Разборки дезертиров - Сергей Зверев

Останавливаться смысла не было, что изменится? Я упорно давил на газ. Только без паники… Можно было не сомневаться – об исчезновении патруля во главе с интендантом Грабарем уже известно. Уже ищут черного «корейца». Информация докатится до южных границ «республики», это дело времени. Но без машины никак нельзя. Что угодно, но только не искать «попутный» транспорт…

Знакомые места проступали сквозь пелену взбесившегося ливня. Кусты, из которых сержант Капустин пристрелил чекиста. Скала, на которой мы сидели, как стая ворон, наблюдая за колонной грузовичков. Позади остался овраг, в котором мы придержали одну из машин…

Я резко остановил «корейца», умудрившись при этом развернуться. Бензин был практически на нуле.

– Давай полегче на поворотах, Михаил, – брюзжал очнувшийся Булдыгин. – Не дрова везешь, мать твою…

– Это очень здорово, – усмехнулся я, – что ты вспомнил имя старого друга. Но мать мою я не везу, мы же с тобой интеллигентные люди…

Я вернулся метров на триста, втиснулся в лес. «Кореец» заглох – словно и не жил. Под шапками крон уже не так ощущался разгулявшийся ливень. Видимости хватало, чтобы разглядеть густой кустарник на краю оврага, контур спящего грузовика…

Удивительное заключалось в том, что в аккумуляторе теплилась жизнь, двигатель работал, и в баке было достаточно горючего, чтобы добраться до реальных неприятностей. Я вывел машину на дорогу, покатил на юг…

Решимость крепла – я пробьюсь через этих демонов! Ущелье до краев наполняла темнота. Кромки скал почти сливались с серым небом. Дорога раскисла, дождь лупил, как из брандспойта. Но тот утес, что однажды мне напомнил полуостров Ямал, проехать было невозможно. Я загнал машину под карниз, заглушил мотор. Ну что ж, пора пройтись…

– Булдыгин, не бузи, я должен отлучиться. Держи ствол, если что – пали в воздух, прибегу…

Он, естественно, разворчался, но это было чистой симфонией. Остов сгоревшего автомобиля сдвинули под скалу, чтобы не мешался проезду. В остальном – никаких новшеств. Я карабкался по камням. Я прекрасно помнил эту дорогу. Ее обильно полили кровью – громил, стерегущих ворота в «параллельный мир», Леньки Аристова… Я взобрался на вершину, перебегал от камня к камню, чтобы не мерцать на фоне неба. В памяти осталась каждая впадина, каждый выступ в каменном хаосе. Трещина, в которую я забросил рюкзак, клочки можжевельника… Здесь не требовалось альпинистского снаряжения. Всего лишь пара ссадин, и я вытянул из провала отсыревший предмет туристского снаряжения, в котором было все для начала нормальной человеческой жизни…

До поста, насколько подсказывали интуиция и рассказ Орлеги, оставалось метров двести. Это чаша на вершине скалы, откуда спускалась тропа к дороге и все вокруг идеально простреливалось. Я мог подкрасться к постовым незаметно, а что дальше? Поливать из автомата привычных к темени мракобесов? И долго я при этом проживу?

Я заторопился обратно, пока не обуяли сомнения. Прыгнул в машину, потеснив развалившегося Булдыгина. Затолкал рюкзак под руль, передернул все затворы.

– Помолись, Павел Викторович, – посоветовал я. – Можем и не проскочить. Извини тогда, что спроважу тебя в могилу, но в лазарете ты бы и так боты двинул.

– Работай, Михаил… – протяжно шептал Булдыгин. – Но только, прости, на мою помощь не рассчитывай… Я под панелькой спрячусь, ничего? Свернусь уж как-нибудь…

Я вел машину твердой (дрожащей) рукой. Наглеть – так с музыкой. Двигатель ревел, как носорог. Фары освещали заваленный камнями распадок, крутые повороты, в которые я едва протискивался со своими широкими бортами… Я уже настолько привык рисковать, что новая попытка отправиться на тот свет была лишь рядовой в числе многих.

Две фигуры образовались в мятущемся свете фар. Махали руками, принуждая к остановке. Так я и сделал, не доехав десятка метров до протянутого поперек ущелья бревна. Цепким глазом отметилась стальная цепь на древе, стало быть, ход «шлагбаума» чуток механизирован…

Они подходили вразвалку, обросшие, как староверы, в замызганных комбинезонах, с мутными глазами. Автоматы держали наготове. Я спрыгнул на землю, оставив дверцу открытой. От часовых исходила удушливая перегарная вонь – сортир, и тот нежнее пахнет.

– Интендант Гулыга, – четко и внятно сообщил я, опережая резонное требование «властей». Представляться Орлегой или Грабарем было глупо – эти ребята на сто процентов в розыске. – Уполномочен начальником особого отдела Шаховым.

– Да нам насрать на Шахова, – сочным басом известил «егерь». – Чего надо-то? Заявок на проезд не поступало. Отъездились уж, чай.

– И ксиву пусть засветит, – добавил второй.

– Держи, – сунул я первому корочки Грабаря и, пока тот не начал их рассматривать в свете фонаря (а вдруг грамотный?), рубанул сплеча: – Кто здесь старший?

– Ну, я здесь старший, – равнодушно сообщил первый. – Десятник Вавил, легче стало?

– Строй людей, Вавил, – торжественно объявил я, – всех и каждого. Распоряжение начальника особого отдела – нести службу по усиленному режиму. До утра. А теперь хорошая новость, Вавил. Раскрыт заговор против Благомора! Зачинщики арестованы, уже дают показания. Приказ подписан: каждому бойцу, несущему службу по усиленному режиму, выдать на руки триста долларов! Утром подвезут коньяк и баб! Поздравляю, Вавил!

– Ни хрена себе, – опупел второй.

Первый недоверчиво хмыкнул, отступил, чтобы лучше рассмотреть мою лживую физиономию. Я гнал наивный экспромт – ну, хоть убей, не мог представить, чем еще привлечь эту достойную публику! Я надеялся и молился, что доллар… он и в Каратае доллар. А в подтверждение своих слов я вынул из кармана пачку банковских купюр и с расстояния продемонстрировал.

– Давай, – протянул длань Вавил. Неужели работает?

– Собирай людей, – отрубил я.

Разнесся протяжный свист. Откосы ущелья мгновенно ожили. Покатились камни. Черные тени колыхались за стеной равномерно падающего дождя. Всплывали в свете фар, обрастая формой и содержанием…

Их было не больше дюжины. Пещерный сброд, увешанный оружием. С вечера нормально тяпнули, а добавки, видно, не было. Ну и видок у этой кодлы…

– Ну, давай, говорун, поздравляй, – язвил сутулый тип с козлиной бородой. – Бухти слова признательности и благодарности…

– А водку-то привез? – доносилось с разных сторон.

– Выпивка завтра, господа. Сегодня служба… и деньги.

Я вручил пачку долларов тому, кто стоял ближе. До их пропитых мозгов ни разу не доходило, а почему, собственно, сегодня деньги, завтра «стулья»? Ведь если рассудить логически: начнешь задумываться – денег не достанется… Пачку рвали на части, мгновенно образовалась куча мала. Сплелись в одном клубке руки, ноги. Даже десятник Вавил, наиболее, судя по должности, мыслящий, отшвырнул какого-то длиннорукого претендента, полез, работая локтями, в гущу.

Я попятился к открытой дверце. Оба «Каштана» уже в руках. Короткие, легкие пистолеты-пулеметы. Я сел на корточки и начал поливать огнем эту кучку первосортной дряни! Хорошо стояли, не надо целиться. Пули кромсали тела, мертвые падали на живых, живые гневно вопили, но недолго. Несколько секунд, и лишь дымок волочился из разгоряченных стволов. Патронов больше не было, а двое еще шевелились, один пытался поднять автомат, другой ковылял прочь – вот-вот мог слиться с темнотой…

– Держи, Мишаня… – слабым голосом воскликнул Булдыгин. Из кабины вывалился третий «Каштан», ударился о подножку, а о землю не успел – я перехватил в полете и пошел строчить дальше. Уже никто не шевелился, даже тот, что собирался раствориться в темноте…

Я отшвырнул пустую железку, побежал к «шлагбауму». Скрипя сухожилиями, делал то, что обязаны делать трое. Пот катился ручьями, жилы натянулись, рвались. Я тянул за цепь, намотанную на барабан, и громоздкое бревно выбралось из зацепления, поползло в сторону, освобождая проезд…

Теперь я знал, что такое предел человеческих возможностей. Ноги не попадали в педали, баранка не слушалась, глаза закрывались. Я видел странный сон: огромная пестрокрылая бабочка ползла по моей щеке, взгромоздилась на переносицу, разложила крылья на глазах. Эта бабочка точно появилась на свет из танковой гусеницы… Я отодрал от себя это чудище и едва избежал столкновения со скалой! Вывернул баранку, поехал зигзагами, обдирая борт. Машину трясло. Ущелье никак не кончалось, пятилось по мере нашего продвижения. Черные кусты склонялись к дороге, висели карнизы, обросшие спутанной травой…

Дорога куда-то упала, безбожно заколошматило, и до меня не сразу дошло, что ущелье раздвинулось или вовсе пропало, я ехал вниз по пологим террасам. Ползучий кустарник трещал под колесами. В свете фар выросла кучка деревьев, холм с лысой шишкой. Я должен был остановиться, передохнуть хотя бы полминуты, но боялся это делать – если встану, потом уже не тронусь…