Кровь. Закат - Эльдар Салаватов

Все смотрели на него.

– Безымянный, десять-десять?! Что это???

– А ты шо за хрен? – спросил усатый дядька.

– Что такое Безымянный десять-десять? – повторил Кровник, – Трудно ответить?

По ночной Москве.

В быстром белом автомобиле с красными крестами на бортах.

Фонари несутся навстречу.

Пятна холодного синего света мечутся в стеклах, закрашенных изнутри молочно-белой краской. Медицинский «Рафик» на полной скорости бесшумно входит в повороты.

– А! – восторженно говорит усатый водитель, похлопывая по рулю. – Зверь! Новье! Получил прям с завода! Все в масле! Сам обкатал!

Кровник кивает. Он надеется, что это выглядит уважительно и хотя бы отчасти походит на улыбку.

Он напросился.

Побежал за пухлым Жорой по коридору, хватая его за халат. Сказал, что это срочно. Что вопрос жизни и смерти. Наплел еще, выдумывая на ходу. Спроси его сейчас Жора что-нибудь – не знал бы что ответить, потому что не вспомнит. Потому что все силы уходят на то, чтобы не заснуть.

Но Жора молчит. Поверил. Разрешил залезть в машину.

– Обратно не повезу… – пробурчал он, – не рейсовый… Пешкарусом потопаешь…

Напросился.

Они мчатся по ночной Москве и, проехав буквально пару километров – попадают в Москву предутреннюю. Он думает о том, что «скорая» с мигалкой – отличная мишень. Рация в машине шипит и щелкает каждые несколько секунд. Голоса врываются в ночной эфир называя адреса, вызывая бригады, нащупывая их в непроглядной тьме, на стороне планеты, скрытой сейчас от Солнца, ведя их по курсу от точки А в точку Б.

Безымянный проезд, десять-десять. Почтовый адрес. Индекс. Географические и топографические координаты.

Они подлетают к большому крыльцу большого здания. Жора и медсестра распахивают двери, подхватывают свои квадратные чемоданчики. Бегут по широким ступеням вверх, к ярко освещенным дверям. Кровник выскакивает за ними, пытается нагнать, перепрыгивая через две ступеньки. Жора оборачивается на ходу.

– Ты еще куда? – он пыхтит как паровоз.

– С вами…

– Пустят только медиков.

– Ну, скажи что я с тобой.

– Да щас! Кто это вообще, Жора? – недовольно и громко спрашивает медсестра.

– Мужик! – говорит Жора. – Вали по-хорошему! На входе менты, они тебя не пустят по любому. Режимный объект. Министерство, понял?

Кровник делает еще несколько шагов и останавливается. Он видит, как Жора и медсестра подбегают к большому прозрачному предбаннику и стучатся в толстое стекло. Как милиционеры в бронежилетах с автоматами открывают им двери.

Кровник, пытаясь отдышаться, стоит, глядя как белые халаты, исчезают внутри. Потом спускается вниз.

Усатый водила Семен с дымящейся сигаретой стоит у своей дверцы.

– Это… – говорит он, – развернусь-ка я пока…

Кровник кивает.

Семен затаптывает окурок и заводит авто. Не спеша трогается и едет в конец проезда. Кровник остается один. Он, задрав подбородок, пытается заглянуть в окна первого этажа. Становится на цыпочки, тянет шею. Потом хмурится. Возвращается на несколько шагов назад, к крыльцу и внимательно всматривается в большие мраморные доски с золотыми буквами, по обеим сторонам входа. Слишком далеко. Отсюда не прочесть… Видны только раскоряки двуглавых орлов… Но он сам понимает, что и не пытается читать. Что ему все равно, что написано на этих досках. Ему почему-то важно то, как они расположены в пространстве. Даже не они, а крыльцо.

Он чувствует онемение под ребрами. Он уверен, что сейчас посмотрит влево и увидит ее. Он смотрит влево.

Она там. Эта огромная женщина, распростершая свои руки в стороны. Глядящая сверху вниз своими глазами идеальной формы. Глядящая прямо на него. Мозаичное панно в пять этажей высотой. Из мелкой – меньше спичечного коробка – цветной кафельной плитки. Триумф советского изобразительного искусства на глухом торце соседнего здания. Эта огромная женщина в окружении геометрических фигур, изображающих космические аппараты и планеты. Она словно пытается обнять дом, расположенный перед ней. Пылающий оранжевый шар позади нее. Кафельное Солнце. Оно тоже здесь. Кровнику почему-то неприятно их видеть – Солнце, планеты и женщину.

Он переходит на противоположную сторону улицы, идет по проезжей части, словно прислушиваясь, и чувствует, как вибрирует асфальт под его ногами. Как он мелко дрожит: метро.

Он становится на бордюр и оборачивается.

Отсюда он видит и здание с орлами, и панно, и телефонную будку чуть дальше по улице.

Будка ему тоже не нравится. Он чувствует неожиданный приступ тошноты. Почему?

Он ставит кейс на землю и ощущает, как шевелятся волосы на теле: звук.

Звук, похожий на шорох упавшего с ветки снега в пустом лесу.

Кровник оборачивается всем корпусом.

Кто-то стоит в темноте. В темном углу между двумя зданиями.

Кровник понимает, что это странно, но он действительно слышит это. То, как кто-то стоит во мраке и смотрит на него. Он слышит эту неподвижность. Он чувствует этот взгляд.

Он вздрагивает – этот кто-то идет, почти бесшумно ступая в этой темноте. Идет сюда, к нему, стоящему здесь под фонарем. Он вздрагивает и уже не может остановиться: его, трясет так, что зуб на зуб не попадает. Кровник видит нечеткую тень. Зыбкую фигурку в черном омуте переулка. Тонкий девичий силуэт.

Он падает, как мешок с костями, громко стукнувшись об асфальт коленями – ноги подогнулись. Слезы градом из глаз.

– Ты… ты… – шепчет он. – Прости… прости…

Он ползет к этому силуэту, размытому в пелене слез.

– Прости меня… прости… – плачет он, – это же… как я… я… я… прости…

Он, скуля, ползет к ней на брюхе. Он, всхлипывая, хватает воздух ртом как маленький мальчик. Он целует ее ноги, бормоча себе под нос как заведенный:

– Прости меня… прости… прости… я не хотел… я…

Она делает шаг назад.

– Ты… – скулит он, пытаясь ее удержать. – Нет! Я…

Она делает еще один шаг назад.

– Прости! – он хватает ее за ноги. – Прости!..

Она вырывается с силой.

– Прости!

Она отталкивает его. Она кричит:

– Блин, да отстань ты, больной!!! Прощаю, блин, прощаю я!!! Не знаю, за что, но прощаю!!!

Он смотрит на нее, открыв рот. Он моргает. Чувствует, как слезы все еще катятся по его щекам. Он держится за грудь.

Это девушка. Короткая стрижка. Подбородок спрятала в шарфе, толстым узлом намотанном на шее. Тонкие запястья торчат из короткой джинсовой куртки – острые локти – в стороны. Дырявые на коленях джинсы. Кеды. Лямки рюкзака.

– Ты че, бухой? – спрашивает она.

Разочарование, а за ним гримаса боли – он закрывает лицо руками. Он слышит ее неслышимые шаги в переулке: она уходит. Слезы снова душат его. Он всхлипывает, пуская нюни в свои ладони. Бормочет что-то. Сам себе? Кому-то?

Безымянный переулок, этот Безымянный переулок… как он мог забыть? Как?.. он не хотел, не хотел, не хотел…

– Эй, – говорит голос из темноты, – ты в порядке?

Вернулась?

– В порядке… – говорит Кровник после неприлично долгой паузы.

Она делает еще пару шагов из темной подворотни на тротуар. Смотрит на него, сидящего на холодном асфальте.

– Блин… – она зябко поводит плечами. – Я ведь чуть не ушла.

– Куда? – спрашивает он.

Она кривит губы:

– Куда надо…

– Ну иди, – говорит Кровник.

Она фыркает:

– Кнопка без тебя отсюда не уйдет. Жду тут уже часа три… а ты бухой… или ты под грибами?

– Ты Кнопка? – он пытается всмотреться в ее лицо.

– Я? – удивленно спрашивает она. – Я нет.

Он медленно, как столетний старик, поднимается на ноги.

Они стоят и рассматривают друг друга.

Нет. Он ее точно никогда не видел.

– Я тебя знаю? – спрашивает Кровник.

– Слушай, дядя, – говорит она, – тебе че надо?

– А тебе?

Она качает головой.

– Меня брат попросил, – говорит она. – Я вместо него.

– Ты вместо него?

– Ну, да… Ты идешь?

– Куда?

Она вздыхает:

– К брату.

– А брату-то твоему че надо?

– Его тоже попросили.

– О чем?

– Прийти в Безымянный проезд, встать напротив дома номер десять и ждать мужика и Кнопку.

– А… – сказал Кровник, – Понятно… Мужик – я… и где Кнопка?

Она смотрит на него из полумрака.

– Вот же, – говорит она.

– Где? – Кровник смотрит по сторонам, за спину.

– Да вот же, – она показывает головой. Кровник опускает глаза. Он наклоняется и берется за ручку кейса:

– Это?

Она вздыхает:

– Ты идешь?

– Да.

Она рывком выдергивает кисть из кармана своей короткой джинсовой куртки.

У Кровника поджимается мошонка.

Она протягивает ему яблоко:

– Будешь?

– Фух… – говорит Кровник. – Ну ты…

– Что я?

– Поосторожнее. С резкими движениями.

– В смысле?

– С этим твоим «будешь»… Я тебе чуть руку не сломал…

Ветер.

Снова ветер в лицо. В который уже раз за его жизнь… За последний месяц. За последние сутки. Холодный? А как вы думаете? Октябрь.