Не обожгись цветком папоротника - Арина Бугровская

Разуйся.

Еремей понял, чего от него хотят, стал снимать обувь с той ноги, на которой у него рисунок.

— Закинь ногу на лавку, я посмотрю, — Валк подошёл и несколько мгновений изучал ступню Еремея. Женщина неподвижно ждала. — Да… Ты нашёлся.

Женщина вдруг вскрикнула, вскочила со стула, в большом волнении, быстро прошла по горнице, потом вновь села на лавку, обхватила голову руками и закачалась из стороны в сторону. Такой реакцией Еремей невольно заинтересовался, но не настолько, чтобы забыть о главном.

— Так, Василиса пришла к вам?

— Да, пришла. Вчера стояла вот здесь, — Валк указал рукой. — Где сейчас — не знаю. И никто не знает. Но, чтобы тебе всё объяснить, надо начать с начала.

96

— Наше племя — племя хортов, проживает на этой земле уже много лет. Это сильные, храбрые, справедливые волки, готовые жизнь отдать за свою стаю. Так было испокон веков, так — правильно. И в стае должен быть строгий порядок — один вожак. Он в ответе за всех. Вожаком может быть не каждый, и волки это понимают. Сильный волк, не желающий подчиняться вожаку, должен уйти, создать свою стаю. Так правильно.

Валк помолчал. Еремей о волчьих порядках знал немало. Эти звери привлекали его своей строгостью, храбростью и благородством.

— Когда-то у совсем молодой пары, у вожака и его жены Валки, родились два сына. С самого начала было опасение, что между ними в будущем начнётся вражда за власть. И поэтому, решили пометить первенца. Так, чтобы памятка осталась на всю жизнь. Но с первых дней дети показали разные характеры. Первый — спокойный, улыбался. Не волк, а телёнок. Второй больше походил на сына вожака. Характер был видел с самого начала жизни. И закралось сомнение, не ошиблись, помечая первенца. Так и начались споры о детях. И с каждым днём они усиливались, и со временем не утихали. Стало ясно, что раз отец с матерью не могут найти общий взгляд, но, подрастая, сыновья внесут раздор в племя. Одного надо было убрать.

Валк говорил это спокойным ровным голосом, но женщина всхлипнула при этих словах. Всё же она не волчица.

Еремей знал, как волки могут пожертвовать собой ради стаи. Раненый зверь уводит охотников за собой, чтобы другие волки смогли уйти. Щенком, ради интересов стаи, волки тоже жертвуют легко. А люди? Еремей с любопытством ждал продолжения рассказа.

— Но мать пошла наперекор воле вожака. Тайно передала младенца няньке и наказала ей спасти его. Та и ушла. Девятнадцать лет назад. Больше её не видели. Ни её, ни ребёнка, который так и не стал волком, — Валк замолчал, и Еремей понял, что настала его очередь продолжить рассказ.

— Тот ребёнок вырос, но волком действительно не стал. Остался, думаю, человеком. Лишь рисунок на ноге указывает на ту жизнь, для которой он был предназначен своим рождением. А нянька проделала тогда большой путь. Если по прямой считать, наверное, сотню вёрст, да только где же они, эти прямые дороги? Две-три сотни, думаю. Чуть жива была она, когда поздним вечером пришла в Берёзовый Кут. Младенца донесла. Правда, к этому времени он едва дышал… Передала его волхву, а тот женщине, которую я называю своей матерью. Вот и конец истории. Могу ещё добавить, что не знаю, куда после подевалась нянька, жива ли. Больше её никто не видел, а волхв молчит.

Еремей по-новому взглянул на собеседников. Ведь, насколько он только что понял, перед ним его настоящие родители. Отец, который пожертвовал им, ради спокойствия в племени, и мать, которая сделала всё, чтобы сохранить ему жизнь. Посмотрел, прислушался к своим ощущениям. Не было обиды на так называемого отца, не было благодарности к той, что произвела его на свет. Его по-прежнему больше интересовала Василиса. Но Валк продолжил своё:

— Это была ошибка. Молодой вожак не смог предвидеть всё. Когда пришло время второму сыну умереть, чтобы переродиться в волка, было ясно, что вожак стаи из него не выйдет. Слишком часто выбирает своё, когда нужно своим жертвовать и думать о стае. Но Вулкаш о стае никогда не думал.

Валк некоторое время колебался, решая, насколько он может быть откровенным. Еремей понял это, но ему излишняя откровенность сейчас была не нужна. Не время. Основную мысль он уловил, хотя сочувствием не проникся, и этого было достаточно. Валк продолжил:

— Казалось бы, это не беда. Не всякий волк может стать вожаком, это я говорил, и это правильно. Но у вожака больше не было детей. Кто бы мог подумать! Некому передать стаю, никто не может занять его место. И, хотя он ещё не старый, но пришло время задуматься о будущем. И будущее тревожило стаю. Лишь спустя годы родилась у вожака девочка Ачима. Храбрая и ловкая. Ей всё казалось, и до сих пор кажется, что в момент перерождения она сможет стать хортом. Но это не так. И ей придётся смириться с этим. Из неё выйдет хорошая жена вожака, но не вожак.

Еремей мысленно стонал. Ну зачем ему это всё знать? Это их дела, дела стаи и вожака. Его другое интересует. И лишь осознание того, что он гость и должен уважить хозяев, сдерживало его.

— Но Вулкаш видел себя только главным среди хортов. И рассчитывал занять место, которого он не достоин. А вожак совершил вторую ошибку. Вулкаша нужно было изгнать. Пусть ищет себе новое место и новую стаю. Я всё тянул, не решался, — Валк задумчиво посмотрел на жену. — Лишиться и второго сына было тяжело. А вчера всё и закрутилось. Пришла Василиса, рассказала, что ищет тебя, перепутала Вулкаша со своим женихом, тобой, получается, в точности описала рисунок на ноге. Поняли мы, что ты жив, но каждый расценил это по-своему. Вулкаш же решил, что ты по праву первородства захочешь претендовать на место, которое он облюбовал для себя и задумал переворот. Всё, что ты увидел: сожжённые хаты, погибшие хорты, всё случилось по недоброй воле Вулкаша. Мать, — Валк кивнул на женщину, — опасалась за жизнь твоей невесты, кто знает, на что решился бы Вулкаш ради своих интересов, поэтому наказала Ачиме увести Василису в надёжное место.

А вот это — другое дело! Еремей впервые почувствовал тёплую волну благодарности.

— Где же они?

— Они должны были уйти в тёмное логово, есть такое местечко, о котором почти никто не знал. Ачима знала.

— Они там?

— Нет. Я там уже побывал. Их там нет.

— Может, ночью заблудились, ещё не дошли?

— Они дошли. И были там. Но потом их куда-то