"Несвятые святые" и другие рассказы. - Архимандрит Тихон (Шевкунов).

Жизнь, удивительные приключения и смерть иеромонаха Рафаила — возопившего камня.

Наш герой родился в городке Чистополь на Каме в 1951 году. Отец его был директором какого-то советского предприятия, мать — домохозяйкой, старший брат — комсомольским вожаком и романтиком справедливого и прекрасного будущего.

Ничто не предвещало в жизни Бориса Огородникова особых, не запланированных ровным течением тогдашней советской жизни событий. Первый спортсмен среди старшеклассников, симпатяга и весельчак, в которого перевлюблялись все девчонки в классе, Борис, окончив школу, пошел в армию и геройски отслужил все три года пограничником на острове Даманском в самый разгар кровопролитного конфликта с Китаем. Вернулся он в свой Чистополь живым и невредимым, с наградами от армейского начальства и при сержантских погонах. Впереди его ждал институт. Борис решил поступать в автомобилестроительный, чтобы конструировать новые прекрасные машины, а потом самому разгоняться и с восторгом мчаться в них, забыв обо всем на свете.

Но вот однажды в родном городке демобилизованный пограничник невесть какими путями получил в руки Книгу, которая ни в коем случае не должна была даже попадаться на глаза ни ему, ни его сверстникам. Об этом неутомимо заботилась отлаженная и суровая государственная система. Но, видно, что-то у них там дало сбой. И вот наш герой, уединившись на берегу реки, с любопытством и недоверием рассматривает эту Книгу. Вот он открывает ее. Вот начинает читать первые строки:

«В начале сотворил Бог небо и землю…»

Как быстро рушатся миры! Еще мгновение назад перед нами был образцовый советский юноша, с правильным прошлым и не менее правильным светлым будущим. Но вдруг не стало ни прошлого, ни будущего. Началось — настоящее.

«Се, творю все новое!» — не только обещает, но и всерьез предупреждает Тот, о Ком рассказывается в Книге, которую впервые, строка за строкой, читал на берегу Камы Борис Огородников, будущий отец Рафаил.

Но тогда он еще не понимал, что с ним происходит. У Бориса вдруг возникло множество вопросов, и он пробовал задавать их местным батюшкам. Но те в испуге шарахались от молодого человека. Время было непростое, и священникам разрешалось общаться только с доживающими свой век старушками.

Борис отправился в Москву поступать в институт, который его уже не интересовал. В столице он стал ходить по храмам и задавать так неожиданно народившиеся в его уме вопросы, ответы на которые тщетно искал у чистопольских священников. Но повсюду он встречал все те же настороженность и недоверие, пока не набрел на укромную церковь в Замоскворечье. Здесь с ним неожиданно проговорили целых два часа. И Борис остался в этом храме, подрабатывая в нем на жизнь сторожем и оберегая порученную ему территорию как самую главную в жизни границу.

Книгу, которая так властно перевернула всю его жизнь, Борис, к немалому удивлению приходских священников, за недолгий срок перечитал дважды от корки до корки. Отец настоятель даже поставил юношу в пример своим сослужителям.

— Мы, которые призваны изучать и благовествовать слово Божие, — нерадивы и малодушно молчим! — грустно заметил своим священникам отец настоятель. — А этот паренек, который и воспитания христианского не получил и не должен был бы до самой смерти ничего знать о Боге, проявляет столь великую ревность и веру… Такие молодые люди посрамляют нас, иереев Божиих, за нашу боязливость, лень и молчание о Христе. Какой, отцы, понесем мы ответ? Что будет с Церковью при таких пастырях? Но — жив Господь! Сбываются слова Спасителя: «Если ученики Мои замолчат, то камни возопиют!» Этот простой юноша, он и есть — тот самый возопивший камень! А мы ищем где-то чудес!..

Борис ничего не говорил родителям, но вместо института стал готовиться в духовную семинарию. Экзамены в Загорске он сдал, что называется, блестяще. И, конечно же, не поступил. С его геройским армейским прошлым, с его комсомолом, с его светлым советским будущим — о семинарии в те годы не могло быть и речи.

Ответственные товарищи, приставленные в те годы к духовному образованию, немедля встретились с абитуриентом Огородниковым. Они чувствовали свою вину уже за то, что недосмотрели и допустили советского юношу, да еще с такой биографией, до вступительных экзаменов в семинарию. Товарищи сурово потребовали от молодого человека скинуть с себя религиозный дурман и вернуться к нормальной жизни.

Они приступали к юноше с самыми сладкими посулами. Они грозили самыми грозными карами. Борис в ответ только смотрел куда-то в одному ему ведомую даль и наконец, после двух дней увещаний, передал уговорщикам запечатанный конверт. Те жадно вскрыли его, но обнаружили лишь заявление Бориса Огородникова об исключении его из комсомола «по религиозной причине».

Уговорщики от досады наобещали Борису все возможные и невозможные неприятности: и по работе, и по учебе, и по свободе, и по несвободе, и по пожизненной психбольнице… В общем, все-все самое ужасное — и в этой жизни, и даже в будущей… Брошенные на религиозный фронт, уговорщики поневоле набрались мистического духа.

Но для Бориса среди всех этих устрашений было ясно одно — в семинарию ему поступить не дадут. И тогда по совету настоятеля храма он отправился в Псково-Печерский монастырь, хотя совершенно не представлял, что и кого там встретит.

Но Тот, Кто так властно взял в Свои руки жизнь и судьбу Бориса Огородникова, знал о каждом его шаге и о каждом шаге людей, которых Он посылал ему навстречу.

В монастыре Бориса сразу выделил из общей толпы паломников Великий Наместник архимандрит Алипий. Ответственные товарищи, приставленные к Псково-Печерскому монастырю, предупредили отца Алипия, чтобы тот ни в коем случае не брал к себе героя-пограничника. Архимандрит Алипий, тогда уже смертельно больной, внимательно выслушал их и на следующий день издал указ о зачислении в обитель послушника Бориса Огородникова. Этот указ был чуть ли не последним, подписанным архимандритом Алипием. Вскоре он умер, и постригал в монашество послушника Бориса уже новый наместник — архимандрит Гавриил.

Ответственные товарищи не замедлили предупредить и архимандрита Гавриила, что он должен в ближайшее время сделать все, дабы Борис Огородников покинул Печоры. Наместник заверил, что со своей стороны прекрасно понимает трудность сложившейся ситуации, и пообещал сделать все для этого юноши. И он действительно сделал все что смог. Поскольку буквально через несколько дней совершил монашеский постриг, и на свет появился новый человек — юный монах Рафаил.

На громы и молнии донельзя возмущенных ответственных товарищей отец наместник ответил более чем резонными аргументами: заботясь о государственном благоденствии, о тихом безмолвном житии, он постриг юношу в монашество, ибо это был наилучший вариант для всех. Почему? Очень просто. Дело в том, что старший брат новоиспеченного монаха Рафаила, Александр, за эти годы стал известным диссидентом. О нем день и ночь вещали на Советский Союз зарубежные радиостанции. И если бы его младший брат, изгнанный из монастыря, примкнул к Александру (а он бы наверняка так и поступил), от этого всем стало бы только хуже.

И действительно, Александр Огородников, так же как и его младший брат, в те же годы дерзновенно устремился в самое упоительное, но и самое опасное в нашем мире путешествие — на поиски высших смыслов и целей. Правда, пошел он другим путем. То, что отец наместник говорил о диссидентстве Александра, было чистой правдой, и ответственные товарищи об этом прекрасно знали.

Жаждущая безотлагательного торжества справедливости душа Александра через бурные духовные искания привела этого некогда пламенного комсомольского вожака опять-таки в ряды страстных борцов за светлое будущее. Но теперь он оказался по другую сторону баррикад и основал в Москве диссидентский христианский семинар. После чего на него незамедлительно вышли ответственные товарищи, специально приставленные как раз к искателям светлого справедливого будущего. Александра арестовали. Всеми способами, в том числе и очень пристрастными, его постарались переубедить. Но так ничего и не добившись, отправили молодого человека для дальнейших исканий и размышлений на девять лет в зону для политических преступников, носившую название «Пермь-6», самую тяжелую в те годы по условиям содержания.

В конце концов разумные аргументы отца наместника произвели впечатление на ответственных товарищей: юного монаха Рафаила оставили в монастыре, и вскоре он был произведен в иеродьякона, а затем в иеромонаха. И отец Рафаил стал самым счастливым человеком на свете.

Борис Огородников был первым, кого архимандрит Гавриил, став наместником, постриг в монашество. И даже имя ему дал Рафаил, в честь Архангела. Небесным покровителем самого наместника был тоже Архангел — Гавриил. В монашеской среде подобное просто так не делается. Видно, наместник очень рассчитывал на этого молодого, горячего, искренне верующего иеромонаха. Во всяком случае, за все тринадцать лет своего наместничества больше он никого в честь Архангелов не называл.