Шумерская погремушка - Наталья Николаевна Александрова

большее, чем раздражение… что-то гораздо большее…

– Что у вас тут творится? – спросил Дмитрий, забыв поздороваться с Аленой.

– Что творится? – переспросила жена тихим напряженным голосом. – Ты меня спрашиваешь, что тут творится?

– Ну да, в квартире полный бедлам, меня никто не встречает…

– Ах, тебя никто не встречает? Бедненький! Тебя никто не встретил! Тебе никто не подал чашечку кофе! Тебе никто не расшнуровал ботинки, никто не надел домашние тапочки…

– Да, кофе бы не помешал… – машинально произнес Дмитрий – и только тогда до него дошел издевательский тон и издевательский смысл последних слов жены.

В первый момент он удивился, никогда до этого не слышал от нее таких слов. Алена была тихая, неконфликтная, матери боялась… ну, он в эти бабские разборки никогда не вмешивался, сами разберутся.

А жена продолжала – тем же убийственным тоном:

– Я с тобой развожусь! Немедленно! Я найму лучших адвокатов и отсужу у тебя все, что можно! И все, что нельзя, тоже отсужу! Ты уйдешь от меня в одних штанах! И ребенка… ребенка ты никогда не увидишь!

– Да что, в конце концов, случилось? – Дмитрий даже отступил назад в коридор, до чего поразило его лицо жены.

Даже не слова, а именно лицо. Оно было такое жесткое и злое, что он поверил, что это не шутка и не бабские капризы, что жена настроена очень серьезно.

– Ах, ты спрашиваешь, что случилось? – Алена почему-то не кричала, а говорила тихо, и от этого Дмитрию стало еще хуже. – Я тебе скажу что! Твоя восхитительная матушка похитила нашего – моего – ребенка! По-хи-ти-ла! Я ясно выражаюсь?

– Не смей оскорблять мою мать! – привычно выпалил Дмитрий – и тут до него дошел смысл того, что сказала жена. – Что ты несешь? Ты бредишь! Ты всегда не выносила мою мать, всегда обвиняла ее черт знает в чем, но такое? Это уже слишком! Ты перешла всякие границы!

– Ах, это я перешла границы? Она похитила ребенка, а я – я! – перешла границы? Ну, вообще-то я знала, что так будет. Я знала, что ты станешь ее выгораживать, а меня во всем обвинять. Поэтому я заранее подала заявление в прокуратуру.

Она перевела дыхание и продолжила:

– И имей в виду – у меня масса доказательств и уйма свидетелей, так что на этот раз твоя мамаша не отвертится, несмотря на все ее связи! И опять же – имей в виду – похищение ребенка – это тяжкое преступление, она получит большой срок… очень большой! Учитывая ее возраст, она уже не выйдет на свободу!

Насчет прокуратуры было явным преувеличением. Ксения и Розалия Степановна очень не советовали Алене этого делать, да она и сама понимала, что не нужно привлекать к этому сомнительному делу посторонних. Но вот не удержалась, захотелось пугнуть мужа, этого вечно самоуверенного и довольно хамского типа.

– Да что же это такое? – воскликнул Дмитрий, схватившись за голову. – Уехать нельзя! Ты можешь понять своими куриными мозгами, что мой бизнес рушится! Что на фабрике дела хуже некуда! Ты хочешь у меня все отнять? Так нечего будет!

– Да? – Алена уперла руки в бока. – А ты не спросил себя, почему такое случилось именно сейчас? Почему у тебя на фабрике неприятности, хотя раньше вроде бы работала она нормально? Да потому что крупные фирмы отказались принимать твою продукцию!

– Ну да… были случаи… а откуда ты…

– Оттуда! Она нарочно все подстроила, она вечно в твоих бумагах копалась. Ей нужно было, чтобы ты все время в командировках пропадал, пока она свои делишки обделывала! Сам проведешь расследование – и все поймешь!

– Ну, это уж слишком! Мама! Мама! Ты слышала, что она говорит? Ты можешь мне все объяснить?

Дроздовский побежал по огромной квартире, а в голове между тем крутились лживые оправдания управляющего, как он мялся и отводил глаза… да, дело явно нечисто, и он вытрясет из него правду, даже если для этого придется запереть его в кабинете без воды и пищи на три дня.

Он отвлекся на тяжелые мысли и не сразу нашел комнату матери. А когда нашел, когда распахнул дверь и влетел в эту комнату – застыл на пороге, как громом пораженный.

Изольда Михайловна сидела на полу, скрестив ноги. Она была закутана в черный плащ, лицо ее было разрисовано узорами, как у индейца перед боем, глаза густо подведены черной тушью.

Сложив руки перед грудью, Изольда вполголоса говорила на каком-то неизвестном языке. Точнее – не говорила, а нараспев молилась. В ее молитве то и дело звучало одно и то же слово или имя – Энлиль.

– Мама, мама, что с тобой? – воскликнул Дмитрий в ужасе.

Изольда взглянула на него, явно не узнавая, вытянула в его сторону руку и громко, гневно воскликнула:

– Шуга инасудра Энлиль! Шуга инасудра!

– Да, в таком виде ее на суд не вызовешь! – с сожалением проговорила неслышно подошедшая Алена.

Изольда Михайловна увидела невестку и вдруг вскочила и быстро пошла к ней, растопырив руки, как когти хищной птицы.

Алена была начеку и отпрянула в сторону, попало Дмитрию, мать едва глаз ему не выцарапала, он еле успел выскочить.

– Что делать, что делать? – лепетал Дмитрий перед захлопнутой дверью. – Нужно вызвать врача… нужно немедленно вызвать хорошего врача…

– Ну, не знаю… ее любимый гомеопат здесь точно не поможет, и терапевт тоже. Да и невропатолог тоже. Психиатра вызвать, что ли… так ведь увезут в обычный дурдом, а там условия не очень… о, а я знаю, что нужно сделать! Я знаю одну очень хорошую частную психиатрическую клинику. Самое подходящее для нее место! Я там лежала, нам, как постоянным клиентам, скидку сделают… Черт, мобильник в клинике остался… Ну, ничего… – Алена уже рылась в записной книжке, что лежала на столике возле телефона.

Пока она разговаривала, Дмитрий услышал плач из детской и пошел туда.

– Ну вот, – сказала Алена, приходя в детскую и принимая из его рук малыша, – я договорилась, сами приедут и заберут ее через два часа. Утеньки, мы проснулись… кушать хотим…

– Слушай, ты ведь все придумала насчет прокуратуры? – нерешительно спросил Дмитрий. – Ни к чему это…

– Посмотрим на его поведение, верно, Женечка? – спросила Алена, глядя в ясные голубые глазки.

Ребенок в ответ улыбнулся беззубым ротиком.

Утро, как обычно, началось с пробежки.

Ксения проснулась, как всегда, без будильника, без пятнадцати семь, оделась и выскочила из дома. Надо же, а еще неделю назад в это время было совсем светло…

Она нырнула в проход между домами, затем мимо гаражей выскочила в переулок, пробежала