На пути в рай - Дэйв Волвертон

Я долго сражался с отчаянием. Чувствовал, что предал Абрайру. Видел, как ее насилуют, и был абсолютно беспомощен, не мог остановить их. Может быть, с того самого дня, как изнасиловали и убили мою мать, я больше всего боялся оказаться в положении, когда лишенные совести люди целенаправленно уничтожают других, а я бессилен остановить это. Люди без совести приводят меня в ужас, они страшнее зверей, потому что мучают свои жертвы, заставляют их испытывать боль. А я не могу их остановить.

Я знал насильников Абрайры. Знал, что должен ожесточиться и убить их. Я сам должен на это время стать человеком без совести. Но мысль эта вызвала во мне отвращение. Волны вины и отчаяния захватывали мою душу, и я не сопротивлялся им. Когда я был ребенком, мать часто говорила мне: «Вина — это хорошо. Это способ, которым твое тело сообщает тебе, что ты ведешь себя как животное». И я верил ей. Открыть себя чувству вины, позволить ему уничтожить тебя, если это необходимо, — мой единственный способ доказать самому себе, что я не такой, как Люсио, что я — человек.

Я плыл темным туннелем, когда вдруг шлюз надо мной неожиданно раскрылся и вдоль лестницы ко мне поплыли сотни других призраков в белом — пациенты из криотанков направлялись к основанию корабля. Я отклонился в сторону, вплыл в боковой коридор и ухватился за лестницу. Я находился в темном коридоре, но из другого пробивался свет, и я был мягко освещен сзади. Несколько человек проплыли мимо, и я увидел глаза химеры с густыми волосами, как у Перфекто, с маленькими ровными зубами, оскаленными в улыбке, как у дельфина. Зрачки его расширились, челюсть отвисла. Он привязался ко мне.

Я вспомнил, что в обоих случаях, когда раньше ко мне привязывались химеры, я находился в одинаковом положении: стоял в темной комнате, освещенный сзади. Перфекто привязался ко мне на станции Сол, когда я ждал в затемненном коридоре, у компьютерного терминала; Мигель привязался ко мне, когда я из освещенного коридора вошел в темную комнату. В генетической памяти химер должно быть заложено: человек с определенной фигурой, в определенной позе, с седыми волосами, освещенными сзади так, что они будто светятся. Я чувствовал себя словно святой из папье-маше, каких носят по улицам в религиозные праздники. Если бы я хотел нарочно привязать к себе химеру, я не мог бы выбрать лучшего положения.

Через несколько минут мимо проплыл еще один химера, у него тоже отвисла челюсть; затем третий. И у меня появилось трое новых друзей на всю жизнь. Я поплыл вслед за ними, и мы проскользили до воздушного шлюза на восьмом уровне и там выстроились в линию. Когда семьдесят пять человек поместились в шлюз, он закрылся, и мы ждали, пока он откроется вновь; когда вошел последний из нас, дверь захлопнулась, и шлюз начал опускаться, как лифт. Мы оказались в доке челноков.

У входа в док стояли тридцать солдат в форме ОМП с парализующими ружьями. Три робота службы безопасности, класса «уничтожитель», размещались в стратегических точках, наверху их черных металлических корпусов виднелись стволы пушек. У входа в челнок были установлены сканер сетчатки и звуковое устройство обнаружение. Солдаты быстро проверяли каждого наемника, нет ли у него незаконных кибернетических имплантантов, потом пропускали в челнок. Рядом с капитаном ОМП стоял седоволосый генерал Гарсон. Он дружелюбно болтал по-испански с капитаном, низкорослым человеком явно арабского происхождения.

Я обнаружил, что обеспокоен, ладони у меня вспотели. Во рту пересохло. Вооруженная охрана, вся обстановка слишком напоминали мне неудачную попытку миновать таможню на станции Сол.

Химера, тот самый, что несколько минут назад привязался ко мне, нервный человек с широким ртом, крепкого телосложения, подошел ко мне ближе, когда мы начали продвигаться к сканеру сетчатки. Я видел его раньше в столовой и вспомнил, что его зовут Филадельфо.

— Ты к этому готов? — спросил он меня, словно разговаривал со старым другом, едва повернув ко мне голову и глядя на солдат, а не на меня.

Я не ответил.

— Нет, ты не готов, — продолжал Филадельфо. — И никто из нас не готов. Я слышал, там, внизу, нас уже ждет тюремный лагерь. Хотят всех возмутителей спокойствия держать в одном месте. — Он говорил, словно хвастался, будто только он один это знает. Когда Перфекто впервые встретился со мной, он говорил так же хвастливо, и я пожалел его и всех остальных химер, которые случайно привязываются ко мне, а потом стараются произвести на меня впечатление. — Мы объединяемся. Соединяем усилия. Мы не будем сражаться ради этих придурков. Многое изменилось со времени наших тренировок. Оружие, которым мы пользовались в симуляторах, устарело на сорок лет. Я разговаривал с человеком, которого уложили в криотанк всего несколько месяцев назад, и он сказал, что, когда нас заморозили через две недели полета, настоящие тренировки еще и не начинались. Самураи начинали осторожно, давали нам возможность приспособиться. А теперь нами неожиданно заинтересовалась ОМП. Ты только посмотри на этих слабаков. Зачем им столько солдат? Их втрое больше, чем нужно, чтобы справиться с нами на таком расстоянии.

Филадельфо прав. Слишком много солдат, и слишком они напряжены. К челноку уже пропустили тридцать человек, и я начал беспокоиться. Солдаты ОМП намного превосходят нас. Если будут неприятности, мы не сможем сопротивляться. И даже если мы решим сразиться с ними на борту корабля и победим, орбитальные нейтронные пушки уничтожат нас в несколько секунд. Здесь, в пространстве, ОМП всемогуща.

Когда пришел мой черед проходить таможню, я сильно вспотел. Заглянув в сканер сетчатки, солдат вслух произнес мое имя. Второй солдат провел по мне звукоискателем, и на экране компьютерного терминала загорелся список кибернетических усовершенствований — глаза-протезы, черепная розетка, комлинк, искусственные нервные волокна, химотоксинные фильтры.

Проверив меня, солдат сделал знак проходить. Я уже собирался двинуться к челноку, когда вперед выскочили четверо из ОМП и повалили меня на пол.

— Ты арестован! — крикнул один из них, прижимая к моим ноздрям ствол своего станнера. На таком расстоянии он просто сожжет мне мозг. Солдаты навели стволы на моих companeros.[32] Стало тихо.

Гарсон выступил вперед, подошел ко мне и дружелюбным тоном спросил у капитана ОМП:

— В чем его обвиняют?

Капитан ответил:

— В убийстве.

— Кого?

— Трех человек в городе Колон, Панама, Земля, а также в убийстве нескольких человек на станции Сол, Солнечная система.

— Вы ведь получили мое радиосообщение сегодня утром относительно этого несчастного случая на станции Сол?

Капитан мигнул.

— Да.

— Значит, у вас есть копия подписанного признания одного из тех, кто взорвал станцию, и вы знаете, что сеньор Осик в этом не виновен?

Капитан неохотно согласился:

— Да.

— А люди в Панаме подпадают под панамскую юрисдикцию, и вы не можете арестовать сеньора Осика, пока не получите разрешение на выдачу от совета директоров корпорации «Мотоки» на Пекаре. Вы знаете, что он получил гражданство на Пекаре. Вы запросили разрешение на выдачу?

Капитан стиснул зубы, его арабское лицо потемнело от гнева.

— Следовательно, вы знаете, что выдача не разрешена, — терпеливо продолжал Гарсон. — Осик — гражданин Пекаря, он находится в воздушном пространстве этой планеты, и у вас нет законного права арестовать его.

— Юристы сказали мне… — начал капитан… — он убил представителя военного персонала ОМП. В таком случае он подпадает под мою юрисдикцию.

Гарсон недобро улыбнулся.

— Вы признаете, что Эйриш Хустанифад — агент ОМП? Я уверен, на Земле это воспримут с большим интересом.

Капитан удивленно посмотрел на него. Хустанифад значился моей жертвой, но капитан действовал на основании приказа с Земли двадцатилетней давности. Он чувствовал, что здесь затронуты весьма важные вопросы, но насколько они важны, не имел понятия. Он вынужден был вторгнуться в чуждую ему область, и понимал это.

— Я говорил не о Хустанифаде. О Тамил Джафари, агенте разведки ОМП.

— Но она вовсе не мертва, — поправил генерал. — Она уже покинула корабль в теле Тамары Марии де ла Гарса. Мы сообщили вашему компьютеру данные о ее личности. Все данные есть в документах на корабле. Вообще, вы можете сами расспросить ее. Тамара, иди сюда, пожалуйста.

Взвыл электрический мотор. Из дверей челнока выкатилась инвалидная коляска; в ней сидела Тамара, обвиснув, как полупустой мешок с картофелем. Ее хрупкие конечности бессильно повисли, рот расслабленно приоткрылся. Глаза почти не двигались, однако я видел в ее взгляде ум и понимание.

Я узнал признаки паралича, который вызывается повреждением мозга. Тамара казалась больше мертвой, чем живой. Но ведь прошло более двух лет! Даже если у нее поврежден мозг, уже должны были вырасти новые клетки, необходимо было применить стимуляторы их роста. Конечно, она не должна была оставаться в таком положении!