Реликт - Василий Головачёв

на отца.

– Откуда тартариане знают о запретах и законах этой реальности? Они такие же пленники резервации, как и мы.

– Такие, да не такие. Тартар – бывший и будущий Игрок, его возможности шире моих. – Кристофер подумал и добавил: – Пока. Если мы завербуем на нашу сторону Велича-младшего, нас никто и ничто не остановит.

– Мне он не показался семи пядей во лбу, – презрительно буркнул Али. – Фехтует неплохо, а в остальном – деревенский дуболом.

– Не скажи, ты его не знаешь.

– Ты, что ли, знаешь?

– Я знаю его отца, этого достаточно. Да и старший Велич, то бишь Ставр Панкратов, своего внука не бросит, а он уж точно Игрок высшего класса!

– Господин, – вмешался в разговор Файзулла, вытягивая вперёд руку.

Оба Кроули умолкли.

Вдали показалась стена зелёно-коричневых растений, в которых Али признал топинамбур. Над ней вырастала тонкая белая тростинка, означающая наличие в этом месте очередной геянской крепости.

– Украйполе, – сказал Кроули.

– Левее.

Али напряг зрение и увидел над зарослями чёрную скалу.

– Тартарианин?! Ещё один?

– Проводник, – с удовлетворением проговорил Кроули. – Никуда они от нас не скроются.

«Танкоскелет», нёсший на себе троих мужчин, плавно повернул налево, направляясь к своему собрату. Проложил широкую дорогу в зарослях топинамбура, распугивая аборигенов в оранжевых комбинезонах, снующих с тачками среди растений; все они были мужчинами. За полем показался холмик, на котором стояли навесы и какие-то механизмы, а за холмиком располагался городок, обнесённый наклонной стеной.

Тартарианин стоял в полукилометре от городка, окружённый двумя линиями мотоциклов. Байкеров было не меньше сотни. Изредка то один, то другой срывался с места, мчался к застывшей глыбе посланца Тартара, словно собираясь его протаранить, бросал какой-то блестящий предмет в грозную махину и возвращался обратно.

– Что они делают? – пробормотал Али.

– Одно из двух, – задумчиво ответил Кристофер. – Либо забрасывают посланника горючей смесью, либо пытаются связать сеткой из мгновенно твердеющего клея.

– Он не шевелится.

– Ждёт нас.

– Думаешь, он живой?

– Живее, чем кажется, – усмехнулся Кроули-старший. – Ни клеем, ни напалмом, ни чем-нибудь ещё тартариан остановить нельзя. В былые времена они и антиматов не боялись. Разве что стрингер мог заставить их отступить. Но у геян стрингеров нет.

– Смотри, они разворачиваются к нам.

Действительно, внешняя цепь байкеров совершила слаженный маневр и помчалась навстречу второму пришельцу. К ним присоединился второй отряд мотоциклистов, вырвавшийся из крепости, и тартарианин с седоками оказался в гибко скользящем кольце машин, которыми управляли молодые женщины.

Тартарианин начал замедлять движение.

– Если они начнут стрелять… – хмыкнул Али.

Зашевелился первый «танкоскелет», оделся в стену красно-фиолетового пламени – сработало воспламеняющее напалм устройство – и покатился к соотечественнику.

Байкеры перестроились, но войну начинать не спешили.

Тартариане сблизились, уткнулись нос в нос.

Кроули-старший вытянул вперёд руку, закрыл глаза. Лицо его побледнело, лоб покрылся каплями пота.

Али почувствовал странный ветер, – ладонь отца превратилась в излучатель энергии, – напрягся, пытаясь поймать мысленную передачу. В голове вспыхнули эфемерные призрачные фейерверки, складываясь в почти понятные символы и знаки, зазвучал тягучий баритон, прерываемый колокольным звоном. Язык был незнаком, но смысл речи показался понятным.

В то же мгновение тартариане вдруг обнялись – выглядело это именно так! – и стали перестраиваться, прорастать друг в друга, пока не образовали единый «дробный» механизм, форму которого можно было бы охарактеризовать двумя словами: сухопутный дредноут.

Брюссельгей

До столицы геянской империи отряд под командованием Истомы добрался за два часа.

Дорог и на просторах Империгея, как называли своё государство геяне, никто не протягивал, но они и не требовались в условиях Великой Равнины, плоской как стол почти на всём её безграничном пространстве. Геяне ездили от города к городу по одному и тому же пути, отчего среди трав саванны и возникали жёлтые и коричневые полосы, там, где трава не росла, вытоптанная колёсами мотоциклов, копытами вьючных животных и ногами ходоков.

Расплывчатая, серая, по ощущениям – невесомая громада впереди, какой виделась Гея-Гора с расстояния в двести километров, начала уплотняться, сгущаться, приобретать контуры растрескавшегося горного массива. Вскоре она покрылась сизо-чёрными тенями и голубыми трещинами, пока наконец не превратилась в гигантское вместилище природных образований, складок, ниш и искусственных конструкций, взбиравшихся по склонам чуть ли не до середины тысячекилометрового купола.

Ясен на этом фоне даже не сразу заметил приблизившийся город, прижавшийся к подножию Геи-Горы.

Брюссельгей начался как скопление наклонных плит по две сотни метров длиной и высотой в двадцать, напоминающих остатки древней кладки, между которыми располагались решётки и башенки с металлическими куполами на каждой.

Истома и её спутницы снизили скорость. Девушка оглянулась, и Ясен, повинуясь её мысленному зову, догнал геянку.

– Будем останавливаться в Храме Воды?

– Что это такое? – прокричал он в ответ.

– У нас поклоняются воде как основе жизни. Вода в дефиците, вот и возникла своеобразная религия.

– Как хочешь.

– Тогда заедем.

Отряд миновал две стены с башенками, повернул правее и оказался у гигантского наклонного зеркала, подпираемого чешуйчатыми колоннами, по которым стекала вода. Впрочем, и по