Memoria - Нина Гаген-Торн

Как Олеша знает про виноград, если он никогда его не видел. Это живет памятью рода. Поэтому, начав с изучения родного народа, больше научишься видеть, чем изучая чужой. Лиза считает обязательным заниматься лопарями, а мне хочется охватить всю страну...»

— Лиза! — позвала я. — Как быть, если любопытство одолевает? Любопытство ко всему на свете! И — сразу!

— Настоящий исследователь должен начинать с небольшого вопроса, овладеть им, а потом — расширять круг интересов, — спокойно сказал Федя. Поглядел ясными голубыми глазами.

— Я, должно быть, не исследователь, а просто бродяга! Хочется обежать всю страну! Посмотреть: что? где? как?

— И ничего не сделать — да? — резко сказала Лиза.

— Я записала шесть былин и восемь песен. Хотите — прочту?

Они не успели ответить: в море взвыла сирена.

— Пароход, — сказал Федя.

— Почта, — закричала я, — идем скорее!

Опять Егор

— Вошел, вошел в губу пароход! — кричал снизу Оле-шин голос.

Жители поселка бежали к берегу.

Пароход, дымя белой высокой трубой, плавно прошел на середину губы и остановился. Загрохотала якорная цепь. Карбасы отошли с берега к пароходу. Рыбаки кричали и махали шапками.

Первый карбас пришвартовался. По палубе забегали: стали спускать тюки, сходили и садились в карбас люди. Следующий карбас уже покачивался рядом. Суда подходили один за другим: шла разгрузка.

Первый карбас подошел к берегу. Люди выскочили на камни.

— Почта! — указала Лиза на толстую кожаную суму.— Сейчас понесут в сельсовет. Идем!

— Смотрите, честное слово, это Егор Спиридонов! — удивилась я, указывая на высокого парня. — Как он сюда попал?

— Тот, что выступал на докладе Барченко? — спросил Федя.

Я еще не рассказала о докладе, на котором была в исполкоме, когда приехали Федя и Лиза. А рассказать, пожалуй, стоит. Я была на докладе. Федя решил тоже послушать и разыскать меня. Он поднялся на второй этаж. Из открытой двери вытекала плотная струя табачного дыма. В нее упирался солнечный луч. В темноватой комнате сидели люди. Куренье казалось их основной обязанностью. Физик не сразу рассмотрел меня, наконец увидел, но я смотрела на помост. На шершавых досках помоста, рядом со столом президиума, у рыжей кафедры толстый седой человек указывал на карту Лапландии.

— Датировка геологических пород определяет древность этих изображений примерно в две тысячи лет до нашей эры. Значит, культура создалась здесь раньше, чем в Греции, — говорил он бархатным голосом. — Легенды о древней северной культуре известны давно: сюда приходили скандинавы. Может быть, правильнее сказать: отсюда они вышли. У нас еще нет достаточных данных, чтобы утверждать, но есть основания предполагать... — он провел рукой по воздуху, — что Лапландия является столь же древним очагом культуры, как Малая Азия. — Толстый человек обеими руками поднял черные роговые очки, откинулся назад и положил на кафедру полные, в перемычках, руки. Серебрились волосы серебристым бобром. — Товарищи! — он медленно обвел глазами скамьи. — Задача советской науки найти и изучить эту древнюю культуру!

Брови его поднялись.

— Мы должны обследовать древние памятники, указать, чем была Лапландия, и найти пути новой социалистической культуры, — брови опустились, ставя точку.

Люди на скамьях курили махорку и ждали дальнейшего. Председатель, завороженный плавностью речи, не спускал глаз с докладчика. Худой сероглазый парень в президиуме прицелился в докладчика блестящими глазами, ноздри его подпрыгивали. Он быстро глянул на меня, на минуту смягчилось лицо, и опять насторожился. Недоумевая, оценивал слышанное: взгляды докладчика были неожиданны и головокружительны .

Александр Семенович Барченко был опытен, умело вел аудиторию. Плыла волна слов, звучных, убедительных, не совсем понятных. Непонятность казалась понятной его убедительной ясностью и сердечной открытостью. Барченко, стоя на солидных ногах, опирался о кафедру. Солидностью веяло от пышных волос. Он немного покачивался от солидности. Председатель смотрел на него, не отводя глаз. А сероглазому парню докладчик не нравился. Барченко это заметил, понял, что надо переходить к конкретному.

— Облисполкому, я полагаю, надо взять в руки инициативу по изучению местного края. Важность этого я постарался выяснить в докладе. Ваше дело, товарищи, решить: сможете ли вы, в добром вашем желании я не сомневаюсь, найдете ли средства помочь советской науке? Затраты на экспедицию невелики, на предварительное обследование мне и моим двум помощникам, я полагаю, будет достаточно 50 червонцев. Мы дойдем до Ловозера и, обследовав древние памятники, дадим общий очерк. — Барченко снял очки, скрестил их черные ножки, и положил их на кафедру. Обвел взором комнату. На скамьях покашливали. Сероглазый, в президиуме, прицеливался. Председатель оглядел скамьи: — Кто желает высказаться?

Сморкались и кашляли. Задумчиво глядели в окна: за окнами вода залива, лиловые горы, какие-то мачты.

— Н-да! — сказал кто-то, вздыхая, — Говори, Спиридонов, ты.

— Больше нет желающих? Начинай, Егор! — Председатель спустил сероглазого, точно лайку на лося. Егор Спиридонов спросил:

— По каким данным рисовали вы картину древней культуры, уважаемый товарищ докладчик?

— На основании старинных скандинавских рукописей, — с любезной важностью отвечал Барченко, поднимая очки, как щит.—Потом—по опросам лопарей и моим предварительным исследованиям. Изучая биологию белки, я собирал и археологические материалы. Лопари в один голос говорят, что от Ловозера в океан идет древняя, когда-то мощеная, дорога. Они уверяют, что строили ее великаны. Изображения этих великанов, в виде барельефов, стоят над Ловозером. Это я и предлагаю проверить.

— Так! — сказал Егор. — А по-лопарски вы говорите?

— М-м, я понимаю их язык, — замялся немного Барченко.

— Так! — сказал Егор, постукивая пальцами по столу.— Наука — прекрасная вещь! — Егор сжал губы. — Она должна служить на пользу пролетариата. Научное освоение нашей страны — наше оружие; мы переделываем мир с помощью знания. Это так. Но мы еще бедны и не имеем права на роскошь. Здесь, в Мурманске, надо строить город и порт; переделывать — по существу, создавать заново — рыбные промыслы. Нужно геологическое изучение края, чтобы узнать его богатства. Археология — роскошь в наших условиях. Мы не можем отпускать деньги на роскошь, уж не говоря о том, что предложение товарища Барченко и его взгляды кажутся мне несолидными...

Барченко рванулся к кафедре, простирая руку, но спохватился и спокойно покачал головой, застывая в величии. Егор быстро глянул на меня и продолжал:

— Всякое исследование должно иметь конкретное, практическое значение. Зачем тратить средства на голословные предположения? Я — против! — Егор посмотрел на меня и повторил: — Да, я против! Если это действительно нужная вещь, пусть ее организует центр. Мы можем помогать экспедициям, направленным на то, что нам по плечу: изучение современных нужд, а не отвлеченных теорий. Они — вещь спорная.

— А, приехали, — обрадовалась я, увидев Физика. Мы ушли, не дожидаясь конца собрания.

Но вернемся в Гаврилово.

Егор Спиридонов шел по поселку, оглядываясь, будто искал кого-то. Заметив нас, махнул кепкой и повернул.

— Здравствуйте, товарищи лихие исследователи! — сказал он, пожимая руки. — Я как раз искал вас.

— А почему вы знали, что мы здесь?

— Крепе сказал. Просил передать записку. — Егор достал ее из кармана. — Он узнал, что в этом году мало лопарей будет кочевать по Вороньей — исполком поручил ловить рыбу по озерам и везти ее в Мурманск.

— Ну?! — испуганно сказала Лиза. — Как же быть?

— Вернуться в Мурманск и подняться по Туломе к Ловозерскому погосту. Да вы читайте!

— А вы почему попали сюда? — спросила я.

— Дали задание объехать рыбацкие становища по побережью. Был в Териберке. Здесь побуду, пока стоит пароход, успею за несколько часов собрать данные и — дальше. Где здесь сельсовет?

— Пойдем, мы туда за почтой!

— Пошли!

Почту разобрали, выдали нам письма. Лиза, нежно, улыбаясь, стала читать отцовские наставления. Я жадно просматривала сразу два письма. Даже спокойный Федя слегка покраснел читая.

Егор сидел с председателем и записывал сведения в блокнот: председатель показывал сводки лова трески.

— Кончили? — спросил Егор, когда я оторвалась от письма. — Как ваши дела?

— Елизавета Порфирьевна страдает, что мало лопарей, а я занимаюсь сбором русского фольклора.

— За лопарями надо вглубь, по следам Барченко.

— А куда он отправился, на Ловозеро? — заинтересовался Федя.

— Да, добился в облисполкоме денег и пошел искать древние дороги. Моя бы воля — не дал ему ни гроша! — У Егора зло сузились глаза.

— Ну, что ж, — задумчиво сказал Федя, — я думаю, стоит пойти на Ловозеро. Егор повернулся ко мне:

— Нина, пойдем со мной в партячейку, раз вы не специализируетесь по лопарям. Или вас современность не интересует? — добавил он насмешливо.