Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему же вы не рассеяли этого заблуждения? Почему не сказали всем того, в чем признались сейчас мне?
На его лице выразилось презрение.
— Потому что никто бы мне не поверил! Никто, даже отец! Да он, впрочем, прав: я всегда был чересчур необуздан и дик, отбрасывал в сторону все, что лежало у меня поперек дороги, и не заботился о том, что говорят обо мне другие, теперь я должен искупить это. Все знали, что я ненавидел покойного Беркова, а так как несчастье случилось в тот момент, когда я был рядом, — значит, я и стал причиной его. Тут не могло быть никакого сомнения. Родной отец высказал мне это прямо в глаза и не хотел ничего больше слушать, когда я не мог сказать, как он этого требовал, что я совсем не виновен в смерти Беркова, а не мог я этого сказать потому, что мне стоило только протянуть руку, чтобы спасти его, чего я не сделал. Он все равно не поверил бы мне, если бы я даже поклялся ему в этом. Тогда я попробовал сказать это кое-кому из товарищей, и, хотя они не возражали, я читал по их лицам, что они, кроме того, считают меня еще лгуном. Я не мог просить, чтобы мне поверили, и потому махнул рукой на это дело. Если бы меня привлекли к судебной ответственности, тогда бы я все сказал, и то еще вопрос, поверил ли бы мне кто-нибудь.
Евгения медленно покачала головой.
— Вы должны были заставить верить вам, Гартман, и вы могли бы это сделать, если бы всерьез захотели; но вам помешали гордость и упрямство. Вы отвечали презрением на подозрение и этим только усиливали его. Теперь вас подозревают все товарищи, все служащие, мой муж…
— Какое мне дело до вашего мужа, — грубо перебил он ее, — как и до всех остальных! Мне решительно все равно, подозревают они меня или нет. Я бы не перенес только вашего презрения, госпожа, а вы верите мне, я вижу это по вашим словам… а до остальных мне дела нет.
— Я верю вам! — серьезно сказала Евгения. — Я уверю в этом и моего мужа и сниму с вас, по крайней мере, это ужасное подозрение. За то, что вы не спасли его, когда могли и должны были это сделать, мы не вправе судить вас, — это дело вашей совести. Но Артур не должен больше думать, что ему приходится бороться с убийцей своего отца. Примирение, разумеется, уже невозможно — вы зашли слишком далеко. Я только несколько часов тому назад узнала обо всем, что здесь произошло и еще может произойти, если завтра возобновится нападение на шахту. Гартман! — Евгения имела неосторожность совсем близко подойти к нему и с мольбой дотронуться до его руки. — Гартман, мы накануне страшной катастрофы. Вы заставляете моего мужа прибегнуть к помощи солдат, чтобы защитить себя и служащих, и он решился на это. Если завтра прольется кровь, подумайте, на кого она падет.
Ее близость и ее рука, лежащая на его руке, не преминули оказать свое действие на Ульриха, но на этот раз оно не было благотворно. Голос его все больше и больше терял спокойствие.
— Вы думаете, на меня? — возразил он. — Берегитесь, сударыня! Она может пасть и на вас, если, например, коснется того, кого вы любите. Господин Берков наверно не будет сидеть дома, когда начнут драться; я это знаю, а также знаю и то, кого при этом буду искать прежде всего.
Евгения уже давно с содроганием отняла свою руку и отступила от него. Его тон и взгляд настораживали: все же это был лишь укрощенный тигр, который сейчас еще слушается ее голоса, а в следующую минуту может яростно броситься на нее, и эта минута, кажется, настала; взгляд стал угрожающим.
— Гартман, вы говорите с женой вашего хозяина! — вскричала она, тщетно стараясь заставить его опомниться. — Если вы ненавидите его…
— Хозяина? — перебил он ее с злобной иронией. — О нем не может быть и речи, — с ним я имею дело, когда нахожусь во главе своих товарищей. Я ненавижу Артура Беркова, потому что вы его жена, потому что вы любите его, а я… я люблю вас, Евгения, больше всего на свете! Не приходите в такой ужас от этого! Вы ведь давно знаете это, — разве я мог владеть собой, когда вы были рядом со мной? Я всеми силами старался подавить, заглушить это чувство и… не мог; не могу и сегодня, хотя сегодняшний горький опыт убедил меня в том, что только равные могут принадлежать друг другу, и на нашу долю остается лишь наблюдение со стороны, не смотря на то, что пришлось даже рисковать жизнью. Если бы это понадобилось снова, я никогда больше не поступил бы, как тогда, когда бросился под копыта ваших лошадей; пусть жертвует собой кто хочет, но не я. Я смертельно ненавидел старика Беркова и считал, что нет на земле человека, которого я мог бы ненавидеть так же сильно. Теперь-то я думаю иначе. И все-таки я не стал его убийцей; но есть человек, которого я убью не задумываясь. Отца я не убивал, но если придется столкнуться с сыном, то… или он, или я!
Это была страшная минута: дошедшая почти до безумия страсть этого человека перешла границы, как прорвавший плотину опустошительный поток, который уже не в силах удержать никакая преграда. Евгения видела, что каждое слово, любое убеждение бессильно и что власть ее кончилась. Бежать она не могла — он преградил ей дорогу к двери. Она бросилась к звонку и рванула его изо всей силы. Хотя слуги были в другом конце дома, звонок могли услышать и там.
Гартман рванулся к ней. Он хотел отнять ее руку от звонка, но в тот же миг был схвачен чьей-то рукой, которая из-за ярости оказалась настолько сильной, что отбросила в сторону исполинскую фигуру Гартмана, как ребенка. Между ними стоял Артур; с криком радости и одновременно в смертельном страхе бросилась Евгения к мужу, — она знала, чего следовало теперь ожидать.
Ульрих с искаженным злобой лицом молча вскочил на ноги. По его загоревшимся глазам, увидевшим и узнавшим противника, было понятно, что катастрофа неизбежна, но Артур с удивительной выдержкой быстро схватил один из висевших над письменным столом пистолетов и, обняв левой рукой жену, правой навел смертоносное дуло на бунтаря.
— Отойдите, Гартман! Не смейте приближаться! Сделайте только шаг к моей жене, только один шаг, и вам конец!
Угроза остановила Ульриха. В ярости он было рванулся вперед, но увидел, что оружие твердо и верно направлено на него, и рука, державшая его, не дрожала; еще шаг — и пуля поразит его, а победа останется за противником. Он сжал кулак, которому недоставало такого же оружия.
— У меня нет пистолета! — проскрежетал он. — Будь он у меня, мы бы стояли как равный с равным, господин Берков. Вы запаслись лучше меня; против ваших пуль я могу выставить только свои кулаки, и нет никакого сомнения, на чьей стороне будет перевес.
Артур не сводил с него глаз.
— Вы, Гартман, позаботились о том, чтобы у каждого под рукой был заряженный пистолет. По крайней мере, свою жену и дом я готов защищать от вас даже ценой жизни. Уйдите, еще раз говорю вам!
- Эгоист - Эльза Вернер - Исторические любовные романы
- Венчание с бесприданницей - Анастасия Туманова - Исторические любовные романы
- Год длиною в жизнь - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Сбежавший жених - Элизабет Вернер - Исторические любовные романы
- Роковые огни - Элиза Вернер - Исторические любовные романы
- Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея - Александр Вельтман - Исторические любовные романы
- Грешники и святые - Эмилия Остен - Исторические любовные романы
- от любви до ненависти... - Людмила Сурская - Исторические любовные романы
- Ни за что и никогда (Моисей Угрин, Россия) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Тайный шепот - Саманта Гарвер - Исторические любовные романы