На восходе луны - Татьяна Туринская

Задумавшись о душе, попытался припомнить: а была ли в его несчастной жизни хоть одна женщина, которую бы приняла душа, а не тело, сердце, а не разум? Припомнил… И даже без особого труда… Вот только не уверен был, что именно душою, сердцем принял тогда наивную девчонку. Да полноте, какая там душа? Он ведь не мог забыть ее лишь из угрызений совести — так какая же это душа, какая любовь? Он, Андрюша, вообще любить не умеет. Он запретил себе все эти романтические бредни в ранней юности, он силою воли умертвил в себе любые чувства, кроме желания плотской любви. Вот если принять за любовь плотские отношения, тогда…

О, тогда это другое дело! Вот в плотскую любовь он верил. И тогда, если подходить с этих позиций, выходило… С кем ему было более всего комфортно?.. И-ээх, что-то не выходит, какая-то петрушка получается. Потому как даже с позиции плотского удовольствия на первый план выходила все та же наивная девчонка. Нет, никак не получается. Что-то у него с соображением последнее время туговато стало, видимо, сотрясение мозга не прошло бесследно.

Однако память упорно, снова и снова, из самых потаенных уголков архива вытаскивала на поверхность образ глупой наивной девчонки, восторженно шептавшей когда-то: 'Андрюша!' И от сладкого ее шепота почему-то дрожь пробегала по телу даже теперь, спустя, кажется, миллион лет, и почему-то так щемяще ныло сердце. Сердце? Какое сердце? Сердце, душа и Андрюша Потураев — это же несовместимые понятия! Потураев не может помнить ни душою, ни сердцем. Только плотью, только низменными чувствами, и никак иначе. Однако в данном случае почему-то горячий шар разрывался не в области паха, а в груди…

'Слабак! — корил себя Потураев. — Слабак! Забудь, все давно в прошлом! Да и не было ничего. Она — такая же, как все, одна из миллиона, ничем не лучше, правда, и не хуже, но все равно ничем не лучше других. Нет, ничего не было! И ничего не может быть. Хотя бы на том простом основании, что нельзя строить отношения на соображениях душевной привязанности. Слабак, слабак, забудь!'

Но сердце тут же хваталось за соломинку: 'Ага, стало быть, была душевная привязанность-то? Была, иначе почему ты отказываешься строить отношения на ней?'

'Потому что нельзя строить отношения на душевной привязанности, даже если она и имеется в наличии, — ввязывался в спор разум. — Потому что душа — плохой подсказчик, плохой советчик. Отношения можно строить только на доверии и выгоде, и никак иначе'.

Сердце отказывалось соглашаться: 'Тогда почему же Люба оказалась совсем не столь замечательной женой? Ведь и доверие к ней было, и с выгодой вроде все было нормально. Тогда почему же она воспринималась не женщиной, а кикиморой болотной? А потому что в душе ничего не было, душа молчала! Потому что не любил!'

Не любил? Андрей поразился собственному открытию. Конечно, не любил, ведь потому и женился. И ошибся. А может, потому и ошибся, что не любил? Может, неправ был? Может, все они, пацаны, были тогда неправы? Ведь все, кроме него, давно женаты, и, поди, вовсе не так неудачно, как он. Может, потому, что они выросли и оставили те глупые бредни в детстве, а он, Потураев, все еще хватается за них как за соломинку, лишь бы не признаться в собственной слабости? В том, что таки он, Андрей Потураев, умеет любить? И что сердце его, закаленное волей, все равно осталось живым? И что вовсе не совесть ему все это время покоя не давала, а именно сердце? Что душа страдала именно из-за отсутствия наивной девчонки, а вовсе не из-за осознания собственной подлости?

Маринка… Глупая, наивная Маринка… Выходит, он ее любил? Любил?!! А почему в прошедшем времени? Ведь, если все прошло, почему сейчас так больно сердцу? Почему душа рвется прочь из тела? Нет, не любил! Не любил!!! Любит! Сейчас, сию минуту любит! И готов признать это перед самим собою, заткнув наконец голос разуму. Разум должен молчать, когда речь идет о чувствах. Молчи, разум, молчи! Теперь тебе не удастся перекричать сердце. Маринка!!!

По всему, следовало немедленно разыскать ее и попытаться исправить собственную ошибку. Ведь и Маринка его тоже любила, он это точно знал: именно из-за ее неземной любви и бежал с позором, опасаясь за собственную гордость. Дурак, ах какой редкий дурак!!! Каким же он был глупым, а считал себя самым разумным человеком во вселенной. Разумным и хитрым, пытался перехитрить собственное сердце. А теперь, что теперь? Теперь он, наконец, осознал всю меру собственной глупости, готов признать собственную ошибку.

И что дальше? Прошло столько лет после той их памятной встречи, когда он так жестоко и, оказывается, глупо заявил Маринке, что больше никогда не придет в этот дом. Имеет ли он моральное право ворваться в ее жизнь теперь, спустя столько лет полного забвения? Да еще и требовать от нее искренней любви? Навязывать ей себя, инвалида, страшную обузу? А вдруг она замужем?

Последняя мысль обожгла сердце дикой ревностью. Маринка, его Маринка, его единственная, как оказалось, любовь, его наивная дурочка, ныне может принадлежать другому мужчине?! И выходит, он собственноручно подтолкнул ее в чужие объятия?!!

Глава 32

— Здравствуй, Андрюшенька! Ты сегодня совсем молодцом! Выглядишь просто замечательно!

Виктория искренне улыбнулась и прошла в квартиру:

— Смотри, что я придумала! Как тебе эта моделька?

И вытащила из объемной сумки женское пальто приятного светло-желтого цвета:

— Мне кажется, такая модель будет иметь успех. Тем более цвета нынче в моде пастельные, так что можно использовать ту партию кашемира, что мы закупили еще в прошлом году. Помнишь, там у нас как раз теплые светлые тона: фисташка, крем-брюле, бледно-розовый. Можем даже выпустить в белом цвете, но самую минимальную партию. Что скажешь?

Виктория примерила пальто и, словно профессиональная модель на подиуме, покрутилась перед Потураевым.

— Ну как, Андрюша? Чего ты молчишь? Тебе не нравится, да? — протянула разочарованно.

— Да нет, — отозвался наконец Потураев. — Пальтишко симпатичное, тебе очень идет. Кстати, ты бы оставила его себе, хочешь? В самом деле, тебе действительно очень идет.

Вика радостно улыбнулась:

— Правда? Ну тогда уговорил, оставлю себе. Так ты подпишешь эту модель в работу?

— Да, конечно, — без раздумий согласился Потураев, что случалось с ним крайне редко.

Вика удивленно вскинула брови:

— Что, и на белые согласен?

Андрей пожал плечом:

— А почему бы и нет?

Виктория подозрительно пригляделась, подошла поближе, взглянула пристально в глаза:

— Потураев, с тобой все в порядке? Ты сегодня какой-то не такой.