Великие пророки современности - Николай Непомнящий

После представления, прощаясь со мной и моей женой, он обратился к ней со следующим предложением:

— Я знаю, что мучает вас, — сказал он. — Вы очень хотите узнать судьбу дорогого вам человека. Приходите ко мне завтра утром в гостиницу „Европа и я поделюсь с вами тем, что знаю.

С вполне понятным волнением моя жена пришла к Вольфу Григорьевичу. Взяв ее за руку, он сказал:

— Вы хотите узнать о судьбе вашего брата, который воевал на фронтах Великой Отечественной войны.

В самом деле, ее брат пропал без вести в самом конце войны, и никто из нас не знал, что с ним стало.

— К сожалению, ваш брат Анатолий был убит незадолго до конца войны.

Так Вольф Григорьевич избавил нас от сомнений относительно судьбы родственника. Его слова позже были подтверждены официальным сообщением, полученным из комендатуры и военкомата. Этот человек, несомненно, обладал потрясающими способностями».

Писатель Надежда Филипповна Крамова, проживающая в Бостоне, рассказала мне еще более интересную историю о встрече с Вольфом Мессингом.

«Хочу поделиться с вами воспоминаниями, которые свидетельствуют о его магическом даре не только видеть события прошлого, но и предсказывать будущее.

Я встретилась с Вольфом Мессингом во время войны. В Перми (тогда Молотов) была расквартирована группа писателей, эвакуированных из Ленинграда. Мы жили в единственном семиэтажном здании в городе, гостинице, которую окрестили „Семь этажей". Однажды в холле я увидела невысокого человека с большой головой и торчащими во все стороны волосами. Проходя мимо меня, он остановился, окинул меня пронизывающим взглядом, улыбнулся чему-то и быстрым шагом направился к выходу.

— Кто это? — спросила я администратора гостиницы.

— Как, вы не знаете? Это Вольф Мессинг, он приехал вчера.

— О! — сказала я, устыдившись своего невежества. В то время мне это имя ничего не говорило.

Я старалась никогда не пропускать представления Мессинга. Однажды я замешкалась после выступления. Зал уже опустел, и я последняя вышла на холодную улицу. Шел сильный снегопад, и дальше двух шагов ничего не было видно. У входа в нерешительности стоял Мессинг.

— Мерзкая погода, — проворчал он на немецком. — Как в аду.

— Хуже, — ответила я. — Хорошо хоть тепло.

— Вы говорите по-немецки? — он обернулся и посмотрел на меня изучающе. — Это хорошо. Вы остановились в гостинице. Я видел вас в холле.

Я кивнула, пораженная его памятью.

— Вот моя рука, и пойдемте, — продолжил он по-немецки. Теперь мне хоть есть с кем поговорить на немецком. Русский для меня гораздо труднее.

— Но где ваш ассистент? — спросила я.

— Иногда она уходит после антракта.

Потом я часто встречала его у входа, и мы вместе возвращались в гостиницу „Семь этажей "

— Говорите тише, — предупреждал он меня. — Во время войны опасно говорить по-немецки на улице. Однажды меня приняли за шпиона.

В то время были тяжелые и тревожные для меня дни. Я перестала получать известия от своего мужа с момента блокады Ленинграда. Ходили слухи, что он был убит в бомбежку. Я долго все держала в себе, но наконец решила довериться Мессингу. Я не хотела говорить с ним о своих тревогах на ходу, но у меня не хватало смелости просить аудиенции: знала, что ему запрещена частная практика. Наконец решилась попросить ассистента замолвить за меня слово.

— Он согласен, но только в виде исключения, — сказала ассистент. — Приходите в его номер в три часа.

Я попытаюсь воспроизвести свой разговор с Мессингом слово в слово.

— Это вы? Садитесь. Но помните, что мне запрещено принимать посетителей. Поэтому 15 минут, и ни секундой больше, — сказал он.

Я покорно села, не зная, с чего начать.

— Для начала, — помог он мне, — напишите на бумаге любое число, — он передал мне карандаш и бумагу.

Я написала цифру „18".

— Теперь сложите бумагу и положите ее в свой ботинок. Вот так. Дайте мне вашу руку.

Я покорно выполнила то, что он просил. Через секунду Вольф Мессинг написал 18 на обрывке газеты и победно посмотрел на меня. Я пожала плечами: мы просто теряли время.

— Ха! — сказал неожиданно Мессинг. — „Я пришла не за тем, чтобы он показывал мне свои фокусы; мы попросту теряем время " Я правильно угадал?

Я непроизвольно улыбнулась.

— Вы хотите спросить о судьбе своего мужа.

— Что еще желает знать женщина во время войны? — спросила я немного раздраженно. — Не все же родились Мессингами.

— Но чтобы ответить на ваш вопрос, необходимо быть Мессингом, — сказал он хитро и затем рассмеялся. Он вел себя как озорной ребенок, и это начинало раздражать меня еще больше. Внезапно его лицо стало серьезным.

— Вот что я вам скажу. Для начала я хочу пройтись по вашей квартире там, в Ленинграде, — он сжал крепко мою руку. — Пойдем в коридор. Вот он. Идите медленно, налево дверь в чью-то комнату, коридор, направо — ваша комната, входите. Нет, пианино стоит не рядом с дверью, а у окна; стекло разбито, крышка открыта, на струнах снег. Ну, что же вы остановились? Идите дальше. Вторая комната почти пуста: нет ни стола, ни стульев, ни полок — книги лежат в куче на полу посередине комнаты. Хорошо, достаточно, — он отпустил мою руку. — А теперь слушайте внимательно! Пишите! — Его лицо постепенно становилось бледным и напряженным. — Ваш муж жив. Он болен, очень болен. Вы увидите его. Он приедет… приедет сюда пятого июля в десять часов утра, — Мессинг замолчал и закрыл глаза. Я боялась шелохнуться.

— Теперь уходите сейчас же! — сказал он тихо. — У меня выступление сегодня вечером. Мне надо отдохнуть, а я тут занимаюсь вами!

Он посмотрел на меня сердито.

— Я устал, уходите! — закричал он, вытирая капли пота со лба.

Наконец настало пятое июля. Я уже знала, что мой муж был сильно истощен от голода и лежал в госпитале. Не могло быть и речи о его приезде на Урал в ближайшем будущем. Но у меня из головы не выходили слова Мессинга, и мы с друзьями с нетерпением ждали этого дня. Я даже приготовилась к встрече: достала водку за карточки на масло, часть хлебных карточек поменяла на мятную карамель, а три метра ткани, выданной мне литературным фондом, выменяла на картошку и лук.

Пятого июля осталась одна в комнате. Я боялась спуститься в столовую или даже принести кипятка для чая. Проходили часы: 10, 11, 12… 16, 17, 18. Каждые несколько минут в дверь просовывалась чья-нибудь голова.

— Не приехал?

— Нет еще.

Я сидела голодная, злая, рыдала и чувствовала себя дурой. В семь часов в дверь постучали. На пороге стоял мой муж. За плечами у него был туго набитый вещмешок, еще он прижимал к груди две буханки хлеба.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});