Право вето - Александр Мееров

«Минутка» продлилась час, затем все устремились в столовую. После ужина общество по обыкновению собралось на нижних террасках. Здесь устраивались кто как мог — в шезлонгах, за маленькими столиками или на низких парапетах, огораживавших крутые склоны. Вокруг говор, болтовня, шутки — словом, привычное оживление. И Крэл, хотя и сидел с Инсой за отдельным столиком, никак не мог начать говорить о недавно случившемся.

— Пойдем, — не выдержал Крэл.

— Куда?

— В пультовую.

— Ой, Крэл, я так устала…

— Пойдем, Инса, пойдем. Это очень важно. Кто там сейчас дежурит? Твой сотрудник?

— Да.

— Ты его сможешь… Сумеешь на несколько минут, ну, например, послать за чем-нибудь или каким-то другим способом на время удалить из пультовой?

— Да что случилось, Крэл?

Они ужа шли по крутой тропинке, поднимаясь к входу в туннель, и Крэл рассказал Инее о путешествии, совершенном вместе с Ялко.

— Я боюсь за Ялко, — тихо проговорила Инса. — И за тебя боюсь.

— Инса, а, знаешь, он любит тебя.

— Да, давно, — просто и спокойно ответила Инса.

— Давно? Еще до… До того, как ты заделалась девчонкой с канатной?

— Конечно… Он хороший. Я бы его полюбила, наверно, но ведь есть ты!

Дежурного Инса отправила с легкостью, ей одной присущей, не подав и виду, что они с Крэлом замышляют что-то недозволенное. Проделала она всё это быстро, почти шаловливо, но, как только дежурный ушел, встревожилась:

— Нехорошее мы затеваем. Оставим, Крэл.

— Ты боишься? — Крэл уже держал руку на рычаге. — Боишься, что не вернемся оттуда?

— Мы ведь пойдем вместе!

— Ах, Инса, не до эмоций сейчас. Дело серьезное, в без твоего согласия я не пойду.

— Включай.

Теперь Крэл, как недавно Петер, сжимая руку Инсы, вел ее к стеклу. Крэл помнил, как всё произошло с Петером: они шли быстро, уверенно и совершенно не заметили толстой стеклянной стены балкона. С Инсой они тоже шли быстро, уверенно и больно стукнулись о стекло.

Крэл стоял упершись лбом в холодное стекло и молчал. Стоял, пока Инса не потянула его за рукав.

— Крэл, ты никому, кроме меня, не рассказывал об этом? — Она смотрела пытливо, с тревогой за него.

Крэл молчал.

— Ты никому не говорил?

— Нет.

— Крэл, я боюсь за тебя, Крэл, я с ума сойду, если с тобой что-нибудь случится, Крэл!.. Никому не говори. Никому, даже деду. Особенно Хуку…

Крэл не послушал Инсу и о своем путешествии с Ялко подробно рассказал Ваматру. Как и предполагала Инса, ничего, кроме конфуза, из этого не вышло. Ваматр шумел, нес нечто невразумительное и из одной крайности впадал в другую. То он с восторгом кричал о достигнутом наконец прорыве через Пространство, подчеркивая, что произошло это благодаря мгновенно полученной Информации, то с издевкой говорил о Ялко, намекая на его неуравновешенность.

— Петера надо лечить. Да, да, лечить! Куда смотрят наши эскулапы, хотел бы я знать?! В отпуск! Распорядитесь тотчас отправить Ялко в Европу. Он зарабатывает у нас неплохо, холостяк. Куда он деньги девает? Впрочем, это его дело. Пусть сегодня же едет в… Я не знаю, куда в таких случаях надо ехать. Всё равно пусть едет… А вы, Крэл… Господи, такой здравомыслящий, трезвый человек и вдруг поддались гипнотическому внушению. Я вот… Ничему-то я не поддаюсь, а ведь так хорошо было бы побывать там, в этом мире!..

Инса негодовала:

— Всё равно стыдно. Лейж вот уже посмеивается. Забыл, что ему самому чудилось на острове и даже в собственной лаборатории. Лимоксенусы, видите ли, его хотели съесть!

— Не надо так, Инса.

— Прости, я, наверно, гадкая. Не могу я, когда тебя обижают. — Инса постучала своим крепким кулачком о ладонь. — А деду я еще покажу. Всем разболтал. Устрою ему… И Хуку тоже!

— Хуку я уже устроил.

Сердито суженные зеленоватые глаза Инсы расширились:

— Что?

— Рассказал ему о путешествии с Петером.

— Этого еще не хватало! Ну?

— В нем испытатель победил коммерсанта.

— О!

— Не удивляйся. Только на две недели.

— Не понимаю.

— Он разрешил на пятнадцать дней приостановить работы по синтезу…

Как только режим был смягчен, на экранах вновь стали появляться изображения. Теперь это уже были не отдельные предметы, вроде курительной трубки, а множество изображений, в которых так же трудно было разобраться, как и несколько месяцев назад в беспрерывно чередовавшихся цветных пятнах и полосах. Контуры самых различных предметов, словно в киноленте, отснятой наплывом, постоянно накладывались друг на друга. Бог показались очертания какой-то металлической конструкции, но не успели наблюдатели сообразить, что это за конструкция, как на ее фоне стала проступать скала. Box разглядели на скале трещины, травинки, прорастающие из них, уже начался спор: наши ли это травинки или неземные, а поверх скалы поползли линии, постепенно складывающиеся в очертания каменных ступеней.

Возобновившиеся сеансы, разумеется, привлекали в пультовую. Около экранов стояли и сидели часами, однако через несколько дней утомило и это. Только с пуском пятого, очень емкого агрегата вычислительного центра хаос на экранах постепенно прекратился, и однажды ночью дежурный отчетливо увидел кратер.

Ваматр, благо он спал по соседству с пультовой, прибежал первым, и сразу нажал кнопку общего вызова. Через несколько минут у экранов уже толпились почти все сотрудники. А на экранах разворачивалась панорама окружающей местности. Создавалось впечатление, что какая-то съемочная камера установлена на вертолете.

Ясно видны были алюминиевые домики, стоящие на террасах, тропинка, ползущая к туннелю, ажурные вышки излучателей. Кратер осматривался чудо-камерой со всех сторон. Вот ушли вправо домики поселка и открылся северный склон. Скалистый, самый крутой. Осмотр кратера продолжался. Экраны то темнели, то вдруг разгорались ярче, и тогда лучше было видно, как на северо-восточном, более пологом склоне, цепляясь за скалы, вьется кустарник.

Увиденное поразило наблюдателей настолько, что никто не мог произнести ни слова. Даже когда впервые удалось уловить сигналы, излучаемые протоксенусами, перевести их в доступную человеческим органам восприятия форму, впечатление было меньшим, чем теперь, когда перед взорами притихших людей открылась целая панорама.

А панорама менялась беспрерывно. То она становилась широкой, и тогда видны были громоздящиеся на горизонте конусообразные, срезанные у вершин горы; долины, окружавшие кратер; дороги, ведущие к электронно-вычислительному центру, к поселку, к биостанции, едва угадывавшейся внизу. Но затем общий план сменился крупным, и тогда на скалах, у вышек излучателей, различимы были мельчайшие детали. Протейный кустарник, росший у самой кромки кратера, вдруг занял всё поле зрения, зашевелился, и из-за него показался протоксенус. Крупный экземпляр, но какой-то странный, почти прозрачный — такими они бывают в моменты наихудшего их состояния, — он то вспучивался, то опадал, с трудом преодолевая препятствия. Те, кто много времени наблюдал протоксенусов, сразу поняли, что этот, по-видимому чем-то травмированный, находится в состоянии близком к анабиотическому. Похоже, он двигался из последних сил, и всё же двигался. Вниз, к долине…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});