Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима - Ирина Петровна Бороган

Вот почему он им нравится» (He Delivers. That's Why They Like Him).

Йордан с готовностью согласился – лондонские дебаты должны были стать его вторым выступлением в недавно начатой им публичной кампании, посвященной отношениям Путина и Запада. Первым было его участие в дискуссии по российско-американским отношениям, которая прошла накануне в Центре Йордана по изучению России при Нью-Йоркском университете. Он пригласил туда себя сам: в конце концов, центр существовал на его деньги и носил его имя.

Выступая в Нью-Йорке, Йордан утверждал, что Путин рассчитывал на другой сценарий развития российско-американских отношений, но его ожидания за время первых двух президентских сроков не оправдались. Он также резко раскритиковал «акт Магнитского», заявив, что не понимает, почему США «вмешиваются во внутренние дела России»[362].

Теперь он приехал защищать Путина в Лондон.

Выступить оппонентом Йордана пригласили Машу Гессен. После 2010 г. Гессен ушла из «Сноба» и успела поработать в нескольких российских печатных СМИ. Из одного журнала ее уволили после того, как она отказалась освещать полет Путина на дельтаплане с журавлями-стерхами. Президент показывал молодым птицам маршрут перелета на юг, и акция была очередным пиар-ходом Кремля[363]. Затем Маша недолго возглавляла московское бюро радио «Свобода»[364]. В Америке только что вышла написанная ею биография Путина «Человек без лица: Невероятное восхождение Владимира Путина».

Поскольку дебаты предусматривали формат двое на двое, позвали еще двух британцев. На стороне Йордана выступал бывший британский дипломат. Машу Гессен поддерживал Люк Хардинг из газеты The Guardian, первый западный журналист, высланный из России со времен холодной войны[365].

Организаторы усадили хрупкую, одетую во все черное Машу Гессен и заметно располневшего и поседевшего Бориса Йордана по разные стороны от модератора. Несмотря на внешний контраст, между главными оппонентами было много общего: оба русские американцы, обоим по 46 лет, и оба – члены клуба global Russians. Но теперь они находились по разные стороны баррикад.

Когда Маша заговорила, стало очевидно, что она очень волнуется. Она сказала, что больше не чувствует себя в России в безопасности. Запрет на усыновление российских детей иностранцами в ответ на «акт Магнитского» коснулся ее напрямую: Гессен была американской гражданкой, активисткой ЛГБТ и матерью троих детей, среди которых был мальчик, усыновленный из российского детского дома.

В марте ультраправый депутат Виталий Милонов, известный как ярый ненавистник геев и лесбиянок, выступая за введение запрета на усыновление российских детей гражданами США, заявил, что Маша Гессен усыновила русского ребенка и воспитывает его в извращенной семье, и с этим надо что-то делать[366]. Это было прямой угрозой, и Маша немедленно проконсультировалась с адвокатом. Единственным советом, который тот смог дать, было научить сына: «Если к тебе приближается незнакомец, чиновник или полицейский, – беги». Это не очень обнадеживало. Маша серьезно задумалась над тем, чтобы уехать из России[367].

Гессен говорила медленно, последовательно опровергая аргументы о том, что Путин привел страну к экономическому процветанию. «Мы видим, что российская экономика полностью зависит от нефти и газа… Посмотрите на социальный сектор. Чтобы пройти обследование в московской поликлинике, нужно приносить свои шприцы». Но она не надеялась переубедить аудиторию – мир с нетерпением ждал, когда Путин откроет зимнюю Олимпиаду в Сочи через полгода.

Затем слово взял Борис Йордан. «Маша приехала в Россию в 1994 г., я – в 1992 г. Тогда я знал эту страну только из книг и представлял, как буду кататься на русской тройке по бескрайним снежным полям, а вдали будет слышен чудесный колокольный звон прекрасных русских церквей. Но когда я сошел с самолета, я увидел совершенно другую картину – нечто абсолютное серое и неприглядное. Могу вас заверить: в 1998–1999 гг. Россия была совсем не такой, как сказала Маша, – это было очень мрачное место».

Он повторил хорошо знакомый кремлевский нарратив: Путин спас страну от хаоса и добился поразительных успехов в экономике, обеспечив процветание среднему классу. Затем он презрительно отозвался о независимости СМИ в 1990-х гг., включая телеканал НТВ, к которому он сам когда-то имел отношение: «Они были какими угодно, только не независимыми! Их полностью контролировали олигархи». Йордан делал театральные паузы, повышал голос, жестикулировал – и тем самым напоминал профессионального торгового агента, продающего путинский режим собравшейся аудитории.

Последовал обмен резкими репликами, и Люк Хардинг больше не мог сдерживать возмущение. «Вы забыли упомянуть еще кое о чем!» – воскликнул он и перечислил имена российских журналистов и правозащитников, убитых в 2000-х гг. «Этот список можно продолжать и продолжать, – сказал он, обращаясь к аудитории. – Именно эти смелые журналисты, правозащитники и активисты, не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в провинции, заботятся о благе России, а вовсе не клептократы у власти и те (он показал направо, где сидел Йордан), кто делает в этой стране деньги, очень большие деньги»[368].

Меньше чем через год, весной 2014 г., Путин отправил войска на Украину и в нарушение всех норм международного права аннексировал Крым. Затем он развязал партизанскую войну на востоке Украины, посылая туда танки и наемников. Было очевидно, что Россия вступила в новую эпоху.

Это не смутило Бориса Йордана. Через три недели после аннексии Крыма в интервью российскому журналу бизнесмен уверенно продолжил свою публичную кампанию по оправданию Путина, которую он начал год назад в Нью-Йорке. «Недавно в Лондоне я участвовал в дискуссии о том, что Путин сделал для России, – сказал он. – В зале находилась тысяча человек. Все выступали с критикой Путина, любого аспекта его деятельности. Единственным человеком, который нашел позитив в деятельности Путина, был я»[369].

Но Йордан ошибался: он был не одинок в своих усилиях. План Путина по обработке русского зарубежья сработал: в трудный час на помощь пришла обширная сеть эмигрантских организаций, деятельность которых координировалась через кремлевские конгрессы соотечественников. Многие эмигранты искренне поддержали аннексию – это соответствовало их пониманию геополитики XIX века, когда Россия в последний раз успешно расширяла границы своей империи.

Между тем сообщество глобальных русских медленно умирало. Автор этой идеи Владимир Яковлев эмигрировал в Израиль, и в 2017 г. заявил, что глобальных русских больше нет, есть только беженцы[370]. Маша Гессен вместе с семьей уехала в Нью-Йорк.

Путин официально поставил точку на идее глобальных русских в июне 2014 г., когда подписал закон, требующий от всех граждан России, имеющих двойное гражданство или право постоянного проживания в другом государстве, в обязательном порядке уведомлять об этом органы власти. Неуведомление признавалось уголовным преступлением. Путин хотел держать своих сограждан на коротком поводке.

В конце 2018 г. Борис Йордан продолжал придерживаться прежней точки зрения. Согласившись дать интервью для этой книги, он