Мистические истории. День Всех Душ - Уильям Фрайер Харви

солнцем. Что может быть приятней для глаз гуртовщика, чем такое зрелище! А в дальнем конце за большой бутылкой вина восседал хозяин.

При виде меня он встал. Одет он был на лучший городской манер, выглядел лет на пятьдесят, но при этом был здоровым и пригожим; на лице выделялись острая бородка, аккуратные усики и густые брови. Глаза чуть косили, чего я очень не люблю, но в целом впечатление он производил приятное.

«Мистер Стюарт? – любезным тоном спросил он, оглядывая меня. – Это ведь мистер Данкен Стюарт почтил меня визитом?»

Не понимая, откуда хозяин знает мое имя, я вылупился на него.

«Да, – ответил я, – так меня и зовут, но только какой черт вам это подсказал?»

«О, я сам зовусь Стюарт, – проговорил хозяин, – а все Стюарты должны знать друг друга».

«Верно, но что-то не припомню я вашего лица. Но вот я у вас и думаю, мистер Стюарт, дом у вас первоклассный».

«Ну да, ничего себе. Но как вы сюда попали? Нас не часто балуют гости».

Тут я рассказал хозяину, откуда и куда шел и почему на ночь глядя забрел на верещатники. Он выслушал внимательно и говорит эдак дружелюбно:

«Тогда оставайтесь на всю ночь и поужинайте со мной. Негоже отпускать своего сородича, не преломив с ним хлеба. Прошу садиться, мистер Данкен».

И я обрадованно сел, хотя, признаюсь, сперва мне от всего происходящего было не по себе. Какое-то нехристианское это было место, и уж точно этот человек не мог носить то же имя, что я, и знать так много о моих делах. Но он держался так приветливо, что мое недоверие скоро испарилось.

Я сел за стол напротив хозяина дома. Для меня был готов прибор, и, кроме вилки с ножом, там лежала длинная ложка с ручкой из рога. Такой длиннющей и чуднóй ложки мне видеть не доводилось, и я спросил, что это.

«Похлебку в этом доме чаще всего подают горячей, поэтому нужна ложка подлиннее. Обычная история, правда?»

Я не нашел что ответить и не уловил в этих словах смысла, хотя в голове шевельнулось воспоминание о чем-то нехорошем, связанном с такими ложками[124], но, как я уже говорил, мысли у меня по пьяному делу путались. Слуга поставил передо мной большую миску с супом. Но не успел я погрузить туда ложку, как мистер Стюарт выкрикнул с другого конца стола:

«А теперь, мистер Данкен, прошу вас подтвердить, что вы садитесь ужинать добровольно. По округе идет слава, будто я принуждаю гостей со мной трапезничать, когда они этого не хотят. Так что скажите вслух, что вы согласны».

«Конечно, Богом клянусь», – подтвердил я, потому что ноздри мне щекотал ароматный дух похлебки. Сотрапезнику это вроде бы понравилось, и он заулыбался.

Много супов я перепробовал за свою жизнь, но с этим не сравнится ни один. В него словно намешали все вкусное, что только есть на свете: виски и капусту, рассыпчатое печенье и куриную похлебку с луком, мед и лососину. Сердце выпрыгивало из груди от восторга. От супа веяло пряными ароматами Аравии, о которых говорится в Библии, а стоило проглотить ложку, и тебя переполняло такое счастье, словно ты сумел сбыть за двойную цену сотню овец. О, это был суп из супов!

«Как вы сказали, из которых вы Стюартов?» – спросил я хозяина.

«О, – ответил он, – я родня всем Стюартам: из Атола, из Аппина, из Ранноха и прочим. У меня там владений видимо-невидимо».

«Где-где? – удивился я. – В Блэр-о’-Атоле, на берегах Таммела, к западу от Лох-о’-Раннох, на землях Мьюира, в Бендерлохе?»

«Во всех местах, что вы назвали».

«Вот черт, – говорю, – почему же тогда вы живете не там, а в этих гнилых низинах?»

Тут он тихонько приусмехнулся.

«Наверно, мистер Данкен, я вроде вас. Вы же знаете поговорку: „Все Стюарты – сродни черту“».

Я громко рассмеялся.

«О, так вы, выходит, тоже вольная душа? Значит, мы два сапога пара. Мне знакомы все пивные от Каугейта до Кэннонгейта, и среди местных гуртовщиков нет второго такого драчуна, игрока и выпивохи».

И я принялся без всякого стыда расписывать свои похождения. Мистер Стюарт слушал и довольно ухмылялся.

«Как же, мистер Данкен, я о вас наслышан. Но блюд прибавилось, и вам, конечно же, захочется их попробовать».

На стол поставили ссек говядины, приправленный пряными травами, такой нежный, что таял во рту. Из большого буфета принесли несколько бутылок вина, в серебряную чашу налили виски с лимоном и сахаром. Не помню, что я пил, но лучше напитков просто не бывает. От них голова шла кругом и сердце наполнялось таким счастьем, что хотелось петь. Что угодно отдал бы за рецепт.

От вина у меня развязался язык, я принялся хвалиться собой, своими прошлыми успехами и задумками на будущее. Я был гуртовщиком, но долго этим заниматься не собирался. Я купил собственную отару и надеялся продать ее самое малое за сто фунтов; затем – покупать все больше овец, пока не скоплю денег на ферму, и после этого расстаться с бродячей жизнью и проводить дни в покое, на своей земле и в доброй компании. Как-никак, вскричал я, разве не приходится мой отец дальней родней самому Маклейну о’Дуарту, а жена дяди моей матери – Рори из Балнакрори! И сам я человек с образованием, два года проучился в колледже Эмбро и вещал бы сейчас с кафедры, когда б не пристрастие к выпивке и женскому полу.

«Погодите, – говорю, – сейчас я вам докажу».

Я поднялся из-за стола и подошел к книжным полкам. Книги там были на все вкусы, латинские и греческие, поэзия и философия, но в основном богословие. Нашлись, к примеру, «Воззвание к необращенным» Ричарда Бакстера[125], «Четыре состояния»[126] Томаса Бостона из Эттрика, не говоря уже о проповедях от доброй полусотни древних священников, «Серне стройной»[127] и многочисленных сочинениях всяких-разных ковенантеров[128].

«Собрание прекрасное, ничего не скажешь, мистер Как-вас-там, – заметил я, поскольку хмель развязал мне язык. – Ручаюсь, мало у кого из священников и профессоров-богословов найдется такая. Начинаю подозревать, сэр, что вы человек религиозный».

«Разве не надлежит нам, – отозвался хозяин елейным голосом, – помнить слова Писания: „Худые сообщества развращают добрые нравы“[129], – и задумываться о том, кто нас окружает? А меня, если не почтит визитом странник вроде вас, окружают только книги».

Тем временем я открыл сборник пьес – знаменитого Уильяма Шекспира вроде бы – и вдруг громко рассмеялся.

«Ха-ха, мистер Стюарт, да тут нашлось кое-что точнехонько