Охотник - Евгений Щепетнов

— Ааааааа! — Маша завизжала, что есть силы, дрыгнула ногой, тут же получила удар в поддых, и загнулась, судорожно хватая воздух ртом, покраснев, как рак. Она удержалась на ногах, еще раз попыталась пнуть лысого, который зашел сзади, но это ей ничем не помогло. Он сорвал с нее юбку, разорвав в поясе, как луковую чешую содрал трусики, оставив в одних темных чулках, потом рванул блузку, сдернув вместе с лифчиком, и когда девушка осталась практически голой, Эрик назидательно сказал:

— Вот дала бы сама, и шматье было бы целым! А теперь все, поезд ушел! Хотя зачем оно тебе, шматье-то? Надо было соглашаться, надо. Ведь денег давали! А ты?

У Маши захолонуло сердце — завалят! Точно завалят! Потом вывезут, и по дороге бросят! Кто там разберет, что за девка валяется между Костромой и Москвой? Ай, как все плохо! Как плохо!

— Мальчики, я все поняла! — Маша улыбнулась, и поймала безумный взгляд Эрика — Я сама! Все сама! Вы же хорошие ребята, я просто не так вас поняла!

— Ага. Не так — мрачно бросил бритоголовый, и начал расстегивать пояс — Но щас поймешь.

— Погодь, Пашок, пусть нюхнет вначале. Телки расслабляются от «снежка», слаще трахать тогда. Да и не орут так… а то у меня от бабского визга ушли в трубку сворачиваются.

— А я наоборот люблю, когда орут! — хохотнул бритоголовый — Мне так вкуснее! Чтобы пополам суку! Чтобы визжала! Чтобы просила пощады! Чтобы…

— Фи, Пашок, ты известный садюга — хохотнул Эрик — Во всем нужен смак! Чтобы красиво! Чтобы как в кино! Любишь кино? Порнушку? Вот представь — девка, на передок сумасшедшая, просит четырех парней ее как следует отодрать! И тащится от этого! Кайф? Кайф? Сыграем, детка? Нюхни, давай, не бойся — «снежок» высший сорт, улет!

— Парни, презики бы — хмыкнул четвертый, до того молчавший — Внатури — мож она трипперная? И вообще — я в зад без презика ни-ни, зараза всякая, глина…

— У бармена иди возьми. И на всех принеси. Правда — кто ее знает? Эй, сучка, ты трипперная? Сарзу говори, а то прибью! И нюхай, нюхай!

Маша втянула краешек дорожки — в носу сразу заледенело, потом ее прошиб пот, в ушах зазвенело, все стало ясным, понятным, и мысль только одна — выжить! Сделать все, что они хотят — и выжить! А когда-нибудь разбогатеет, найдет этих тварей и убьет! Мучительно! Страшно! И вначале вырвет им члены. Как в кино девка мстила! У тут же мысль: «Так то в кино! Убьют ведь, гниды!»

Ее бросили на колени. Бритоголовый вошел грубо, больно, казалось, он достал до самого сердца, которое билось, как сумасшедшее, проталкивая кровь по сосудам, омывая одурманеный мозг.

Эрик пристроился спереди — неприятный, пахнущий козлом, мерзкий.

Но все это было ничего. Самое страшное началось потом…

Ее насиловали часа четыре — нюхали кокаин, и снова нисиловали, снова нюхали, и снова насиловали. У нее болело все — внутренности, кожа, которую щипали, царапали, горло, в котором побывали все эти твари, залившие ее своей липкой, вонючей слизью.

Бандиты нюхали, пили, нюхали и пили, а когда у них от перепоя пропала эрекция, они обвинили в этом Машу и начали бить ее, издеваться, заставляя ползать и вылизывать им зады. Потом бритоголовый с пьяным, сумасшедшим смехом засунул ей во влагалище бутылку из-под коньяка. От невыносимой боли измученная Маша потеряла сознание, и что с ней творили потом — она уже не запомнила.

Когда очнулась, обнаружила себя на полу, лежащей на спине, с бесстыдно раздвинутыми в стороны ногами. Бандиты спали — огромное количество алкоголя, вместе с наркотиком сделало свое дело и они вырубились, будто выпили крепкого снотворного.

Маша ощупала себя, уцепилась за донышко бутылки, засунутой внутрь почти до основания, с чмоканьем вырвала ее и осторожно отставила в сторону, морщась от невыносимой боли и оглядываясь по сторонам.

Первая мысль — найти нож и зарезать тварей! Потом решила — нужно уходить! Очнутся — убьют. Был бы один… Куда ей против них? Даже здоровая не сладит, а так… с разодранной задницей, с разбитой мордой — ее хватит только на то, чтобы уползти! И даже это — проблема.

Поднялась, пошатываясь, и едва не теряя сознания, нашла свою сумочку, порванную блузку, юбку, туфли, которые слетели с ног во время борьбы, медленно пошла к двери. Уже когда выходила, заметила за диваном стоящий на полу дипломат — металлический, блестящий, с двумя цифровыми замками.

Мгновенная мысль — забрать! Подумала, и решила — а что? Свалит отсюда, бандюганы не знают, кто она такая, уйдет — и с концами! Хоть так им насрать, тварям!

Взялась за ручку дипломата — узкий, врроде небольшой, а тяжелый! Но ярость и ненависть придавали сил, и Маша, схватив добычу, вышла в коридор сауны и побрела к выходу, мимо дверей бара.

За дверью слышались голоса, и она вначале испугалась, но потом поняла — телевизор! Какой-то фильм — стрельба, чего-то бормочут, кричат.

Она любила иногда посмотреть чушь по ящику — почему бы и нет? Отвлекает, забавно. Видимо бармен тоже любил крутые боевички.

Дверь прикрыта плотно, так что не он видит.

Маша знала турбазу, знала, как она расположена, где выходы, где дырки в сетке — раз пришлось ей свалить от настойчивого ухажера-кавказца, бежала, аж пятки сверкали! Хорошо — местный парень показал дыру в сетке, через которую можно было легко свалить. Либо наоборот — попасть на территорию. Но скорее — свалить. Менты друзья, да, но лучше всегда иметь пути отхода. Сразу в лес, и по тропе! Ищи-свищи!

Откуда Маша взяла силы — неизвестно, только ее выносливости могли позавидовать даже альпинисты, восходящие на Эверест. Она шла, сцепив зубы, чудом уцелевшие после ударов (Эрик запретил бить по лицу, сказал, что бомжиху с разбитой мордой драть не будет, а то бы… впрочем — когда вошли в раж, уже особо не церемонились). Тело дергалось от приступов шипучей боли, внутри все болело так, будто ей воткнули кол.

Впрочем — может оно так и было. Смутные обрывки воспоминаний — Эрик берет с биллиардного стола кий, заливаясь идиотским смехом… «На кол суку! Чтобы знала свое место!»

Остановилась только через час, уже изнемогая от усталости и боли, возле речки, которая делала тут крутой поворот. Все это время так и шла — голая, в одних чулках, единственное, что надела — туфли, у которых через десять минут ходьбы по лестным тропам сломались каблуки.

Поломку туфель Маша восприняла безразлично, лишь отметив, что сука Лелька продала ей фальшивые, китайские «итальянские» туфли. Нормальные туфли так бы не развалились. Впрочем — без каблуков идти стало гораздо удобнее, и если бы они не сломались, их следовало бы сломать специально.

Минут десять она смывала с себя засохшую сперму, кровь, холодная вода отрезвила, убрала остатки кокаинового дурмана. Всплыли разные воспоминания, картинки и… тогда ее вырвало. Драло долго, вылетело все, что было в желудке, и и даже сверх того — густой желчью, кровью. То ли из разбитого рта, то ли из желудка, в который сегодня попала не только кровь…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});