Заметки конструктора - Владимир Александрович Быков

к самоутверждению, но готовится, повторяем, прежде всего глупостью и недальновидностью власти, ее окружения и удовлетворенных ею отдельных групп людей. Именно они с их мышлением от живота, а не от головы, являются главными стимуляторами последующих событий. Выводят атмосферу возмущений на уровень, выше которого борьба естественная выливается в катастрофу – бунт или революцию. Именно они предоставляют в руки новых одержимых богатейший материал для критики, популистского воздействия на массы и обращения в свою веру обещаниями справедливости, быстрых перемен и светлого будущего.

Используя критику, веру и впечатлительность акта разрушения, готовят и проводят революцию. Идея ее начать не рождается на расчетах. Она появляется интуитивно. Доказательства и обоснования придуманного строятся после – они эфемерны. А потому закрепляют революцию и реализуют ее планы неизбежно с опорой на силу и страх. Но даже при всей правильности революционной идеи, из-за огромной инерционности социальной системы, она не может срочно сделаться действительно сознательным достоянием потенциально способного к созиданию общества, его подавляющего большинства. Устремления одиночек и в этом случае не могут не вылиться в элементарное насилие меньшинства над большинством. Кроме того, ошибки предшествующего правления настолько грубы и впечатлительны, что собирающиеся их капитально устранить теряют голову и за ними не видят уже ничего положительного. Формируют свою программу на одном отрицании существующего, а потому столь же успешно, как и их предшественники, начинают готовить базу для очередного возмущения, критики и бунта. Мир строится из редких талантливых крох. Революция же с ее разрушением и злом – порождение людей, гениальность которых – их маниакальность и нахальство. Весь смысл ее состоит, похоже, только в захвате власти и последующем перераспределении общественных благ, да разве еще в одном подтверждении повторяемости событий, связанных с деяниями человека.

Революция – трагедия для конкретного ее совершающего сообщества людей и может быть полезна для других лишь в плане уже чисто эгоистического ожидания отрицательных последствий ошибочного эксперимента, а потому «лучше» проведенного кем-то, а не нами. Вместе с тем она естестественна. Порожденная волей людей не очень далеких, но властных и бесстрашных, она вызывает затем вполне объективную критику состоявшегося и оставляет после себя только то, что может остаться в пределах, определенных законом эволюции. В этом движение – и больше ничего. Старое должно умереть и уступить место новому тихо, или в агонии борьбы. Для того чтобы это происходило по первому сценарию, нужно подняться массе по сознательности и культуре до уровня полного игнорирования и неприятия пошлой болтовни, какими бы красивыми лозунгами, обещаниями и предсказаниями она не сопровождалась. Масштаб революции есть функция увлекаемости массы сей болтовней в силу ее глупости и способности верить. Вот, пожалуй, и все, что нужно знать о революции и ее бессмысленности, в том числе о революции 1917 года, об организованной затем нашей революционной перестройке, а теперь еще и о состоявшемся фактически контрреволюционном перевороте с возвратом к капитализму.

Хотя с другой стороны известно, что возможности человека уже давно и видимо опережают необходимый для него уровень оптимальных потребностей. Общество все больше и больше позволяет себе тратить энергию на противостояние одного другому и всех вместе природе в целом. Жизнь явно приобретает кажущуюся искусственность. Но почему? Так надо. И в этом великая двойственность мира. Воспринимаемая нашим разумом искусственность есть настоящая естественность, также и в части революционных потрясений. И тогда, перевод их в более приятную для нас форму развития может быть опять следствием, кажется, только повышения общей культуры общества.

Почему из истории не извлекают никаких уроков? Когда начинают историю «делать» ее не знают и не хотят знать, а не хотят потому, что страсть сделать превалирует у одержимого над всем остальным. Когда же срабатывает «ирония истории» оказывается уже нет сил для того, чтобы из имеющегося знания извлечь уроки. Человек начинает думать больше всего о собственной смерти.

Человеческие страсти пока настолько сильны, что всё остальное в сравнении с ними ноль. Из-за элементарного завода, обиды, оскорбления человек становится невосприимчив к любым самым сильным аргументам. Здравый смысл отступает перед ничтожным упрямством. Компромисс, достигаемый в великих делах, становится не возможным в мелочах, как только в спор включается природная страсть и человек начинает проявлять свое Я. Позиция вполне лояльного арбитра по отношению к двум дерущимся моментально меняется, как только арбитр становится активным сторонником одного, а еще больше, если вдруг проникается своей собственной позицией.

Часто говорят о естественности поведения всего живого в «дикой» природе и полностью ему противоположном якобы сознательном поведении людей. Глубокое, на мой взгляд, заблуждение. Первопричины поступков и тех и других одни и те же. То законы природы, законы борьбы. От того, что человек разумен ничего не меняется. Разум лишь усложняет форму процесса. Такая же в основе естественность как бы прикрывается словесными объяснениями.

Бесконечное множество рассуждений о будущем, различных прогнозов о нем опрокидывались действительностью и превращались в пустышку, хотя исходили они от выдающихся умов. История жизни – это наложенные друг на друга круги. Круг первый – планета Земля. По окружности его среди других круги живой жизни, а на последних круги жизни конкретного человека, и каждый из них – почти полное повторение себе подобного видоизмененного лишь в том, что связано с его местом на круге предшествующем. В остальном жизнь и деяния человека, их начало и конец проистекают по неизменным законам бытия. Нет ничего нового, всё повторяется из поколения в поколение, меняется фон. Круг человеческой сущности остается в основе постоянным. Он продиктован краткостью жизни живого.

Мы говорим о гениальности отдельных людей. Цитируем их, а фактически при этом берем на вооружение то, что согласуется с нашими взглядами, то, к чему пришли самостоятельно, и подкрепляем его упомянутым лишь для солидности, для пущей убедительности. Мир здравых идей ограничен простотой законов жизни. Они, идеи, находятся в постоянном повторении с некоей незначительной добавкой, обусловленной изменениями в мире материальных вещей, и новыми познаниями в деталях физических закономерностей, где новое есть действительно новое, а ценность его бесспорно доказана и подтверждена прямым опытом. Только занятия по настоящему научные дают нам новые знания, обеспечивают эволюционный процесс движения и расширяют наш кругозор ( хотя и не дают ответа на главный вопрос – Почему?). Занятиями философией, литературой, искусством мы подтверждаем имеющиеся знания и испытываем тем большее удовольствие, чем в большей степени почерпнутое в них отражает наше понимание или соответствует им. Если же нет собственных знаний, то они заменяются верой, а на ней главным образом и замешано зло. Вера и только она позволяет спекулировать злу, даже когда оно бывает непреднамеренным. Есть