Перстень Дарины - Александра Девиль

«Ничего, — успокаивала себя Дарина, — мне бы только встретиться с Антоном, и все разрешится само собой, а разбойника-купца ждет расплата». Рассудив, что лучше пока изображать миролюбие, она обратилась к Харитону:

— Если вы повезете меня к Фьяманджело, то мне нет резона бежать. Да и не найду я дороги в незнакомых местах. А потому не держите меня связанной, от веревок будут синяки.

— И то правда, товар должен иметь свежий вид, — кивнул Харитон и тут же обратился к сотоварищу: — Ну-ка, Елтук, разрежь на ней веревки. А завтра утром пусть Зелга хорошенько ее выкупает, умастит благовониями и оденет понарядней. Фьяманджело не любит немытых женщин.

Тот, которого звали Елтуком, послушно наклонил голову и, вытащив нож, ловко разрезал веревку и одним движением освободил Дарину от пут. Она потерла затекшие руки и ноги и уселась поудобнее, показывая всем своим видом, что не собирается бежать.

— Смотри, Елтук, чтоб завтра она была у Фьяманджело еще до моего приезда, — предостерег Харитон. — Все объяснишь ему: вот, дескать, купец Харитон возвращает тебе свой долг. Да гляди, чтобы эта бойкая боярыня случайно не сбежала, стереги ее всю ночь, а завтра возьми в попутчики Бельдюза. Ты все понял? Хорошо. Ну, мне пора. Надо вернуться в купеческий лагерь, пока там не заметили моего отсутствия. Держи свою награду, Елтук!

Бросив помощнику несколько монет и с усмешкой оглянувшись на пленницу, Харитон покинул пещеру, слившись с темнотой ночи.

Дарина, хоть и уверяла похитителей, что не собирается бежать, но намерения такие у нее имелись, и тому было несколько причин. Во-первых, она думала о том, как испугается бедный Мартын, когда утром не обнаружит ее в шатре, и ей становилось жалко верного монаха. Во-вторых, она боялась, что Елтук может не довезти ее до Фьяманджело, продать по дороге какому-нибудь торговцу живым товаром, а Харитону сказать, будто напали разбойники. Наконец, она опасалась, что Антона может завтра не оказаться у Фьяманджело и тогда некому будет защитить ее от пиратов.

Втайне замышляя побег, Дарина ждала, когда ее сторожа уснут. Но Елтук и его помощница, усевшись на корточки возле входа, кажется, и не думали спать. Елтук что-то заунывно бормотал, перебирая четки, а Зелга плела из ниток круглый коврик.

В конце концов, Дарина, измученная усталостью и пережитыми волнениями, улеглась на пол, подмостив под голову какой-то узел с тряпками, и скоро забылась тяжелым сном.

Когда она проснулась, яркие лучи утреннего солнца уже заглядывали в пещеру. Елтук и еще один татарин или половец, которого звали Бельдюз, принесли чан с теплой водой и что-то сказали Зелге на своем языке. Молчаливая помощница жестом велела Дарине раздеться и залезть в чан.

Было ясно, что так выполняется указание Харитона помыть и умастить пленницу, дабы угодить привередливому Фьяманджело. Впрочем, Дарина, с детства любившая чистоту и опрятность, сама давно мечтала вымыться с головы до ног, — ведь в дороге она была лишена такого удовольствия.

После того как пленница была вымыта и натерта благовониями, Зелга одела ее в наряд, состоявший из синих шелковых шальвар и розового атласного халата, стянутого на талии парчовым поясом. Расчесав и высушив волосы Дарины, Зелга накрыла ей голову прозрачным покрывалом, расшитым серебряными нитками. Эта одежда, которую негоже было носить христианке, сперва показалась Дарине варварски яркой и нелепой, но потом молчаливая Зелга поднесла к ее лицу большое бронзовое зеркало, и, увидев свое отражение, Дарина невольно отметила, что восточный наряд не умаляет, а подчеркивает ее красоту.

Перед дорогой бдительные стражи накормили пленницу лепешкой с овечьим сыром и напоили сладковатым напитком, пахнущим незнакомыми фруктами.

Дарина вспомнила, какие мытарства пришлось ей пережить когда-то в плену у бродников, и удивилась, что нынешний плен оказался намного мягче. Она поняла, что все дело в близости покупателя, к встрече с которым ее готовят.

Семь лет назад она боялась, что ее продадут какому-нибудь хану или беку, а теперь даже стремилась поскорее попасть к будущему «хозяину», возле которого надеялась найти друга-спасителя.

До СурожаДарину везли в повозке, запряженной парой низкорослых татарских лошадей, привычных к горным дорогам. Бельдюз правил лошадьми, а Елтук сидел рядом с Дариной и крепко держал ее за руку выше запястья. Стражи не разговаривали с пленницей, а между собой иногда перебрасывались короткими фразами на не понятном ей языке.

Дорога была тряской и неудобной, но Дарина этого даже не замечала, любуясь дивной красотой природы. И минутами в ее сердце вновь поднималась волна беспричинной радости, словно впереди ждали не новые испытания и опасности, а какое-то неведомое чудо.

Путники дважды останавливались возле источников родниковой воды, чтобы напиться и съесть по куску лепешки. Но и во время остановок бдительные стражи не сводили глаз со своей пленницы и в любую минуту готовы были пресечь малейшую попытку к бегству.

И вот, ближе к вечеру, когда солнце уже скрылось за вершинами гор, рассыпав по небу золотисто-розовые лучи, бросавшие волшебный отблеск на морскую гладь, путники достигли Сурожа.

Взору Дарины предстал город на широкой горе, которая скалистыми отрогами возвышалась над морем. Стены с башнями окружали три крепости — верхнюю, среднюю и нижнюю. За зубчатыми краями стен виднелись купола греческих храмов. От угловой башни открывался вид на внутреннюю гавань, закрытую с двух сторон обрывами гор. Паруса кораблей в лучах вечерней зари казались разноцветными, словно крылья диковинных птиц.

Впервые в жизни Дарина видела приморский город — и он показался неискушенной страннице королевским замком из сказки. Она привстала на повозке, чтобы получше рассмотреть каждое дерево, каждый камень, встреченный на пути. Но Елтук, что-то недовольно проворчав, накинул ей на лицо покрывало, почти непрозрачное, и Дарине пришлось довольствоваться лишь смутными картинами городских улиц. Впрочем, она утешала себя тем, что скоро все разрешится к ее облегчению, и тогда они вдвоем с Антоном пройдут по удивительному городу.

Дарина слышала вокруг разноязыкую речь. Торговцы, ремесленники, купцы-мореходы, священники, слуги и рабы — люди всех сословий сновали по улицам шумного города, и каждый был занят своим делом. Кто-то предлагал товар, кто-то зазывал в корчму, кто-то пел ради куска хлеба или просил милостыню. Знатные всадники кричали, чтобы им освободили улицу, и хлыстом разгоняли нерасторопных прохожих. Недовольный господин бил своего раба, а тот оглашал улицу истошными воплями. У дверей какого-то дома громко ругались две женщины. Мерные удары колокола сзывали прихожан к вечерней службе.