В подполье можно встретить только крыс - Петр Григоренко

В Москве явился в Главное Управление Кадров и заявил, что обратно не поеду. Согласен на любое назначение, но обратно ни в коем случае". Его назначили преподавателем в академию им. Фрунзе.

Это тоже особенность того времени; тот, кто не как я, понимал обстановку и чувствуя приближение ареста, уезжал в другое место, избегал его, как правило. Когда найдешь этого, сбежавшего, да еще надо представлять доказательства его "преступной деятельности". А доказательств нет. Они могут появиться только после того, как он будет арестован. А "план" (по арестам) надо выполнять. Поэтому предпочитали брать сидящих на месте, а не гоняться за "бегунами". Все равно и тот, и эти ни в чем не виноваты, но "показания", если хорошо "поприжать", дадут.

Я всего этого тогда не понимал. Полагал, что "пятая колонна" в стране есть. Возможны, конечно, ошибки, но основная масса арестованных - "враги". Ведь вот уже у Кулакова переарестовали добрую половину офицеров полка, а у Куцнера только его самого. Я тогда еще не знал, что Куцнер не арестован и что он своим поступком нарушил намеченный "план". Кирилов и его подручные, зная, что Куцнер в Москве, и не зная, каковы его связи в "верхах", полагая, что у того есть там "сильная рука", боялись трогать 38-ой полк. Вероятнее всего именно это отодвинуло безудержный разгул арестов в Минском УР'е на конец 1937 и начало 1938 годов. Мне видеть этого не пришлось. И видимо поэтому я не дошел до мысли, что творится произвол. И все же тревога висела в воздухе. Впоследствии, когда я узнал о событиях 1936-1937 г. значительно больше, я часто вспоминал этот период и ставил перед собой вопрос: боялся ли я ареста? И твердо отвечал: нет! Хотя и понимаю теперь, что если бы меня не отозвали в Академию Генерального Штаба, то в УР'е я почти наверняка был бы арестован. Недаром же Кирилов был так внимателен ко мне и не даром он так и не сменил Черняева на посту оперуполномоченного Управления начальника инженеров УР'а. Но я никакой опасности для себя не видел и вел все дела с полной ответственностью и решительно, не оглядываясь ни на кого.

Строительство двух Плещеницких батрайонов было выполнено квалифицированно. Я хорошо помнил свой дипломный проект и решил смело внедрить его в практику на этих двух батрайонах. Я конечно не пошел на такой рискованный эксперимент как постройка батрайона за 14 суток. Не имея практического опыта и при отсутствии той технической обеспеченности, на которую я рассчитывал в дипломном проекте, пытаться строить батрайон за 14 суток было бы авантюрой, но за три месяца оба батрайона были закончены полностью, с полным боевым оборудованием дотов и проведением всех максировочных работ.

Если бы я боялся, то такую работу вообще невозможно было бы выполнить. Все время приходилось рисковать. С самого начала. С организации строительных участков. Шалаев предложил два участка: батрайон - участок, и настойчиво доказывал Вишнеревскому и писал начальнику инженеров округа, что один начальник участка не справится, и работа будет сорвана. Но я сказал твердо будет один участок и все материальные средства будут в одних руках или я снимаю с себя всякую ответственность за эти работы. Вторая стычка произошла с более опасным противником - Кириловым - по поводу кандидатуры начальника участка. Кирилов действовал, конечно, не прямо. Он сам "не вмешивается в дела командования". Он действовал через комиссара УР'а Телятникова, старого коммуниста - в партии с 1915 года - и политработника с первых дней создания Красной Армии. Он единственный в УР'е, кто сохранил при присвоении звания свои ромбы. У него их было по должности два. При присвоении званий ему дали звание "дивизионного комиссара", т. е. те же два ромба. Телятников пригласил меня и после небольшой словесной "разминочки" спросил: "Ты кого хочешь назначить начальником нового участка?"

- Костю Хорна.

- А может подумать над другой кандидатурой?

- Нет, я уже всех перебрал. Более подходящей кандидатуры нет.

- Ну, а Немировский? Военный инженер. Одну с тобой академию кончал. И к тому же член партии. А что Хорн? Гражданский техник, беспартийный.

- Немировский учился со мной не только в одной академии. На одном факультете. Мы знаем друг друга, как облупленные. Во время учебы дружили. И здесь дружим, хотя он выше меня по званию. Но Немировский не организатор, он человек безвольный - на каждый начальнический чих оглядывается. А Костя организатор. В трудный момент он не остановит работу, не станет искать начальника для получения дозволу. То, что он техник, не помешает ему вести дело. У него строительная практика вдвое больше, чем у Немировского.

- Но нельзя же недооценивать и инженерные и партийные данные.

- Нельзя. Но главное сейчас - организаторские качества. Вот Вы в этом укрепрайоне с первого дня. Сколько времени затрачивалось на создание батрайона, если считать от первого колышка, до полной боевой готовности?

- Много.

- Много? Не меньше трех лет. А было и пять. А мы должны сделать два батальона за три месяца. Мне нужен повседневный организатор. А на инженерные вопросы поставим инженера. Создадим на участке техотдел. Того же Немировского или самого Шалаева поставим во главе. А Хорн пусть организует дело, пусть будет моим подручным в этом деле. Я ведь с себя не снимаю ответственности.

- Но кандидатуру Хорна и Кирилов не одобряет.

- Что значит не одобряет? Если у него есть против него материалы, пусть действует официально, а если я начну считаться с его личными симпатиями и антипатиями, то работать будет некогда. В общем, я твердо настаиваю на Хорне и беру на себя ответственность за него. А нет - отстраните меня от этого дела и поручите Шалаеву. Он окончил ту же, что и я, академию еще раньше Немировского и получил звание военинженера 1-го ранга.

- Ну смотри. Тебе виднее. Мое дело предупредить.

Несколькими днями позже зашел Кирилов. Он проявлял ко мне особое расположение. Заходил довольно часто. На неделе 2-3 раза. Чем это вызывалось, я и до сих пор не могу сказать. Какой-либо особой направленности в разговорах не было. Разговор о том, о сем. Попыток завербовать меня в секретные сотрудники "Смерш'а" тоже не было. Так в чем же дело? Особая симпатия? Желание отвести душу в разговоре с интересным собеседником? Или просто из-за близости расположения наших кабинетов? Или, может, "поиграться" со мной: напоминать своей физией, что "смерть с косой" всегда рядом? Или же, возможно, мне готовилась особая роль, даже выходящая за рамки Минского УР'а: роль эксперта на каком-то готовившемся процессе по "вредительству" в системе УР'ов? Все могу думать, но твердо ничего не знаю кроме того, что относился он ко мне с показной симпатией и откровенностью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});