Модус вивенди (СИ) - Дарья Кузнецова

Интересно, я когда-нибудь привыкну в общении с этим человеком не быть последовательной, а начинать сразу с главного? Есть подозрение, что ждать появления у Ветрова терпеливости и умения выслушать можно будет до конца жизни, и в итоге так и не дождаться.

— Ну и чёрт бы с ними, — поморщившись, отмахнулся он. Потянул меня к ближайшему дивану, уютно и уже вполне привычно устроил у себя на коленях. Лоза отзывалась на каждое движение тихим ворчливым поскрипыванием, и это почему-то было приятно.

— Ты так и не ответил. Чем мы с Полонским так тебя прогневали? — уткнувшись носом ему в шею, упрямо уточнила я.

— Ты никогда не улыбалась мне так. Смотрела ему вслед, и… Извини. Я понимаю, друг детства, — мрачно проговорил он.

— Ничего ты не понимаешь, — я вздохнула. — Дурак. Я о тебе думала. А Миша говорил, что очень рад за меня, что не помнит меня такой счастливой и звал в гости. Нас обоих, потому что хотел с тобой познакомиться и пригласить стать крёстными ребёнку, которого ждёт его жена.

— Действительно, дурак, — глубоко вздохнул он через пару секунд, крепко прижимая меня к себе. — Ты не сердишься?

— Почти начала, но не успела, — ответила я после небольшой паузы, решив воспользоваться поводом перейти к интересующей теме. — После твоего ухода я имела весьма… познавательный разговор с одной малоприятной особой. Графиней Ремезовой.

Реакция на эти слова оказалась весьма показательной. Одержимый замер, как будто окаменел, и через пару мгновений очень тихо сквозь зубы поинтересовался:

— И что эта… женщина тебе наговорила?

— Немного, — уклончиво ответила я. — Но мне хватило, чтобы понять, насколько сильно я не желаю с ней общаться, — пояснила как могла мягко. Сейчас мне было немного неловко за ту вспышку ярости; не потому, что вдруг изменила мнение относительно этой особы, а потому, что признавала справедливость слов Измайлова. Графиня, определённо, не стоила таких эмоций. — К счастью, своевременно подоспел Лев Анатольевич, и ничего непоправимого не случилось. Я сделала вывод, что вы были хорошо знакомы с графиней, но Измайлов порекомендовал спросить у тебя напрямую. А ещё Их Высочество просили передать, что не против, если ты поделишься со мной фактами об Одержимых.

— Сколько я всего пропустил, — пробормотал Ветров.

— Ну, мне кажется, если бы ты был рядом, ничего этого не случилось бы.

— Вот именно это я и имею в виду, — угрюмо хмыкнул он.

— Тем не менее, я всё равно рада, что обстоятельства сложились именно так, — я пожала плечами. — По крайней мере, я буду знать, почему Одержимым тяжело с остальными людьми, и лучше тебя понимать. Танцы на минном поле, они, знаешь ли, очень утомляют, а с тобой это случается регулярно.

— И ты решительно настроена на допрос, прямо здесь и сейчас? — усмехнулся он.

— Место не хуже прочих. По крайней мере, здесь никого нет. Или ты полагаешь, что нас кто-то подслушает?

— Это вряд ли. А если и подслушают, не думаю, что узнают нечто новое.

— Тем более, — удовлетворённо кивнула я. — Игорь, ты ведь и сам понимаешь, что это необходимо. Тебе же станет легче.

— Ну, раз того же мнения придерживаются и Измайлов, и цесаревич, кто я такой, чтобы спорить? — хмыкнул он. — С Одержимыми… всё проще, чем кажется. Такому большому механизму, как Империя, нужна смазка, а смазкой государственной машине во все времена служит кровь; в прямом ли, переносном смысле, неважно. Одержимые служат именно ей. «Половина души Империи, половина души Императору, для себя — честь, верность и достойная смерть», — нараспев явно процитировал он. — Это не просто слова клятвы, это смысл и вся суть нашей жизни. Здесь даже иносказательности никакой нет. Наличие у человека души — это объективный факт, и когда мы к кому-то крепко привязываемся, по-настоящему любим, её части переходят к объекту этих чувств. Только у Одержимых этот процесс, в отличие от остальных, происходит осознанно, а порой — контролируемо. Это сложно объяснить словами тому, кто не способен увидеть. Эти осколки, на которые мы разделяем себя, никуда не исчезают, продолжают жить и умирают только с новым владельцем. Я именно это имел в виду, когда говорил о твоём отце. Пока ты жива, часть его живёт с тобой. Это нормально и естественно, просто не всем полезно об этом задумываться и, главное, точно знать.

— Поэтому всё скрывается? — ошарашенно пробормотала я.

— В некотором степени. Но, главное, ты представляешь, как можно всё это перевернуть и каким чудовищем выставить Императора?

— Почти Дьявол, паразитирующий на чужих душах, — проговорила я. — Но что происходит с Одержимыми, когда умирает очередной Император? Вы окончательно лишаетесь половины души?

— С этой частью всё не совсем так, как в иных случаях, — осторожно подбирая слова, принялся пояснять мужчина. — Наша присяга приносится некоему символу законного правителя, а не конкретному хорошо знакомому человеку. И после его смерти она переносится на законного наследника. А в случае спорной ситуации, как было с прабабкой нынешнего правителя, на самого достойного. Поэтому у нас очень сложно провести государственный переворот или устроить свару вокруг престолонаследия: для этого сначала нужно вырезать всех Одержимых, потому что за законного наследника каждый из нас будет стоять до последнего.

— И среди Одержимых действительно не бывает предателей и сомневающихся? — уточнила я достаточно известный и распространённый факт.

— Одержимыми становятся только те, кто готов к такому шагу и такой жизни. Благодаря чертам характера, моральным установкам, чему-то ещё, составляющему личность. Некоторые уже рождаются с этим, большинство приходит к этому в разные моменты жизни, и никто из нас не жалеет о собственной участи и не хотел бы для себя другой. Мы, можно сказать, как один одержимы желанием сохранить Империю и готовы за неё бороться. Вот только тем, кто пожелает использовать это знание, будет плевать на реальное положение вещей, а скандал из этого можно раздуть грандиозный. Мы же способны на многое, но всё-таки не всемогущи.

— И как это связано с отсутствием женщин-Одержимых?

— Понятия не имею, — пожал плечами Игорь. — Мы, на самом деле, очень многого не знаем о собственной природе. Откуда взялся самый первый? Почему вдруг в какой-то момент времени вообще возникло такое явление, почему стало массовым, как происходит превращение и по какому точно принципу. С женщинами… наверное, какое-то свойство психики. У вас она значительно более гибкая и выносливая. В конце концов, среди женщин и маньяков почти не бывает, — хмыкнул он.