Апостат (СИ) - Злобин Михаил

– Самаэль – это… твой супруг?

От осознания того, что я узнал имя Дьявола стало как-то неуютно. Хотя само по себе это не давало мне никаких преимуществ перед Князем Боли.

– Да, – согласно прикрыла веки Самайна. – Мой муж и мой главный враг.

– Почему же тогда ты не попытаешься помешать ему? – задал я новой вопрос. – Почему не освободишь те несчетные мириады душ, что пленил Мессер?

– Потому что я мертва, дитя, – в очередной раз выбило у меня высшее создание почву из-под ног.

Наш разговор с матерью человечества был, пожалуй, самым необычным в моей жизни. Даже беседа с Сатаной, а позже и его мятежным приспешником Ворганом не оставили на мне такого неизгладимого впечатления. Но все равно удивление лишь вяло колыхалось в моем сознании полупрозрачной вуалью, колышимую сквозняком окружающей меня реальности.

– Я не совсем понимаю тебя, – с оттенком легкого смущения за свою недогадливость признался я.

– Это немудрено, мой милый. Но ты уверен, что хочешь слушать мою историю? Я боюсь, что времени у нас совсем немного, ведь Самаэль может забрать тебя в любой момент. Как и остальных моих детей этого мира…

– В таком случае, лучше поторопиться, – я попытался приподняться на локтях, но Самайна крепко прижала меня к себе, не давая встать.

– Я все тебе расскажу, мое дитя, только молю, останься.

И я не смог воспротивиться этой просьбе. Я расслабился, стараясь не поранить острыми рогами ту, которая дала жизнь всему человечеству, и даже попытался улыбнуться. Мне вдруг подумалось, какую живописную картину мы с ней являли со стороны. Хрупкая прекрасная дева с белоснежными крыльями, оплакивающая искалеченное тело могучего черного демона. Символизм, сокрытый в этой сцене, казался мне настолько великим и глубоким, что художники миллиона миров отдали б сразу оба своих глаза за возможность лицезреть нас хотя бы секунду. Чтобы потом пытаться вслепую по памяти перенести изображение на холст и никогда не узнать результата…

– Хорошо, я готов слушать, – сказал я, ощущая, как от каждого нового прикосновения ангела душа и разум погружаются в состояние покоя и умиротворения.

И Самайна заговорила о тех временах, когда еще даже не родились звезды на небосклоне.

– Мой народ пришел на просторы вселенной настолько давно, что наше рождение принято считать началом времен, – шептала она. – Однако единственное доступное нам знанием о своем создателе – великом демиурге, так это то, что он умер еще до того, как в первом его ребенке зародилось сознание. Некоторые даже считали, что мы есть овеществленные мысли бога, которые обрели собственную жизнь в момент его гибели, но истина оказалась сокрыта от нас навсегда. Так мы начали познавать мир – холодный, темный и девственно пустой, а вскоре заметили, что крохотная частица творца живет в каждом из нас. И мы принялись изменять мертвый космос, пытаясь определить границы своих возможностей. Одни зажигали звезды, другие уничтожали их, превращая в черные дыры. Одни создавали моря, океаны, дивные сады, леса и целые планеты, а другие с упоением это крушили, оставляя за собой пустыни и не желая идти по пути созидания.

От масштабов разворачивающихся перед моим внутренним взором событий захватывало дух. Я пытался представить народ творцов, способных своей волей порождать целые звездные системы, заселять их или разрушать. В памяти тут же непрошено воскресали пейзажи Преисподней, выцарапанные когтями демонов в моем разуме. Ведь Дьявол мог создать какой угодно мир, но сотворил это ублюдочное уродство, которое я привык именовать Адом…

– Так мы впервые ощутили, что такое ненависть по отношению к ближнему, – голос Самайны лился, словно воды горного ручейка, и я целиком погрузился в перипетии истории ангельского народа. – Созидателей, вкладывающих кроху себя в каждое свое творение, ослепила злоба на бездарных Разрушителей. Мы стали живым воплощением противостояния Хаоса и Порядка, и война показалась единственным достойным выходом. Наше молодое племя еще не знало таких понятий как смерть, боль или горечь потери, а потому самозабвенно окунулось в безумство жестокой борьбы друг с другом… Именно тогда меня посетила мысль создать людей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ангел ненадолго замолчала, и я приоткрыл единственное уцелевшее веко, чтобы взглянуть на нее. Лицо высшего существа показалось мне окаменевшим, словно вырезанная из куска белого мрамора маска. Оставалось только гадать, насколько непримиримым и беспощадным оказался тот давний конфликт, если призраки прошлого до сих пор не желают отпускать ее.

– Получается, мы… – я не успел договорить, потому что Самайна мягко, но настойчиво наложила на мои растрескавшиеся губы ладонь, призывая помолчать.

– Вы – оружие, – односложно сообщила собеседница. – Я создавала вас, чтобы уничтожать свой народ, чтобы предать забвению каждого Разрушителя во вселенной.

– Но… как? – только и сумел выдохнуть я сквозь чужие пальцы.

Я, конечно, помнил рассказ Воргана о том необычном мире, где люди чистотой своих душ подобны богам. Но почему-то в голове все равно не укладывалось, что мы, считающие самих себя слабыми смертными, были созданы убивать ангелов…

– Все дело в вашей душе, дитя, – не стала избегать прямого ответа Самайна. – Первых людей я сотворила, опираясь на образ и подобие моего племени. И чтобы это сходство стало наиболее полным, я наделила каждое свое создание бессмертным духом. Это должно было заменить вам частицу творца, которая жила и во мне, и стать вашим стержнем. Тогда я еще не понимала, что именно у меня получилось, а потому принялась с интересом наблюдать за столь необычными существами. Оказалось, что ваши оболочки жили мало, но зато ярко и неукротимо. Вы появлялись и уходили. Любили и ненавидели. Плакали и смеялись. Грустили и радовались. И я не заметила, как начала учиться у вас, следить и подражать. Но самым необычным, что по-настоящему поразило меня, оказалась способность людей созидать новые души. Представляешь, мое дитя? Союз одного человека с другим, порождал совершенно иную частицу творца, а это значило, что я, как Созидатель, могла больше не распылять свой дар, доставшийся от великого демиурга. За меня теперь творили люди, пусть и не с таким размахом.

– А разве у ангелов иначе? – не смог сдержать я своего любопытства. – Или вы не способны на деторождение?

– Как знать… – качнула каскадом светлых волос Самайна. – Нас некому было обучать любви, зато войне мы отдавались самозабвенно. Хотя я не стану таить, некоторые ангелы неосознанно пытались походить на вас. Правда, ни один союз нашего народа так и не принес потомства.

– И твоя связь с Дьяво… кхм… с Самаэлем тоже?

– Да, и она тоже.

– И что произошло дальше? – поинтересовался я, видя, что белокрылая дева снова погрузилась в воспоминания.

– А дальше я влюбилась в людей. Я поняла, что вы и есть мои дети, а потому восторгалась и принимала вас такими, какими вы были. Глупые и умные, красивые и уродливые, слабые и сильные, добрые и злые. Я обожала и восхищалась каждым. Вы стали центром моего мира, и даже война с Разрушителями отступила для меня на второй план. Но однажды я привела и своего избранника Самаэля, чтобы он тоже мог разделить со мной удовольствие от созерцания новых жителей вселенной. Наверное, это и стало моей главной ошибкой…

– Полагаю, он не был в большом восторге? – вставил я ироничную и несколько резковатую реплику.

– Да, – согласно прикрыла глаза Самайна. – Ты прав, дитя мое. По началу он не сумел рассмотреть за слабостью ваших телесных оболочек ослепительного сияния бессмертного духа, а потому поднял меня на смех. Бескрылые, нелепые, подвластные старению, зависимые от собственных страстей – вот что он увидел в моих детях. Меня задело его пренебрежение, и тогда я вознамерилась во что бы то ни стало показать ему, чего люди стоят на самом деле.

– И что потом? Я не заметил, чтобы Самаэль сильно поменял свое мнение.

– Ты снова прав, – скорбно подтвердила мать человечества. – Когда в один из моих миров вторгся Разрушитель, то жители просто уничтожили его, испепелив жаром своих душ. И Самаэль, узнав об этом, попытался убедить меня истребить всех моих детей, потому что они опасны.