Метро. Трилогия под одной обложкой - Дмитрий Глуховский

– Да-да, именно так они и работают. Узнаю почерк. Сирые и убогие… э… или что-то в этом духе, – закивал Евгений Дмитриевич.

– Знаете, был я у них на собрании: они там очень странные вещи говорят, – сказал Артем. – Я постоял, послушал, но долго не выдержал. Например, что главное злодеяние Сатаны – в том, что он захотел себе тоже славы и поклонения… Я думал раньше, что там все было намного серьезней. А тут просто ревность, оказывается. Неужели мир так прост и все крутится вокруг того, что кто-то не поделил славу и поклонников?..

– Мир не так прост, – заверил его Сергей Андреевич, принимая кальян у светловолосого и затягиваясь.

– И еще кое-что… Вот они там говорят, что главные качества бога – это милосердие, доброта, готовность прощать, что он – бог любви, что он всемогущ. Но при этом за первое же ослушание человек был изгнан из рая и стал смертным. Потом несчетное количество людей умирает – не страшно, и под конец бог посылает своего сына, чтобы он спас людей. И сын этот сам погибает страшной смертью, перед смертью взывает к богу, спрашивает, почему тот его оставил. И все это для чего? Чтобы своей кровью искупить грех первого человека, которого бог сам же спровоцировал и наказал, и чтобы люди вернулись в рай и вновь обрели бессмертие. Какая-то бессмысленная возня, ведь можно было просто не наказывать так строго их всех за то, чего они даже не делали. Или отменить наказание за сроком давности. Но зачем жертвовать любимым сыном, да еще и предавать его? Где здесь любовь, где здесь готовность прощать, где здесь всемогущество?..

– Примитивно и грубовато изложено, но в общих чертах верно, – передавая кальян товарищу, одобрил Сергей Андреевич.

– Вот что я могу сказать по этому поводу… – набирая в легкие дым и блаженно улыбаясь, Евгений Дмитриевич прервался на минуту, а потом продолжил: – Так вот, если их бог и имеет какие-то качества или отличительные свойства – это уж точно не любовь, не справедливость и не всепрощение. Судя по тому, что творилось на земле с момента ее… эээ… сотворения, богу свойственна только одна любовь: он любит интересные истории. Сначала устроит заваруху, а потом смотрит, что из этого выйдет. Если пресновато получается, перцу добавит. Так что прав был старик Шекспир: весь мир – театр. Вот только вовсе не тот, на который он намекал, – заключил он.

– Только с сегодняшнего утра ты уже успел наговорить на несколько столетий горения в аду, – заметил Сергей Андреевич.

– Значит, тебе будет там с кем поболтать, – Евгений Дмитриевич передал кальян товарищу.

– С другой стороны, сколько интересных знакомств там можно завязать, – сказал Сергей Андреевич.

– Например, среди высшей иерархии католической церкви.

– Да, они-то уж точно. Но, строго говоря, наши тоже…

Оба Артемовых собеседника явно не очень верили в то, что за все сказанное сейчас придется когда-нибудь расплачиваться. Но слова Евгения Дмитриевича о том, что происходящее с человечеством – просто интересная история, навело Артема на другую мысль.

– Я вот довольно много разных книг читал, – сказал он, – и меня всегда удивляло, что там все не как в жизни. Ну, понимаете, там события выстраиваются в линию, и все друг с другом связано, одно из другого вытекает, ничего просто так не происходит. Но ведь на самом-то деле все совершенно по-другому! Ведь жизнь, она просто наполнена бессвязными событиями, которые происходят с нами в случайном порядке, и не бывает такого, чтобы все шло в логической последовательности. Или вот еще: книги, например, заканчиваются в том месте, где обрывается логическая цепочка, то есть начало – развитие – потом пик – и конец.

– Кульминация, а не пик, – поправил его Сергей Андреевич, со скучающим видом выслушивавший наблюдения Артема.

Евгений Дмитриевич тоже не проявлял особого интереса. Он подвинул к себе курительное устройство и, втянув ароматный дым, задержал дыхание.

– Хорошо, кульминация, – слегка обескураженно продолжил Артем. – Но в жизни-то все не так, логическая цепочка, во-первых, может не прийти к своему концу, а во-вторых, если и придет, то на этом ничего не заканчивается.

– Ты имеешь в виду, что жизнь не имеет сюжета? – помог ему сформулировать Сергей Андреевич.

Артем задумался на минуту, потом кивнул.

– А в судьбу ты веришь? – склонив голову набок и изучающе оглядывая Артема, спросил Сергей Андреевич, а Евгений Дмитриевич заинтересованно оторвался от кальяна.

– Нет, – решительно отрезал Артем. – Нет никакой судьбы. Просто случайные события, которые с нами происходят, а мы потом уже сами придумываем.

– Зря, зря… – разочарованно вздохнул Сергей Андреевич, строго глядя на Артема поверх очков. – Вот я тебе предложу сейчас маленькую теорию, а ты сам посмотри, подходит ли она к твоей жизни. Мне так кажется, что жизнь, конечно, пустая штука, и смысла в ней в целом нет, и нет судьбы, то есть такой определенной, явной, так, чтобы родился и все уже знаешь: моя судьба – быть космонавтом, или, скажем, балериной, или погибнуть во младенчестве… Нет, не так. Когда проживаешь отведенное тебе время… как бы это объяснить… Может случиться, что происходит с тобой какое-то событие, которое заставляет тебя совершать определенные поступки и принимать определенные решения, причем у тебя есть свободный выбор: хочешь сделай так, хочешь этак. Но если ты примешь правильное решение, то дальнейшие вещи, которые с тобой будут происходить, – это уже будут не просто случайные, как ты выражаешься, события. Они будут обусловлены тем выбором, который ты сделал. Я не имею в виду, что, если ты решил жить на Красной Линии до того, как она стала красной, тебе оттуда уже никуда не деться и события с тобой будут происходить соответствующие, я говорю о более тонких материях. Но если ты опять оказался на перепутье и вновь принял нужное решение, потом перед тобой встанет выбор, который тебе уже не покажется случайным, если ты, конечно, догадаешься и сумеешь осмыслить его. И твоя жизнь постепенно перестанет быть просто набором случайностей, она превратится… в сюжет, что ли, все будет соединено некими логическими, не обязательно прямыми связями. Вот это и будет твоя судьба. На определенной стадии, если ты достаточно далеко ушел по своей стезе, твоя жизнь настолько превращается в сюжет, что с тобой начинают происходить странные, необъяснимые с точки зрения голого рационализма или твоей теории случайных событий вещи. Зато они будут очень хорошо вписываться в логику сюжетной линии, в которую теперь превратилась твоя жизнь. Думаю, судьбы просто так не бывает, к ней надо прийти, и если события в твоей жизни соберутся и начнут выстраиваться в сюжет, тогда тебя может забросить в такие дали… Самое интересное, что сам человек может и не подозревать, что с ним это творится, или представлять себе происходящее в корне неверно, пытаться систематизировать события в соответствии со своим мировоззрением. Но у судьбы – своя логика.

Эта странная теория, показавшаяся Артему вначале полной абракадаброй, вдруг заставила его посмотреть под другим углом на все то, что случилось с ним с самого начала, когда он согласился на предложение Хантера отправиться к Полису.

Теперь все его приключения, все его странствия, до этого видевшиеся ему скорее как безуспешные, отчаянные попытки пробиться к цели своего похода, к которой он стремился отовсюду, куда бы его ни забрасывало, к которой его тянуло, как к магниту, хотя он и сам уже почти не осознавал, зачем ему это нужно, представали перед ним в ином свете, казались ему сложно организованной системой, образуя вычурную, но продуманную конструкцию.

Ведь если считать согласие Артема на предложение Охотника первым шагом по стезе, как сказал Сергей Андреевич, то все последующие события – и экспедиция на Рижскую, и то, что на Рижской к нему подошел Бурбон, и Артем не отшатнулся от него, – следующий шаг, и что Хан вышел Артему навстречу, хотя вполне мог остаться на Сухаревской… Но это еще можно было объяснить и по-другому, во всяком случае, сам Хан называл совсем иные причины своих действий. Потом Артем попадает в плен к фашистам, на Тверскую, его должны повесить, но по маловероятному стечению обстоятельств интернациональная бригада решает нанести удар по Тверской именно в этот день. Появись революционеры на день раньше, на день позже, гибель Артема была бы неминуема, но тогда прервался бы его поход.

Могло ли так быть в действительности, что упорство, с которым он продолжал свой путь, влияло на дальнейшие события? Неужели решимость, злость, отчаяние, которые побуждали его делать каждый следующий шаг, могли неизвестным образом формировать действительность, сплетая из беспорядочного набора происшествий, чьих-то поступков и мыслей стройную систему, как сказал Сергей Андреевич, превращая обычную жизнь в сюжет?

На первый взгляд, ничего такого произойти не могло. Но если задуматься… Как иначе объяснить тогда встречу с Марком, предложившим Артему единственно возможный способ проникнуть на территорию Ганзы? И главное, самое главное, что пока он мирился со своей долей, расчищая нужники, судьба, казалось, отвернулась от него, но когда он, не пытаясь даже осмыслить своих действий, пошел напролом, случилось невозможное: охранник, который был просто обязан стоять на своем посту, куда-то исчез, и не было даже никакой погони. Значит, когда он вернулся с уходящей в сторону кривой тропки на свою стезю, поступил в соответствии с сюжетным рисунком своей жизни, на той стадии, где он находился сейчас, это смогло вызвать уже серьезные искажения реальности, исправив ее так, чтобы главная линия Артемовой судьбы могла беспрепятственно развиваться дальше?…