Несовместимость - Илана Л

стороны, а ветер выбивает из прически отдельные прядки, развевает их.

Она подпрыгивает вверх, хохочет. И я начинаю улыбаться, хотя по щекам текут слезы. Ангел замечает мое настроение, тянется к рукам, а потом легко их целует.

Мое дыхание сперло, не смею шевелиться. Хоть бы кто нажал на кнопку "стоп", чтоб я смогла насладиться впечатлениями. Продлить это прекрасное мгновение.

Поднимаюсь, подхватываю малышку на руки. Хочу пойти с ней туда, где пахнет цветами. Это недалеко, буквально десяток шагов. Там, вдали, виднеются желтые бутоны. Но шалунья не дается, сползает с рук. Назидательно смотрит. С укором. Недовольно.

Рассердила я Ангела.

Она уперла кулачки в бока, цокает язычком.

– Ты злишься? Пойдем, там очень красиво. Смотри, сколько цветов, – показываю на поляну.

Кукленок молчит, насупила бровки.

– Хочешь, я соберу тебе огромный букет полевых цветов? Будем венки плести, – и показываю, как красиво они будут вплетаться в волосы.

Ангел не реагирует. Топает ножкой, а потом хватает за руку и подталкивает в другую сторону.

Но я не хочу идти туда одна, хочу с ней. Малышка знает, но не согласна, выдергивает ладошку, строго машет пальчиком. Удушающее чувство беспомощности сжимает все внутри. 

Мираж постепенно начинает ускользать. Его нет, он исчезает. Как нет и маленького Ангела. Она, не оборачиваясь, уходит туда, где луга да травы, а я, пригвожденная к месту, не смею сделать и шагу. Лишь на память о крохе остается тонкий белый браслет, – да легкое касание прощальных, нежных объятий.

Я распахнула глаза, возвращаясь к суровой реальности. Обвела взглядом комнату, задержавшись на классических шторах, которые являли собой сочетание легкого, полупрозрачного тюля и более плотных портьер. Обстановка в спальне была легкой, воздушной, уютной. Как и вся квартира, которую купил Рома. Постороннего человека это могло ввести в заблуждение, с такой любовью были продуманы многие детали в интерьере. Мало кто знал, что работал профессиональный дизайнер, получивший баснословную сумму за то, чтобы я попала не в вышколенную, дорогую обстановку квартиры без души в самом элитном районе Одессы, а в квартиру, в которую хотелось возвращаться, чтобы в ней пахло...если не счастьем, то хотя бы уютом.

Я знала, что Рома хотел купить дом. Огромный дом и семья для него были синонимами. Но, видя мое состояние, приобрел квартиру, которую за несколько месяцев я так по сути нормально и не изучила.

Встав с кровати, подошла к окну, продолжая сжимать в руках идентификационный браслет из пластика, который одели моей доченьке сразу после рождения. Единственное, с чем я не расставалась в последнее время.

Распахнув штору, посмотрела в окно, непроизвольно зацепилась взглядом за детскую площадку. В душе сразу же поднялась протестующая буря, и чтобы не усугублять положение, отвернулась. Сделала вдох. Вернулась к кровати. С остервенением потянулась к прикроватной тумбе, взяла стакан с водой и выпила успокоительное.  Только с ним я могла более-менее нормально функционировать. Чувствовала себя сумасшедшей. Хотя, почему как? Я и есть чокнутая, доведенная до отчаяния женщина.

Снова посмотрела на окно. Ослепительно-проникающие лучи солнца, так и манили, звали. В голове, как будто, раздавались голоса детишек, резвившихся на улице.

‒ Давай, забивай гол.

– Ну...

– Гол!

– Вот ты растяпа!

– Да, хорош, Димка, отыграемся.

Колотящееся сердце не умолкало. Боль снова накатила, и я прикрыла глаза.  Она, как море, накрывала, то отпускала словно цунами. А затем вновь усиливалась. Я научилась с ней справляться. Но ночное видение меня всполошило, подхватило вверх и снова завертело со страшной силой.

Cон и детские голоса не выходили из головы. Ожили. Впервые за эти месяцы мне приснилась доченька. До этого одни сплошные кошмары или нечто непонятное, бесформенное. А тут родная кровиночка...

Я столько раз представляла ее глаза. Какие они? Как во сне? Голубые? А может как у Ромы – серые?

Я понимала, что это невозможно, но я физически ощущала ее присутствие рядом со мной, будто молоком пахло. Нет, я не страдала слуховыми или зрительными галлюцинациями. Я отдавала отчет в своих поступках и мало-помалу за пять месяцев привыкала, свыкалась, заставляла себя, в конце концов. Хотя, чувство безнадежности и бесполезности по-прежнему не отпускало.

Но сегодня было что-то иное. Ангел...Грудную клетку по-прежнему жгло, сердце кровоточило. Душа разрывалась...

Меня тянуло туда. Неистово. Яростно. Отчаянно. Я ездила к ней каждый день, потому что только там я могла нормально дышать. Вопреки всему. Там во мне потухала надежда, но там мне хотелось быть. С ней.

Я могла сидеть на скамейке молча несколько часов подряд, а, если совсем было туго, – листья убирала или высаживала цветы. 

– Дашенька, вы куда? – сначала не поняла, откуда раздался мягкий, женский голос и, оторвав взгляд от пола, пару секунд равнодушно и непонимающе смотрела, как немного полная женщина средних лет приближалась ко мне. Осознала, что минут десять молча сидела на пуфе в прихожей. Ушла в себя настолько глубоко, что до меня не сразу дошел весь смысл слов. И только дотронувшись ладонями щек, обратила внимание на женщину, которая беспокойно сжимала мокрую тряпку в руках.

 – Я в соседней комнате пыль вытирала и шум услышала. Не хотела мешать вам, Дашенька, простите, что вмешиваюсь. Просто очень за вас переживаю. Роман Александрович должен вот-вот вернуться. У вас же скоро самолет, помните?

Женщина, на которую полностью легли домашние обязанности последних месяцев, смотрела на меня неуверенно, будто сомневалась в моей памяти и мои поступки не вписывались в нормы поведения.

Конечно, я все помнила. Фарерские острова. До отлета оставалось около восьми часов.

– И Лиза с Сашенькой вот-вот должны вернуться с прогулки..., – она осеклась. Суетливо провела ладонями по фартуку, – простите, – уже тихо добавила она.

Я сделала вдох. Постаралась абстрагироваться.

Нина не знала всей правды, но думаю, догадывалась, что к чему. Она жалостливо смотрела на меня, а мне не нужна была ничья жалость.

– Я все помню, Нина. Спасибо. Я ненадолго, – сделав вид, что не слышала последних слов, проверила сумку, взяла кошелек и подошла к двери.

 Тугой спиралью закручивалось мое сердце. Лихорадило.

– Дашенька, – женщина дотронулась рукой до моего плеча, – вы не могли всего предусмотреть. Только Бог может все знать.

– Конечно, – поспешно ответила я именно то, что от меня хотели услышать. Обернулась и постаралась выдавить улыбку.

 Нина не поверила. Я видела это в ее глазах. Я сама себе не верила. Потому что знала, что жила чудом. А чудес на свете не бывает. Давно