Детонация - Василиса Раса

Думай, Каррия, думай…

Штаб на территории какого-то завода. Оцепление — в другом конце города. Что там может быть? Здесь четыре военных предприятия. И это точно не на одном из них.

Что же ты здесь делаешь, Грэм? Почему так стремишься меня отсюда отправить? Нарочито грубо, чтобы и мыслей задержаться не осталось.

И почему так ультимативно выставляешь меня? На две недели под бок к Борагу в офис — это жестоко. Что может произойти такого, что я не должна выезжать в командировки аж целых две недели? И что будет именно здесь? Тот штабик, что я подсмотрела, не выглядел временным. А судя по количеству парней в форме, что ненавязчиво встречались мне практически всюду, личного состава тут не меньше маленького батальона. Дрэк. Во что я опять ввязалась?

Если бы умела эффективно пользоваться мозгом, летела бы уже домой по выделенной спецполосе и честно две недели никуда не совалась.

Но я-то блондинка. И в этой полезной функции мне отказано априори. И то, что здесь происходит… Не моего истеричного ума это дело, то, что здесь происходит. Нельзя мешать большим парням решать их огромные проблемы. Да, именно это и вопил мой внезапно включившийся разум.

И БэБосс мне однозначно дал понять, что за самодеятельность по голове не погладит. Мало того, она может привести к катастрофическим последствиям, эта моя самодеятельность. Ладно. Решено. Завтра точно домой. Даже если доделать работу не успеем. Добьём статичной картинкой и повторами, спишемся с интервьюерами почтой.

А я ведь тебе опять почти поверила. Или в этот раз и врать не пришлось?

Обижен. Ты, кажется, и вправду обижен, видимо, уязвлён. Но почему? Весь этот немыслимый фарс перед Рэманом был очевиден нам всем. За столь короткий срок не возникнуть чувствам.

Хмыкнула сама себе шёпотом — неужели?

Хотел тогда защитить как милую зверушку, как питомца? Попытка благородная и тем самым ещё более унизительная и болезненная. Мало что может быть горше вынужденной опеки. Я этого не желаю.

И сама. Стоило услышать голос, простила всё. И еще сто раз всё — авансом. Но ты этого никогда не узнаешь. Что ты сделал со мной, Грэм Лэррингтон? Моё персональное чудовище, изодравшее меня внутри в клочья, нежно и бережно хранимое там, где никто о тебе не узнает. От самой себя прячу, чтобы не поддаться, не вырвать прочь. Зачем оставляю своему шёпоту и мыслям твоё имя? Глупо.

И чего ты хотел сегодня? Опять сделать больно, поквитаться, действительно выгнать или, опять по-твоему, категорично защитить?

Быть может.

Только вряд ли… Вряд ли он когда-нибудь простит унижение. Не тот мужчина. И я — не та, не для него женщина.

И что могу теперь сделать я? Отмеченная и запечатанная тобою, кажется, навечно. Как от этого освободиться? Как узнать? Что заставляет нас стремиться к единственному мужчине на свете? Единственному недостижимому? Генетика? Инстинкты, химия, рефлексы? Кем выписан и скроен непостижимый механизм, разрушающий разум? Механизм, который уничтожает, рвёт привычные опоры, лишает воздуха, воли и сил, застилает глаза и делает слух настроенным на единственные приемлемые звуки — его шаги, звонки, голос? Мучительно забывая себя и оттого болезненно разрываясь? Измерять судьбу категоричным «до» и «после»?

Моя жизнь «до» — она, конечно, была. То, что стало сейчас, нет, нельзя было сказать, что она перестала быть жизнью. Я по-прежнему оставалась жива. К сожалению. Но вкуса давно не ощущала. Прошло месяца четыре с тех пор как. И мне не было жаль. Ничего не было жаль.

Ночь пришла тайком, незаметно, пока я старалась не чувствовать и не думать. Она бросила небу блёклых осколков, затянула отдушину чернотой.

Нечего ждать. И хватит томиться. Ничего больше нет и не будет. Бери жизнь в свои руки и дуй дальше. Просто действуй ради самого действия — это бессмысленно, зато эффективно.

Обедать. Или ужинать. Сейчас это неважно. Просто надо поесть.

Вздохнула размеренно дважды, шагнула решительно и привычно от своей слабости к вынужденной силе.

Ресторан был на крыше гостиницы. Не очень высоко. Десятый этаж — в маленьком городе совсем не было высоток. Но, конечно, красиво. В зале мне показалось душно, и я вышла на открытую террасу. Слабая уличная засветка дружелюбно пустила сюда короткую июньскую ночь.

Тёплый ветер и цветные витражные фонарики со свечами на столиках под квадратными тентами из светлой парусины. Разноцветными всполохами по плотной ткани мерцали подвижные блики. Уютный покой.

Здесь было бы хорошо…

Пустое.

Пара через столик и небольшая компания в углу. Странно. Взглянула на часы — почти полночь. Ну да, поздновато для ужинов и кофе.

Торопливый официант молча подал меню и убежал в зал. Засобиралась, редко перешёптываясь, немолодая пара. Компания в углу засмеялась смелее.

Я сделала заказ и подошла к стеклянному ограждению — развлечься упорядоченным видом ровных улиц: пухлая зелень деревьев старательно крала свет фонарей, даря мне открытое небо. Поймала бесцеремонный ветер лицом. Тот скользнул вокруг, уверенно проник под тонкое платье, окутал лодыжки. Свежо и спокойно.

Да. Именно так. Свободно, легко, равнодушно. И завтра домой.

Ветер рванул вдруг заметно сильнее. Захлопали, вздрогнув, полотняные навесы, и огонь в цветных банках ненадолго притих.

Я скорее почувствовала, чем услышала сдержанную суету за спиной, посмотрела искоса на источник — ребята из угла спешно покидали симпатичную площадку. Прозрачные двери в зал ярко светились, мелькая охраной.

Вот он — секрет. Выбрось из головы, забудь — и тут же получишь. Холод потёк от горла к солнечному сплетению.

И можешь не притворяться. На любую твою игру ему плевать. Он видит тебя насквозь. Без сомнений.

Под рукой удачно оказалась спинка дивана.

Грэм подхватил рукой огонёк, переставил почти со мной рядом. Звонко швырнул что-то на стол. Глаза пристальны, почти грубы, зубы плотно сжаты.

Зачем пришёл? Чтобы добить? Будто до этого было мало… Опустила взгляд — бледным, тусклым пятном на столе светились наручники. Наверное, те самые, что снял с меня утром.

Значит, или уезжаю, или в карцер?

Не веря, подняла глаза на сурового мужчину — Грэм развалился в кресле напротив без церемоний. Смотрел поверх моей головы, сощурив темнющие свои глаза. Совершенно непристойно небрит. И устал, пожалуй. Недоволен ужасно. И просто нечеловечески, невероятно, одуряюще хорош.

Чего ждёт от меня? Что сейчас же брошусь в ужасе прочь? Обижусь? Напугаюсь? Да ладно, быть такого не может. Поза моего генерала отношения к устрашению точно никакого не имела. Скорее… Скользнула глазами по широко и уверенно расставленным ногам. Грэм снизошёл до взгляда в глаза, сообщая: всё именно так. Тряхнуло догадкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});