Междуглушь - Нил Шустерман

— Сюда, сюда, выходите! Никакой паники, всё будет хорошо. Никто не ранен? — приговаривал официант.

Милос прошёл мимо. Алли улучила момент, когда хищные глаза его тушки смотрели в другую сторону, и, вылетев из официанта, вскочила в одного из возбуждённых посетителей, который и вынес её в проулок. Оказавшись на другой улице, она перепрыгнула в несущийся по дороге «мустанг» — водитель возился с автомобильным стерео…

— терпеть не могу эту песню — а эту ещё больше — вечно нормальной станции не поймаешь — а эта гадостьь ещё хуже —

Она захватила над ним контроль, вдавила педаль газа в пол и понеслась по направлению к скоростному шоссе. Как только Алли уверилась, что оторвалась от Милоса, девушка начала обдумывать свой следующий ход. Собственно, выбор был невелик — она могла ехать только в одно место. Ник в Мемфисе, и ему грозит опасность! Она должна ему помочь. Алли чуть ослабила контроль — так, чтобы можно было прочитать в мозгу водителя, как проехать в Грейсленд.

— что что такое — что происходит — кто — кто ты —

«Да заткнись!»

Алли нашла всё, что ей было нужно и послала водителя обратно в страну снов.

Оказывается, она ехала как раз туда, куда надо. Поток машин шёл довольно живо, и съезд на Грейсленд показался уже через несколько минут. На бульваре Элвиса Пресли движение застопорилось, так что лучше воспользоваться сёрфингом — быстрее будет. Алли выскочила из мистера Мустанга, перелетела к другому водителю, потом к следующему, перескакивая, по возможности, через две-три машины. Милос, бузусловно, догадался, куда она направилась, но если ей улыбнётся удача, она, может быть, успеет туда первой. Алли пролетела в конец бульвара, и там… В окружении бензоколонок и продуктовых лавчонок стоял на склоне холма особняк, абсолютно неуместный на этой безобразной городской улице. Алли сразу почувствовала — это очень-очень странное место. Оно пульсировало — становилось то чётким, то размытытм, мерцало, словно мираж, двоилось — Алли как будто наблюдала два Грейсленда: один в Междумире, а другой — в мире живых; и оба словно боролись за право называться «доминирующей реальностью».

Что это? Междуворот? Алли слышала о них, но собственными глазами не видела никогда.

И в эту секунду она заметила, что перед Грейслендом собралась небольшая группа посвесветов. Если это дети Мэри, то Алли опоздала.

Она никак не могла проникнуть в особняк, не обнаружив себя перед этими послесветами, а это значит — ей придётся проложить себе дорогу в дом в чужом теле. Она поспешила в центр для посетителей — за подходящей тушкой. Кругом слонялись туристы, перебирали безделушки в сувенирных киосках… Было без четверти пять, и последний туристский микроавтобус уже трогался, чтобы везти поклонников Элвиса к особняку — туда вела недлинная подъездная аллея. Алли выстрелилась вперёд и полетела, отталкиваясь от каждой попавшейся на пути тушки, чтобы набрать скорость. Двери автобуса были закрыты, но это не имеет значения — она запросто проскочит сквозь них и влетит прямо в водителя. Вот и последний человек между нею и автобусом. Алли оттолкнулась и взмыла в воздух, описывая высокую дугу… И вдруг на половине пути она врезалась в другого послесвета. Оба упали на землю.

Это, конечно, Милос — кто же ещё!

Однако это был не Милос. Кто-то совсем другой. Вернее, что-то совсем другое.

— Попалась! — крикнуло оно.

Этот пацан представлял собой нечто неописуемое. Всё в нём было не так, как у людей. Там, где должен располагаться глаз — у него было ухо, а глаз сидел на месте носа. Щёки были разной величины, а рот — так и вообще вверх ногами. Словом, он был похож на игрушку «Мистер Картофельная Голова[49]», только поигрался с нею кто-то очень злой.

— Ты кто?! Пусти!

Но теперь их окружал добрый десяток странного вида послесветов. Они накинулись на Алли и не давали ей двинуть ни рукой, ни ногой. Лица у всех были какие-то скошенные-перекорёженные, правда, среди них не нашлось бы и двух одинаковых. «Пикассоиды какие-то!» — подумала Алли. И действительно, эти послесветы выглядели так, как будто их нарисовал Пабло Пикассо, когда у него было убийственное настроение.

— Не давайте ей скинджекить! — проорал главный Пикассоид. У него были голубые волосы. Хм, странно, где-то она их уже видела…

— Да какое вы имеете право меня задерживать! Немедленно пустите!

Автобус с посетителями двинулся к особняку.

— Как бы не так! — отрезал предводитель. — Мы тут с ног сбились, ища вас, мисс Алли!

Так, надо попробовать их уговорить. Ага, есть — это должно сработать.

— Вы — дети Мэри? Я пришла, чтобы помочь ей. Я осознала свои ошибки и теперь хочу стать на её сторону, помогать ей. Я пришла, чтобы попросить прощения. А теперь дайте дорогу!

Пикассоиды переглянулись, а затем уставились на Алли.

— Мы работаем вовсе не на Небесную Ведьму, — сказал урод с голубыми волосами. — Мы служим монстру. Единственному Истинному Монстру Междумира.

Ничего себе!

— Кому-кому?!

Предводитель Пикассоидов одарил её улыбкой — впрочем, поскольку рот у него располагался вверх ногами, улыбочка вышла довольно неприятная.

— Мы служим МакГиллу.

* * *

Майки МакГилл был страшно невезуч во всём, что касалось времени. Он умудрялся всё делать не вовремя.

При жизни он ходил с вечно распухшими костяшками пальцев — за то, что постоянно заглядывал в тетрадь соседа как раз в ту секунду, когда на него вскидывал глаза учитель. Он оказался перед мчащимся на полной скорости поездом тоже в очень неподходящий момент — тогда-то они с сестрой и попали в Междумир. А уже в Междумире надо же было так случиться, что он вздумал шпионить за Алли именно в тот вечер, когда она поцеловала Милоса!

Ну и, само собой, хуже момента для поимки Алли трудно было бы подгадать — как в этой, так и в любой другой вселенной.

Его новые холуи — послесветы, захваченные им в Нэшвилле — дрожали перед ним и подчинялись каждому мановению его пальца, но этого было мало. Он взял с них клятву верности, но этого тоже было мало. Он перекрутил и перекорёжил их лица, пользуясь своим даром, чтобы изменить своих подчинённых — и всё равно: ничто не могло заполнить царящую в его душе пустоту. Это могла сделать только Алли, она одна. И потому он последовал за нею в Мемфис. А поскольку он был уверен, что навсегда потерял её любовь, то решил удовлетвориться меньшим — попросту похитить её.

Пикассоиды доставили Алли к Майки в допотопной клетке на колёсах, в которой когда-то перевозили преступников. В какие времена это чудо техники сподобилось перейти в Междумир — одному Богу известно.

Когда Майки увидел, что они возвращаются с Алли в клетке, сердце в его груди разбухло, угрожая превратить всё тело в окровавленный, пульсирующий орган. Но МакГилл позволил своим злым чувствам одержать верх над добрыми, затолкал сердце куда-то поглубже и двинулся вперёд. Он по-прежнему был закован в панцирь, который нарастил на себе в тот день, когда оставил Алли. От каждого его шага содрогалась земля. Подойдя вплотную к клетке, он открыл рот и вывернулся наизнанку, являя миру свою ужасную внутреннюю сущность.

— Посмотри на меня! — потребовал он. — Посмотри на меня!

Он мог бы этого не говорить — она и так смотрела на него во все глаза. Он хотел, чтобы она кричала, чтобы она плакала, чтобы мучилась сознанием того, что она с ним сотворила… Но Алли отреагировала совсем не так, как он ожидал. МакГилл даже выпустил лишний глаз, чтобы точнее прочитать чувства Алли по её лицу.

— Майки! — Она схватилась за прутья и вглядывалась в него сквозь решётку — без отвращения, пристально, не отводя глаз. — Майки! Ты не ушёл! Ты всё ещё здесь!

Нет, даже с лишним глазом Майки был не в состоянии читать в душе Алли. И на это имелась веская причина. Эмоции девушки представляли собой такую странную смесь, они так переплелись и сплавились в единый клубок, что разобраться в них было невозможно. Алли невероятно обрадовалась, узнав, что Майки не покинул Междумир, и пришла в недоумение, увидев, во что он превратился. Однако новая внешность Майки не произвела на неё отталкивающего впечатления, совсем даже наоборот! Однако Алли глубоко опечалилась. Она ведь знала его настолько хорошо, что понимала: этот его панцирь — маска, которую он натянул, потому что ему не хватает слов для выражения своих чувств. Значит, этим ужасным ликом он хочет что-то ей сказать? Алли не могла отрицать — Майки в его человеческой форме был постоянно мрачен и угнетён; и хотя ей никогда не хотелось вновь увидеть своего друга в чудовищном обличье, ей остро не хватало в нём чего-то такого… монструозного. Сказать по правде, Майки-красавчик нагонял скуку.

Стоп, о чём это она думает? Всё это чушь, не об этом надо думать! Ник в опасности! Надо его спасать!