Война с самим собой - Карл Меннингер

Перед тем как перейти к конкретным примерам, попробуем дополнить теорию подсознательного отождествления различных частей тела с гениталиями. Более подробно этот вопрос будет рассмотрен в следующей главе, посвященной истерикам. Здесь будет уместным вспомнить о состоянии, именуемом термином «фетишизм». Для некоторых фетишистов личность, тело, лицо и даже репродуктивные органы объекта вожделения не представляют сексуального интереса. Интерес в этих случаях фокусируется на отдельном участке тела, причем последний никогда не является гениталиями. Так, эти люди испытывают половое возбуждение, созерцая или лаская, например, ногу, палец на ноге, палец руки, ухо, волосы; порой объектами страсти могут служить одежда или обувь любимого. Во время психоанализа выясняется, что эти пациенты, подсознательно ассоциируют вещи с участками тела, но откровенно признаться в этом самим себе не могут.

Подсознательная символическая подмена одного органа другим порой бывает очень неожиданной как у истериков, так и у фетишистов. Замечая это качество у психически нестабильных людей, мы забываем о том, что оно свойственно всем нам. Несколько лет назад мой друг-психоаналитик запротоколировал случай подсознательной подмены гениталий волосами.

Эрнст Симмель. Рефлексивная память in statu nascendi [лат.; здесь — в момент образования]. Международный психоаналитический журнал, октябрь 1925 г., с. 454-457.

Маленький мальчик страдал от воспаления, вызванного сужением крайней плоти. Его отвели к хирургу, который при помощи несложной манипуляции устранил проблему. Во время визита к врачу ребенок вел себя исключительно хорошо, и хирург угостил его конфетой. На прощание врач, находившийся в прекрасном настроении, решил пошутить и заявил, что в следующий раз он ножницами «отчикает эту штучку целиком», и продемонстрировал упомянутый хирургический инструмент. С криком ужаса мальчик бросился к отцу, «всхлипывая и дрожа». Родители сделали все возможное, чтобы успокоить ребенка и предать забвению неудачную шутку хирурга. Год спустя у мальчика случилось небольшое воспаление пениса, которое удалось легко преодолеть с помощью водных процедур. В связи с этим он, по собственному почину, стал вспоминать подробности произошедшего год назад в кабинете хирурга, причем упоминал такие незначительные детали, о которых родители и думать забыли. Однако он ни слова не сказал о последнем эпизоде, связанном с демонстрацией хирургических ножниц. Полагая, что это поможет сыну преодолеть тягостные воспоминания, отец попросил его вспомнить предупреждение доктора. Ответа не последовало. «Разве ты не помнишь его шутку?» Молчание. «Он ведь показал тебе ножницы!» Мальчик рассмеялся: «Да-да, он сказал что-то смешное по поводу ножниц».

Несмотря на подсказки отца, он так и не смог вспомнить, в чем заключался смысл шутки. Наконец отец спросил, не помнит ли он о том, что врач пообещал кое-что отрезать, и ребенок радостно воскликнул: «О да! Я помню, как он сказал, что острижет мне волосы!»

Этот эпизод весьма характерен, ибо показывает, как воспоминания о болезненных ощущениях замещаются в сознании положительными эмоциями. Таким образом, озабоченность и раздражение были вытеснены из сознания ребенка позитивными образами, которые сыграли роль своеобразной психологической защиты.

Примечательно то, что именно волосы стали эрзацем пениса, который хирург в шутку пообещал отрезать. В разговоре с отцом ребенок беззаботно смеялся, так как в его сознании стрижка волос не влекла за собой каких-либо тягостных последствий. Он знал, что эта процедура безболезненна и волосы вскоре отрастут.

Симмель точно подметил, что в этом эпизоде шутка хирурга отражала его подсознательную жестокость; его смех свидетельствовал о том, что сам врач не отдавал себе отчета в собственной изначальной мотивировке. Однако в тот момент эта бессознательная жестокость не укрылась от восприятия ребенка. Мальчик отреагировал не на шутку, а именно на ее подсознательную составляющую. Со временем в его памяти образ пениса был символически замещен образом волос. Иными словами, включился механизм психологической защиты, часто используемый в повседневной жизни современных людей, когда внешнее проявление жестокости подавляется и трансформируется в ментальные образы. «Тем не менее многие взрослые до конца своей жизни остаются беспомощными, не способными противостоять такого рода агрессии. Любая острота их ранит и повергает в уныние. Про таких обычно говорят, что «они не понимают шуток». В действительности они понимают их слишком хорошо».

Становится понятным, что мальчик, вырывавший себе волосы, ставшие причиной его невзгод, руководствовался не только воспоминанием о неприятном опыте общения со старшим братом. Одновременно его подсознание ассоциировало волосы с признаком половой принадлежности.

Теперь поговорим о случаях из психиатрической практики, когда пациенты не ограничивались символическим членовредительством, а осуществляли самокастрацию фактически.

Наряду с подробным изучением аналогичных случаев, осуществленным Н. Д. С. Левисом,

«Психобиология комплекса кастрации», Психоаналитический обзор, 1927, т. XIV, с. 420-426, 174-209, 304-323; там же: «Дополнительный обзор реакции на кастрацию у мужчин», 1931, т. XVIII, с. 146-165.

на эту же тему существует целый ряд публикаций.

Лерой деМассари иМаллет. Сексуальное членовредительство у шизофреников. Медико-психологический архив, Париж, ч. 2, июль 1929 г., с. 144-150; К.О.Феррер. Членовредительство у алкоголиков-ипохондриков. Семана Медика, Буэнос-Айрес , 9 января 1930 г., с. 91-93; А.Б.Талант. Мастурбация и самокастрация в случаях параноидальных форм раннего слабоумия. 1928, т. XXI, с. 307-385.

См. также: К . Б л он дел. Самокастрация как форма добровольного членовредительства. Медицинский вестник, Париж, 1906, т. XXXVIII, с. 533-536; Эккерт. К вопросу о самокастрации. Криминально-антропологический и криминалистический архив, Лейпциг, 1912, т. XLVI, с. 287; Ж. Ингегнерос. Случаи самокастрации при наследственном слабоумии, неврастении и сифилофобии. Медицина, Буэнос-Айрес, 1901, т. VIII, с. 73; Наке. Членовредительство. «Криминально-антропологический и криминалистический архив», Лейпциг, 1903, т. XII, с. 263; Шмидт-Петерсен. Самокастрация. Берлин, 1902, т. XV, с. 735; Д. Ш т р о к. Самокастрация. Журнал американской Медицинской ассоциации, 1901, т. XXXVI, с. 270.

В этой книге я привожу несколько наиболее типичных примеров.

Описание следующего случая было обнаружено доктором Левисом в архивах больницы Св. Елизаветы. О прошлой жизни этого пациента мало что известно. Согласно записям лечащих врачей это был подавленный, неряшливый и необщительный пациент, равнодушный к еде. На вопросы других людей он отвечал бессвязным бормотанием. По обыкновению, он сидел с закрытыми глазами, шевелил губами, а на лице его блуждала бессмысленная улыбка. Такая клиническая картина обычно характерна для шизофреников.

Через год у пациента, оставшегося столь же неопрятным и нелюдимым, стала проявляться агрессивность. С его уст слетали грязные ругательства, которые сопровождались возбужденным состоянием. Он стал набрасываться на соседей по палате, некоторые из них платили ему той же монетой. Он разбил несколько окон и вел себя просто несносно. В течение следующих двух лет его агрессивность неуклонно повышалась. Появилась привычка метаться по комнате с очевидной целью нанести себе увечье, что иногда и происходило. При появлении других людей он швырял в них стулья. Вполне понятно, что возникла необходимость в его изоляции. Пациент не оставлял попыток изувечить себя тем или иным способом, в связи с этим порой его приходилось связывать. Он нещадно колотил сам себя, прикусывал нижнюю губу так сильно, что приходилось накладывать швы. Несмотря на неусыпный контроль со стороны медицинских работников, пациент умудрился ногтями разорвать себе мошонку и удалить яички.

В данном случае мы можем делать умозаключения исключительно на основании поведения пациента, так как не знаем мотивов совершенной самокастрации. И все же динамика развития болезни очевидна: первоначально деструктивные намерения были направлены на внешние объекты, затем агрессивность стала проявляться по отношению к различным участкам собственного тела, пока наконец не выразилась в полной мере по отношению к гениталиям.

Другой клинический случай более показателен и позволяет судить о мотивах. В больницу поступил тридцатилетний женатый морской офицер. В истории его болезни сообщалось о том, что он неоднократно пытался себя изувечить и предпринимал попытки самоубийства. Он выглядел как спокойный и аккуратный человек с признаками легкого помешательства.

Его отец, несмотря на свою глубокую религиозность, обладал, что называется, тяжелым характером и оставил семью, когда наш будущий пациент находился в юном возрасте. Матери пришлось много работать, чтобы прокормить своих детей. Сам мальчик был вынужден с раннего детства приобщиться к труду, но, несмотря на это, сумел урывками получить приличное образование. Затем он поступил на службу в военно-морские силы и дослужился до чина младшего офицера. За год до госпитализации он разочаровался в своей службе и стал спрашивать своих знакомых, не замечают ли они в нем перемен к худшему. Его депрессивное состояние прогрессировало.