и теперь Веселка отчетливо разбирала, что у той девицы – ее собственное лицо, только другое – спокойное, уверенное, ясное, сияющее божественным светом.

– Отворяет Перун морскую глубину, разверзает темную тучу… – выпевала Веселка, чувствуя, что голосом своим цепляет сильные струны в самых высоких небесах и самых темных глубинах, заставляя вселенную, как ту избушку, повернуться навстречу ее воле. – Отворяет он морскую глубину, отпирает железные ворота…

И вспыхнула молния: Громобой выхватил меч из ножен, поднял его обеими руками над головой и с размаху ударил клинком по стволу дуба. Он сам не понял, как сделал это: его руками двигала неосмысленная внутренняя сила, отозвавшаяся на призыв Веселки. Они вместе вдруг стали единой силой, небом и землей, новой вселенной. От его удара сам воздух раскололся на тысячу сверкающих пламенным светом брызг; грянул гром и раскатился широкой тяжелой волной. Перед глазами Веселки было море, где бурлила темнота, плотная, как вода, с искрами багрового пламени на гребнях. Ее застывший взгляд тонул в темно-пламенных глубинах и не мог из них вырваться; ее сковал ужас, волны жара и холода окатывали со всех сторон, и в то же время она знала, что должна немедленно что-то сделать, сделать то, зачем пришла сюда, зачем родилась на свет! Левая рука вдруг показалась очень тяжелой, и Веселка вспомнила о клубке.

– И отсылает он тебя, Девка Моровая, в бездны преисподние, в котлы кипучие, в жар палючий, в пламень горючий! – задыхаясь, из последних сил крикнула она и с размаху швырнула в тот далекий пламень клубок вместе с платком.

Что-то взвизгнуло дико и жутко, резануло уши; Веселка вскинула руки к голове, словно защищаясь от удара. Душное копотное пламя полыхнуло прямо в лицо, на миг взвилась белая фигура Моровой Девки, ее белые волосы стояли дыбом и горели, лицо было дико искажено гибельным отчаянием и злобой. «Уходи!» – с испугом вскрикнула богиня-помощница. Веселка вдруг ощутила себя на краю пропасти; уже знакомый по предчувствиям ужас вспыхнул и толкнул бежать. Она хотела отшатнуться, но что-то держало ее и не пускало. Она уже была за гранью своего прежнего мира, сама не заметив, как миновала ее. Дверь закрылась позади, и Веселка не могла даже обернуться. Перед ней была только черная пустота с багровым пламенем на дне. «За мно-о-о-й!» – выл бешеный и злобный голос и тянул ее за собой, как на веревке. Она была прикована к нему и вслед за ним безнадежно падала куда-то вниз. С каждым мгновением ей становилось тяжелее, сознание истончалось и таяло, она чувствовала только, что падает, падает, падает…

Снеговые вихри хлестали ее по голове и по лицу, она захлебывалась стылым воздухом, и само сознание зажмурило глаза, упало камешком куда-то в глубину – пережидать бурю.

Глава 7

Придя в себя, Веселка не сразу решилась открыть глаза. У нее было странное чувство, будто перед этим она была долго зажата у кого-то в кулаке и вот ее наконец выпускают на волю. Она лежала на чем-то холодном, касаясь щекой чего-то шероховатого, колючего. Желая скорее понять, куда попала, Веселка открыла глаза и села. И застыла, оглядываясь вокруг и ничего не понимая.

Перед глазами ее был берег реки, покрытый привядшей, бледной травой и толстыми, сухими стеблями репейника. Дальше был обрыв, а внизу, довольно далеко, блестела сероватая глубокая вода. За рекой был низкий берег, сплошь заросший невысоким, полуоблетевшим ивняком. Все было слишком просто и обыденно, и эта простота удивила ее. Река как река… вот только как она сюда попала?

Сзади над ней нависало что-то огромное, темное; Веселка вздрогнула, обернулась и вздохнула с облегчением. Это был дуб – тот самый дуб, который… да, теперь она все вспомнила.

Она была там же, под дубом, куда они пришли вдвоем с Громобоем, и Веселка была уверена, что и река, и берег тот же самый, хотя зимой все выглядело иначе… Зимой! Они шли сюда по снегу, в который тяжелый Громобой проваливался, порой по колено… А сейчас снега не было и в помине, на ветвях дрожали поредевшие, но еще густые тучи листьев, желтых, зеленых, рыжих, бурых; чуть в стороне пламенел клен, и земля под ним была устлана сплошным ковром красных листьев. В воздухе висел пьяноватый, прохладный запах увядающих листьев, остывающих древесных соков и почему-то казался пугающим, тревожным. Зацепив взглядом самую свежую, совсем еще зеленую травинку, Веселка обрадовалась ей, как родной, хотела схватить, но покачнулась – от сидения на холодной земле все тело одеревенело.

Зеленая трава… осень… Постой… Веселка неловко подняла руку – рука была как не своя – и попробовала потереть лоб. От движения кровь побежала быстрее, Веселка осознала себя живой, и в мыслях, действительно, прояснилось. Была зима, а сейчас осень…

Без снегового покрова местность выглядела иначе, гораздо четче виделись берега реки, но все же место было то самое. Она была там же, но ясно ощущала, что все совсем иначе. Воспоминания и новые впечатления перебивали друг друга и при этом не мешали друг другу; те и другие были четкими и ясными. Веселка отлично помнила, как они с Громобоем принесли сюда, к дубу, клубок черной шерсти в платке, а в клубке пряталась Моровая Девка… Веселка оглянулась, будто надеялась все же найти Громобоя, хотя дураку ясно, что такого, как он, не проглядишь. Не было еще случая, чтобы на самых многолюдных прямичевских гуляньях она его проглядела… Образ Прямичева мелькнул мимоходом и исчез, как видение, как чудный облачный град, – Веселке трудно было считать его своим, так далеко он отошел.

Веселка повернулась туда, где должен был остаться Убор. Над прибрежным холмом и правда поднимались столбики дыма и быстро таяли на ветру. И у Веселки отлегло от сердца. От облегчения ей даже стало жарко. Вот глупая! И с чего она взяла, что тут никого нет – только зря себя напугала! Но… все-таки, почему же осень?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});