Хитники - Михаил Бабкин

– Уже? – зевнув, спросила она. – Ох, усыпили вы меня, гипнотизёры самодельные, небось всё интересное проспала… Погоди ты со своим шампанским! Надо сначала убедиться, что лечение получилось, а уж после… – закончить фразу лошадка не успела.

Снюссер, сильно закашлявшись, принялся тереть глаза ладонями. Трое лекарей и фея Мелина, замерев, глядели на очнувшегося мага: в том, что целительная ворожба удалась, сомневаться не приходилось.

– Ага, – удовлетворённо произнёс Федул, – дело-таки сделано! Пациент явно живее всех живых… Типа, смело товарищи в ногу, наш паровоз вперёд лети, взвейтесь кострами синие ночи, и так далее, и тому подобное, не менее жизнеутверждающее. В общем, как я понимаю, надобность в моём присутствии уже отпала, да? Тогда я пошёл. – Оставив на столе перевязь с отработанной дубинкой, гном спрыгнул со столика, подтянул сырые шорты и с независимым видом направился к лестнице – восполнять уничтоженный Линой запас шампанского. Или не шампанского, смотря что найдётся в баре на втором этаже.

Дед Панкрат, щурясь, оглядел присутствующих затуманенным взором.

– Где я? – шёпотом спросил он. – Что со мной случилось?

– Дедушка, ты только не волнуйся, – подалась к Снюссеру лошадка, – всё нормально, ты теперь здоров. Совсем-совсем здоров!

– Лина, внученька, а разве я болел? – нахмурился чародей. – Мм… и впрямь что-то эдакое вспоминается… о, действительно! Ты, девочка, не поверишь, где я был, – дед Панкрат удручённо покачал головой. – Между жизнью и смертью, между тем и этим миром. Ни туда, ни сюда, ужас, просто ужас! Эх, знала бы ты, каких я там страшных вещей нагляделся, врагу не пожелаешь… А, главное, я ведь полностью осознавал себя, понимал, как и почему оказался в том пограничном месте, и даже знал, каким образом вернуть мою душу в тело. Но самостоятельно ничего сделать не мог… Бородатая обезьяна! – вдруг подскочил на диване Снюссер, с тревогой оглядываясь по сторонам, – где она?!

– Какая ещё обезьяна? – не поняла лошадка.

– Чёрт её знает, – раздражённо ответил волшебник, – то ли шимпанзе, то ли гиббон-переросток, поди разбери в моём состоянии. Помню только как она хватала меня за грудки, била по лицу лапами и орала мерзким голосом что-то вроде: «Как тебя излечить?» Кажется, я ей ответил… ох, никак не пойму, сон оно было или явь?

– Сон, – уверенно ответила Лина, с негодованием глянув в сторону лестницы. – Конечно же сон, деда! Обычный кошмар.

– А это кто такие? – маг наконец-то обратил внимание на Глеба и Модеста. – Уж больно мне их облики знакомы. Почему? – Парень с бабаем переглянулись. Модест ободряюще кивнул Глебу, мол, давай, начинай: тот откашлялся и хотел было приступить к обстоятельному рассказу, когда со стороны лестницы донёсся негодующий вопль, глухой дробный стук, а вслед за тем оглушительный грохот. Глеб, Модест и Лина разом обернулись на пугающий звук; Снюссер, оглянувшись через спинку дивана, вскочил на ноги с истошным криком:

– Вон она, бородатая обезьяна! Боже, снова всё тот же сон!

На верху лестницы, озадаченно почёсывая в затылке, стоял Федул и с сожалением глядел вниз: на полу, у нижней ступеньки, кипела пеной солидная лужа с горкой битого стекла посреди.

– Упс, – расстроенно молвил гном, – не удержал. Опять целое ведро шампанского коту под хвост, ну что за невезуха! Блин.

– Точно! – вспомнив, хлопнул себя по лбу маг Панкрат, – именно что невезение! Да-да, вы же те самые четверо обалдуев из Ничейной Земли, бесстрашные как пьяные кролики, на одного из которых я наложил заклятье жуткого невезенья и фатальной ошибки. А этот, на лестнице, похожий на обезьяну из моего сна, в меня живым бриллиантом выстрелил! Из-за чего я и застрял в нигде.

– Между прочим, стрелял он исключительно по вашему требованию, – напомнил бабай. – Вы сами нас вынудили, шантажом.

– Дедушка, их всего трое, – осторожно подсказала Лина, – ты ошибся.

– Нет, милая, – отрицательно покачал головой Снюссер, – четвёртый у них бестелесный, ментально живой. Невидимый, то есть. Эй, ты, бородатый, а ну подь сюда! – волшебник махнул рукой Федулу. Гном, заметив жест, пооглядывался по сторонам, словно в поисках того, кому на самом деле махал дед Панкрат, никого не увидел, и, удивлённо сложив на груди лапки, спросил тонким голоском:

– Я?

– Да, ты! – гневливо прокричал Снюссер, – и нечего изображать, что ничего не понимаешь. А ну бегом ко мне!

– Похоже, это у них семейное, – воздев руки к потолку, негодующе воскликнул Федул. – Всяк норовит покомандовать бедным эльфом, а особенно заставить его бегать по лестнице сломя голову туда-сюда! Не видишь, что ли, у меня горе – бутылка разбилась… Мне по этому поводу надо срочно пойти и выпить стаканчик, грусть-тоску развеять, – хитрый гном явно собирался улизнуть, оставив Глеба и Модеста разбираться с шумным дедом.

– Будешь кренделя отчебучивать, наложу на тебя какое-нибудь проклятье, – усмехнувшись, пообещал Снюссер. – Особо мерзкое.

– Фигушки, – не поверил Федул. – В бодрствующем состоянии вы, уважаемый, ноль без палочки на предмет магии! Знаем, нас информировали.

– Руки-ноги вашему информатору поотрывать надо, – беззлобно проворчал дед Панкрат. – Иди сюда, охламон, не обижу. Поговорить надо.

– А волшебное слово? – привстав на цыпочки и глядя поверх перил, спросил гном.

– Не дерзи! – вновь разгневался чародей. – Ишь, бородой оброс, а старших до сих пор не уважает! Ведь осерчаю вконец, поймаю и таких плюх навешаю, мало не покажется. Ты не смотри, что я видом стар, ужо многим молодым фору в беге дать могу. И в драке.

– Будем считать, что волшебное слово прозвучало, – подумав, сказал Федул. – В нынешний момент «пожалуйста» и «плюхи» звучат примерно одинаково. В смысле, ободряюще, – и неторопливо зашагал вниз по ступеням.

– Дедушка, ты его не очень, – заступилась за гнома Лина. – Всё же это он тебя из комы вытянул.

– Ага, – фыркнул волшебник, оглаживая длинную бороду, – сначала туда загнал, а после выгнал… Ладно, уговорила, бить его я не буду. – Снюссер, кряхтя, вновь сел на диван, сказал, помолчав: – Пока не буду. А там видно станется.

Федул развинченной походочкой подошёл к дивану, пристроился к молчаливо стоящим друзьям: подмигнул лошадке и, надув щёки, с важным видом тоже огладил свою слипшуюся бородёнку. Глеб, не выдержав, захихикал; Модест слегка улыбнулся, а Лина низко опустила морду, чтобы никто не увидел её чувств.

– Охальник, – буркнул Снюссер. – Ладно, я на вас не в обиде, сам в случившемся виноват… А теперь, братцы-кролики, давайте, рассказывайте, что вас сюда привело. И как меня из пограничного состояния вытащили, тоже поведайте.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});