Рижский редут - Далия Трускиновская

Идея, видимо, пришла в голову Сурку, еще когда мы ходили на двух йолах вверх по течению Двины исследовать острова и протоки применительно к особенностям канонерских лодок.

Остров Даленхольм был самым большим из двинских островов и последним из них, далее выше по течению какие-то островки располагались, кажется, только возле Икскюля. Там спокон веку селились не только рыбаки, но и землепашцы. Насколько я знаю, едва ль не весь остров – родовое владение Левиз-оф-Менаров, а хозяином расположенной на нем усадьбы являлся брат нашего Федора Федоровича, запамятовал, как его звали. Сейчас по случаю войны часть построек разобрали и возвели укрепления на том берегу Даленхольма, что глядел на Курляндию.

И вот «диспозиция» предлагала перегнать туда часть канонерских лодок, устроив там базу, чтобы именно оттуда совершать рейды к Икскюлю, где условия для переправы противника казались вполне подходящими. Это давало большую экономию времени – не нужно тащиться на веслах против течения примерно пять миль. Для стоянки лодок мои родственники наметили два места. Основная стоянка могла быть возле самой усадьбы Левиз-оф-Менаров, а наблюдательные посты – на северной и южной оконечностях Даленхольма. Место возле усадьбы, в протоке между островом и курляндским берегом, было удобно во многих отношениях: закрыто почти от всех ветров, и течение в протоке тоже слабое. Опять же, в усадьбе можно устроить все необходимые канонерским лодкам службы. Единственное, в случае тревоги двигаться от этой стоянки на юг было затруднительно, слишком много пришлось бы маневрировать. Все это Сурок и Артамон сочинили и записали весьма убедительно.

Мои родственники вызвались добровольно переселиться на Даленхольм и нести там службу, сообщаясь с портом и контр-адмиралом посредством гонцов, а гонцами будут те самые лифляндские казаки, которые патрулируют правый берег. Также, обороняя Даленхольм, они могли при нужде оказать содействие поручику Шмидту и его людям.

По казачьей части у нас вообще было тогда большое разнообразие. Во-первых, егеря поручика Шмидта (отнюдь не родственника моего квартирного хозяина!), которые были пожалованы в казаки фон Эссеном. Поручик, вернувшись в строй, как многие отставные офицеры, совершеннейшим волонтером, решил набрать корпус добровольцев на свои средства и пожертвования от частных лиц, но додумался просить у фон Эссена не только оружия, но и фуража, как положено казачьему войску. Он, желая действовать со всей возможной скоростью, посадил своих добровольцев на коней и показал их фон Эссену. «Так это ж не егеря, а казаки!» – вспомнив прошение о фураже, воскликнул наш поджигатель. Таким образом отряд получил название Курляндского вольного казачьего корпуса, а также пики из рижского арсенала и пять тысяч рублей ассигнациями. Этот корпус неплохо действовал в Курляндии, но в нем было всего две сотни бойцов, впрочем, люди молодые, здоровые и деятельные – большинство составляли рижские приказчики и извозчики, привычные управляться с лошадьми.

Во-вторых, имелись лифляндские казаки. Этими казаками Рига была обязана курляндскому гражданскому губернатору Фридриху фон Сиверсу, успевшему убежать из Митавы в Ригу.

Он кинул клич и призвал лифляндских помещиков отправить на войну каждого двадцать пятого человека. Он даже заранее назал этих людей лифляндскими казаками. И что же из этого могло произойти? Вообразите себе лето, исход июля, сельскую страду в поместьях, до которых война, скорее всего, не докатится никогда. Кто ж добровольно отдаст государству молодых здоровых парней? С большим трудом собрали первую сотню. Когда Сивере приехал за ней в Вольмар, то ахнул – ему от всей щедрости лифляндской прислали мужчин, младшему из коих едва ли не пятьдесят лет, слабых и малорослых, также не было ни одной лошади моложе пятнадцати лет. И это войско он, сидя в Риге, собирался наскоро обучить верховой езде, владению пикой и атаке лавой! Добровольцы Шмидта хотя бы были неплохими наездниками и умели пользоваться оружием.

Ясно было, что совершать рейды в тыл врага лифляндское казачество не может. Его в конце концов частью направили чинить рижские укрепления (и с этой повинности оно понемногу разбегалось), частью – патрулировать вдоль Двины, чтобы при опасности неприятельской переправы поднять тревогу.

Было, разумеется, и некоторое количество настоящих казаков в отряде общего любимца Левиз-оф-Менара – тех, кто составляли славу казачьих полков, прекрасных наездников, которые на низкорослых и быстрых своих лошадках показывали чудеса ловкости в кавалерийской атаке и считались также мастерами рукопашного боя. Их-то как раз посылали в дозор, но если в регулярной армии дозорные составляли ведеты, растянувшись цепью, или выезжали небольшими пикетами, иногда даже попарно, то у казаков был в ходу более надежный способ – бекеты. Они отправлялись отрядами по шесть человек и при необходимости могли принять бой. Разумеется, казаки находились в отряде Левиз-оф-Менара, а также то присоединялись к отряду Шмидта, то по мере необходимости с ним разъединялись. Немало покатались их прекрасно обученные кони на наших канонерских лодках и транспортах через Двину!

Моллер изучил «диспозицию» и спросил моих родственников, сами ли они до этого додумались. Родственники побожились, что сами, умолчав о причине своей стратегической гениальности. Роль сержанта Бессмертного они также утаили, хотя он сделал немного – всего лишь присоветовал им придумать для себя такое занятие, чтобы исчезнуть из Риги.

Далее родственники кричали и шумели, требуя не скучных вахт на фарватере напротив Рижской крепости, с разглядыванием в подзорную трубу унылого и плоского, как тарелка, выгоревшего курляндского берега Двины, а живого и горячего дела. Они восклицали: «Отечество в опасности!» Они рвались в бой, они требовали достойного применения своей отваге и талантам, и коли они, поучая Моллера, как ему командовать флотилией, действительно устроили на флагманском корабле такой галдеж, то диво, что контр-адмирал не приказал скинуть их с палубы в воду, дабы остудить безумный пыл. Впрочем, я сам там не был и правды не знаю.

Каким образом они сманили Моллера на сушу и доставили во владения Шешукова, история также умалчивает. Сейчас, по прошествии времени, я уже не помню, когда именно большую часть канонерских лодок передали под руку Шешукова, сразу ли после прихода флотилии или немного погодя. Поэтому дальнейшие маневры Артамона и Сурка, имевшие для меня смысл во время их рассказа, теперь уже малопонятны, да и вспоминаются с трудом.

Помню, что у Шешукова в том момент находился визитер – Иван Иванович Бриземан, комендант Дюнамюндской крепости в устье Двины. Он также был славным боевым офицером и хорошо знал, что такое осада – во время кампании тысяча восемьсот седьмого года командовал сводным русско-прусским отрядом, оборонявшим Данциг. Он оказался в порту, чтобы уговориться о совместных действиях моряков и своего отряда, составленного из небольшого гарнизона Дюна-мюнде и охочих людей из рижской молодежи, которой тоже хотелось себя показать.