Сорванные цветы - Наталия Левитина

А теперь Катерина изображала из себя во время обеда крохотную синичку, которой достаточно капли чая и кусочка хлеба, чтобы наесться, и Джиму, глядя на нее, тоже приходилось симулировать стойкое отсутствие аппетита, чтобы не разорять гостеприимную хозяйку дома.

Последнюю неделю стало совсем плохо с деньгами и, следовательно, с провиантом, но неожиданный визит двух малоприятных самоуверенных типов с огромным пакетом еды на некоторое время исправил положение. Молодчина Сонечка, блеснула незакомплексованностью и отсутствием никому не нужной застенчивости и не позволила пакету покинуть территорию квартиры. Благодаря этим чудесным качествам Джим сегодня получил в единовластное пользование банку испанской ветчины. В старые времена он скептически заметил бы, что его бы больше устроило не липкое, консервированное, полуискусственное испанское мясо (да что они могут в своей несчастной Испании!), а ломоть настоящей свиньи, которая еще недавно легкомысленно и беззаботно бегала по какому-нибудь подмосковному дворику, жевала травку и картошку из корытца, увеличивая свои вкусные тугие килограммы. Но сейчас Джим чуть не расплакался от благодарности, принимая из Сонечкиных рук расписную рифленую банку, и разделался с продуктом в два счета.

«Деньги, деньги, – размышлял Джим, засыпая, – как велика их роль в нашей жизни. У Катерины нет денег, и вот уже моя шерсть теряет прежний блеск, живот прилипает к позвоночнику, в глазах появляется незнакомое кровожадное выражение. Моя бедная крошка Катерина! Каждый день бегает по объявлениям, разыскивает порядочную и небедную контору, которая давала бы нам возможность прилично жить. Я и сам бы с готовностью пошел работать секретарем в престижную фирму, но черт его знает, как включается этот компьютер, и на телефонные звонки я вряд ли отвечу. Вся надежда на Катю...».

И Джим сладко уснул.

Очевидно, после месяца радости и приподнятого настроения, вызванного пребыванием в доме чудесной девочки Кати, в жизни Софьи Викентьевны глубоким противотанковым рвом легла полоса неудач. Сначала государство, как обычно склонное делать мелкие и крупные пакости, оставило Со– 289 нечку на неопределенный период без пенсии, потом респектабельная и добротно рекламируемая компания «Торнадо» рухнула в пропасть заранее спланированного банкротства, следом возникли в жизни непрошеные гости из фирмы «Забота» с их претензиями на Сонечкино имущество. И в конце концов восьмидесятилетняя оптимистка, которая рассчитывала еще по крайней мере двадцать лет прожить без проблем со здоровьем, загремела в больницу.

Сначала обнаружился насморк, и это несмотря на горячую, солнечную весну. Софья Викентьевна два дня трубила в платочек, как корова-роженица, на третий день ее живописная сопливость ввергла в панику проходившую мимо врачиху. Сердобольная женщина долго и напряженно всматривалась в лицо Сонечки Викентьевны, осторожно щупала ее переносицу, а потом попросила немедленно, в этот же день прийти к ней на прием. Врач Елена Николаевна работала в онкологическом центре.

Одно лишь приглашение посетить врача-онколога надолго лишило бы другого человека аппетита и настроения. Но Софья Викентьевна не поддавалась.

– Ерунда, – сказала она встревоженной и расстроенной Катерине, укладывая в сумку постельное белье, дорогую германскую пижаму, шикарный халат, спортивный костюм, рулон туалетной бумаги, набор увлажняющих кремов, бигуди, расческу из натуральной березы, массажер, три детективных романа, посуду и прочие необходимые в больнице, куда она должна была лечь на обследование, вещи. – Не верю я врачам. Верю только себе. Мне хорошо. Насморк прошел. Поваляюсь недельку в кровати, пообщаюсь с людьми и вернусь. Не беспокойся, Катюша, за меня. Вот, осталось двадцать тысяч. И я напишу записку, чтобы пенсию вместо меня выдали тебе – вдруг все-таки удастся ее получить. В холодильнике еще несколько сувениров от «Заботы». Пару раз сходи к Андрею, полей его красный перец.

– Ну почему же так не везет! – с отчаянием воскликнула Катя. – Работы нет, денег нет, и вы еще оставляете меня.

– Ненадолго, Катерина. А работу ты скоро найдешь. И денег у тебя будет столько, что ты будешь их заталкивать в кладовку, как Джим Кэрри в «Маске», а они будут вываливаться обратно. Ах, Катюша, ты даже не подозреваешь, насколько ты богата!

– Я? Да я нищая! – обалдела Катя. – Нищая и несчастная.

– Ты богатая и счастливая. Сколько девочек оказались бы на вершине счастья, обладай они твоей яркой внешностью. А твоя молодость? Твое крепкое здоровье? А уникальная восприимчивость к знаниям и способность самосовершенствоваться? Это талант – схватывать все на лету и добиваться успеха в любом деле, за которое ты берешься. Разве это не богатство? А твой чудесный характер, твоя настойчивость и целеустремленность, твоя железная сила воли, твоя честность и порядочность? Нет, Катерина, ты не осознаешь, какими драгоценными дарами владеешь. Несомненно, ты богата, но только по юности лет не можешь адекватно оценить свое богатство.

– А-а... вы это имеете в виду, – разочарованно протянула Катерина. Она предпочла бы к сокровищам, бесплатно данным ей природой, прибавить еще пару тысяч хрустящих американских долларов.

– А деньги... Возможно, те миллионы, о которых ты сейчас мечтаешь, станут тебе не нужны еще до того, как поступят в твое владение.

– Как это? – удивилась Катерина.

– Ну будет у тебя много денег. Ты нанесешь удар по всевозможным магазинам, будешь кормиться только в лучших ресторанах, объездишь весь мир, но в конце концов ты вернешься к себе самой. К своим мыслям, к своему сердцу, своей любви. И если ты по дороге растеряешь все внутренние драгоценности, то просто не к чему будет возвращаться. Поэтому береги то, что имеешь... Катенька, – вдруг робко добавила Софья Викентьевна, – ты приедешь разок ко мне в больницу? Мне будет там скучно!

– Что вы, Сонечка! – ахнула Катерина. – Да я каждый день буду вас навещать, пока вас не выпишут с извинениями, что зря побеспокоили.

– Каждый день не надо – путь неблизкий. Но я буду ждать тебя, конечно. Ты мне сейчас стала ближе родного внука, который затаился в своей Германии и, видно, совсем забыл про бабулю. Если позвонит, ты его, Катя, не волнуй. Скажи, просто легла в больницу проверить исправность систем. Не уточняй, не вдавайся в подробности. А еще, Катюша, хотела тебя попросить. Моя путевка в Италию снова горит синим пламенем. Сходи, пожалуйста, в туристическое бюро, пусть или деньги вернут, или включат меня в другую группу. Лучше, конечно, перенести поездку, не хочу отказываться от мысли побывать в Италии.

– Я все сделаю, – заверила Катя, – не беспокойтесь об этом. А вы постарайтесь не грустить и не поддаваться унылой больничной атмосфере. А то действительно чем-нибудь заболеете.

– Постараюсь. Ну, кажется, я все собрала. Джим, до свидания. Береги Катюшу, присматривай за ней.

Катя подхватила увесистую сумку Софьи Викентьевны, и девочки покинули дом.

Год назад, когда Джулия приезжала в Москву, ее органы чувств, настроенные на восприятие красивого, изысканного, безупречного, стонали и возмущались. На этот раз, прилетев в столичный город из Парижа, она была приятно удивлена. Москва преобразилась и в ярком майском солнце казалась предпраздничной.

Джулия Пирл приехала в столицу России на охоту. Это было ее профессией, ее любимой работой, которой она предавалась с энтузиазмом и самозабвением.

Ей было 36 лет, причем двенадцать последних никак не отразились на ее внешности и фигуре: Джулия выглядела при вечернем освещении свежей двадцатилетней девушкой, при дневном – цветущей двадцатипятилетней женщиной. В прошлом были Лондон и архитектурная школа, занятия в Риме историей живописи, очень дорогие курсы актерского мастерства в Нью-Йорке, искусствоведческие лекции в Сорбонне, несколько лет сотрудничества в мастерских ведущих парижских кутюрье, работа в самых престижных женских журналах мира и агентствах моделей. Годы тренировки отточили ее чувство прекрасного до остроты хирургического скальпеля, и это умение распознавать гармонию и улавливать тончайшие оттенки красоты позволяло ей вести хорошо обеспеченную жизнь в Париже. К мнению Джулии прислушивались мэтры рекламного и модельного бизнеса, для редакторов дорогих дамских журналов она являлась своеобразным флюгером, показывающим, в какую сторону будет дуть завтра изменчивый ветер моды. Безупречное чувство вкуса и уникальный талант предугадывать, в каком конъюнктурном рыночном продукте реализуются очередные модные тенденции, делали саму Джулию предметом пристального изучения. За ней наблюдали. Если в гардеробе Джулии внезапно появлялась джинсовая вещь или плечи ее костюмов заметно уменьшались в размерах, – можно было без сомнения сказать, что через пару недель Европу и Америку охватит новое повальное увлечение джинсой, а «плечи» скоро совсем выйдут из моды. Если Джулия заходила в редакцию «Еlle» в небрежно повязанном шелковом платке из коллекции Шанель пятилетней давности – через несколько дней весь Париж сходил с ума от почти забытой идеи «по-крестьянски» обматывать голову дорогим натуральным шелком. Если Джулия обращала внимание на никому не известную новую манекенщицу, с девушкой моментально подписывался контракт, так как умение Джулии распознать в скромном пятнадцатилетнем ребенке будущую звезду подиума, о чьем лице и теле будет грезить половина мужчин планеты, не допускало ни единого процента погрешностей.