Нежность к ревущему зверю - А Бахвалов

И пока он одевался, спускался по долгой лестнице и ждал такси под злющими колкими снежинками, его не покидало такое чувство, будто он принуждает себя к этой поездке на дачу.

Мимо него, сцепившись руками, с сияющими шалыми лицами прошли четыре девушки.

- С наступающим!.. -улыбкой дохнула ему в лицо одна из них.

Лютров с опозданием, уже в спину благодарно улыбнулся ей, смеявшейся громче всех, видимо оттого, что с неожиданной и для подруг, и для самой себя дерзостью озадачила большого, задумчивого человека в светлом пальто, истуканом стоявшего возле столбика с шахматными клеточками. Что-то дрогнуло в нем, оттаяло и легкой утишающей грустью разлилось в душе.

"А!..- отмахнулся он от недавнего настроения, - Новый год все-таки праздник, а что за праздник, если нельзя подурачиться? Кого от этого убудет?.."

И как это обычно бывает, когда человек внезапно обретает счастливый дух, подкатило такси с торопливо бегающими щетками на стеклах.

- Куда? - крикнул краснолицый шофер, высунувшись из машины и морщась от секущих по лицу снежинок. - Вам повезло - по пути. А то я по вызову, сказал он, когда Лютров втиснул себя рядом с ним, с удовольствием вдыхая пахучее моторное тепло кузова. - Чего порожняком катить, в такой день все торопятся, верно? Мне к гостинице. Там ребятишки из Грузии приехали, опаздывают куда-то... Люблю грузинов, красивые, черти. У меня теща тоже вроде грузина, с усами, - он рассмеялся, не разжимая зубов, стараясь не обронить сигарету. - Всем хороша... Я у ней на квартире обитаюсь, так чего бы у нас с жинкой ни случилось, мою сторону держит. А уж обеды готовит будь здоров!.. Шеф-поваром была. Один грех: как пенсию получит, обязательно напьется, а напимшись - матерком кроет, да мудрено как! И откуда набралась? Как выдаст - так у человека в голове помутнение и глаза квадратные... Сосед-старичок говорит ей: "Вам, мол, никак нельзя потреблять". А она ему: "И пимши мрут, и не пимши мрут..." И так далее... А то и почище оторвет, аж гостей совестно приглашать... Тот старик, он какой-то ученый, что хоть объяснит, так он говорит: "Это у вашей тещи несдержание речи. Водка в ней на какую-то слабую кнопку нажимает... Неизлечимо, говорит, по причине возраста". Утешил. Уж я ее просил: "Мамаша, говорю, вы когда располагаете дерябнуть, мне скажите. Я с работы отпрошусь, и мы с вами тихо-мирно посидим вдвоем, пока сынишка в школе, а жена на работе. Как хорошо: валяйте себе без ограничения, не стесняйтесь! И вам удовольствие, и мне курсы повышения... А то, бывает, во как нужно душу отвести на начальство там или на клиента, какой сбежит, не расплатившись: тыр-пыр, а в памяти ничего успокоительного нет, одна бестолковщина, от нее только горечь во рту...

Лютров хохотал так, как давно с ним не случалось, и никак не мог остановиться: в воображении рисовалась толстая тетка с усами, а напротив плутоватый шофер, старательно записывающий наиболее удачные пассажи. Все еще смеясь, он расплатился, пожелал общительному шоферу счастливого Нового года и вышел у вокзала.

И стало ему удивительно хорошо от людской суеты вокруг, от мерного шума, от нестихающей метели, которой он с удовольствием подставлял разгоряченное лицо, и все равно, с кем встречать Новый год, куда ехать. Все люди в городе казались ему близкими, своими. В такси, в автобусах, троллейбусах ему виделись только красивые веселые лица, а поспешность, с какой двигались машины и люди, исходила, казалось, из радостной заботы управиться с праздничными приготовлениями, потому что праздник уже звенел в душах, разлился в воздухе, оттеснив "на потом" все надоевшие хлопоты скучных будней.

Нет, все-таки здорово придумал Извольский - встретить Новый год на даче!.. И вообще, все праздничные действа нужно вершить фантазией выдумщиков, озорников, веселых, душевно благополучных людей!.. Наверное, все приглашенные - такие же, как и сам Витюлька. Или как шофер такси. А все женские лица, какие ему предстояло увидеть в Радищеве, должно быть, похожи на лицо той девушки, что шла с подругами и, блестя глазами, с мокрой челкой из-под пушистого платка, поздравила его с Новым годом.

Чтобы ему не блудить в поисках дачи, на которой он никогда не был, Извольский назначил ему встретиться с Томкой на вокзальной площади, у пригородных касс, а сам укатил с утра в Радищеве, прихватив с собой все необходимое.

- Высматривай Томку у выхода из касс... Ее лишь слепой не заметит: пальто красное, а на голове что-то вроде туркменской папахи.

Со времени возвращения из Крыма Лютров не встречался с ней, и теперь, прохаживаясь в стороне от нескончаемой людской круговерти, старался получше вспомнить лицо Томки, но отчего-то на память приходила только ее улыбка. Улыбалась она одной верхней губой, это была какая-то одной ей присущая манера размыкать сочный разрез рта, выражая веселость: приподнимаясь, пухлая верхняя губа натягивалась, образовывая тонкую складку, и чем веселее Томка улыбалась, тем сильнее обнажался неправильно выросший зуб, невольно заставлявший думать, что он мешает ей.

Но Лютров напрасно так старательно припоминал ее, она первой заметила его и еще издали помахала рукой в черной варежке.

Но он не успел убедиться, она ли это и ему ли машет рукой рослая девушка в красном пальто и мохнатой шапке, потому что рядом с собой услыхал чей-то испуганный возглас:

- Ой!..

Лютров повернулся. Слева от него, прижав подбородок к воротнику и глядя чуть исподлобья, стояла девушка в белой шубке и черном платке высокая, бледная, с продолговатым иконописным лицом, несущим неправдоподобно большие, бесцеремонно распахнутые глаза... В руках она держала сумочку, сетку, наполненную свертками.

В душе Лютрова смолкло все. Онемевший город ничего не мог подсказать ему, а он боялся верить, что видит Валерию, а того больше - что может обмануться.

Волнение достигло того состояния напряжения, какое бывает в испытательном полете, когда опасность еще не осмыслена, а ты уже охвачен нетерпеливой готовностью к действию, равно как и к тому, что уже поздно. Секунды становятся набатно гулкими, нагнетая и нагнетая непоправимое к тому последнему мгновению, когда уже ничего нельзя будет изменить.

Вот оно, ее лицо. Оно выглядит отстраненным от всего окружающего, словно вокруг и нет ничего. Протянув ему руку, она чуть сощурила глаза, ободряюще улыбнулась: "Ну, что же вы?"

Алексей Лютров испугал ее не тем, что явился вдруг на глаза, отделившись из тьмы людей огромного города, а тем, какое странное и страшное сделалось у него лицо, когда он повернулся к ней, увидел ее.

- Валерия! - сказал Лютров, выражая этим словом все, что чувствовал: ведь я мог умереть, исчезнуть, не прийти сюда и не встретить тебя!..

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});