Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов

А.К. Саврасов изобразил древнее городище в Кунцево, именовавшееся чертовым местом

Стены «комнаты гротесков», все архитектурное убранство которой сводилось к каминам, карнизам и паркету фабрики Мансбаха, практически полностью покрыты живописными копиями фресок Рафаэля, которыми многие увлекались в XVIII веке (в том числе и граф A.C. Строгонов). Он продал украшенные гротесками пилястры великой княгине Марии Федоровне, супруге великого князя Павла Петровича, и они были использованы в Пилястровом кабинете. В результате возникла легенда о том, что панно хранились в доме на Невском со времен графа-президента Академии художеств и впоследствии были смонтированы для завершения ансамбля Кабинета наподобие кабинета Екатериной Великой в Зимнем дворце. Более того, автором панно называется тот же X. Унтербергер. Доказательств тому нет. А вот факт интереса графа Сергея Григорьевича к подобной живописи подтверждается его письмом Ф.И. Буслаеву в 1843 году: «Третьего [дня] был я в Академии художеств и наслаждался приобретенными копиями ватиканских фресок. Стоит из-за одного этого приехать в Петербург».[114]

В 1859 году Строгонов назначается президентом вновь созданной Императорской археологической комиссии, для ее заседаний он предоставил две комнаты в доме на Невском. Трудно было найти в России человека более увлеченного раскопками. К тому же Сергей Григорьевич обладал первой в мире коллекцией позднеантичных и восточных средневековых серебряных сосудов, состоявшей из 29 предметов, которые хранились в витринах Картинной галереи. Ядро составили иранские чаши, изготовленные при династии Сасанидов (III–VII вв.). Серебряные изделия, попавшие к собирателям, были найдены в кладах, скрытых в густых прикамских лесах с VI по XIV века местными финно-угорскими охотниками на пушных зверей. Серебро и сталь привозили к ним среднеазиатские и, может быть, иранские купцы, а с X века — торговцы из Волжской Булгарии в обмен на меха. Охотники клали на серебряные блюда жертвенное мясо или использовали их как «лица» языческих идолов. Древнерусские князья брали дань с народов Прикамья этим привозным серебром.

Кабинет графа Сергея Григорьевича в доме на Невском проспекте являлся местом хранения самых дорогих картин и вещей, а также нумизматической коллекции

С.Г. Строгонов писал управляющему Ф.А. Волегову: «Так как батюшка мой совсем не занимается археологией и потому не имеет в таких вещах никакой нужды, я же — страстный охотник, то прошу Вас на будущее время извещать прямо меня о всех подобных находках, и не только о серебряных, но и о медных вещах, в особенности с изображением „чудских богов“: ибо и медные вещи, смотря по значению их, могут быть мною ценимы не ниже серебряных. Также прошу Вас уведомлять о нахождении старинных вещей и присылать рисунки оных даже в таких случаях, если такие вещи будут открыты не в имении батюшки, а в других соседственных местах и посторонними людьми, от коих я мог бы оные приобретать».[115] В 1864 году коллекция Волегова перешла к А.Е. Теплоухову, который докладывал 14 июля 1868 года Строгонову: «На левом берегу речки Ломоватовки, на старой пашне найден при пахании небольшой медный сосуд изящной работы <…> на дне которого 4 серебряные старинные монеты. С этих вещей я имею честь представить Вашему Сиятельству рисунок».[116] В 1878 году был найден знаменитый «Калгановский клад». И.В. Плотников, житель деревни Мальцево, во время пахоты нашел согдийский (Согд (Согдиана) — историческая область в Средней Азии, в бассейне рек Зеравшан и Кашкадарья, один из древних центров цивилизации. В середине I тысячелетия до н. э. территория одноименного государства) кувшин с изображением крылатого верблюда X века, пять блюд (три византийских 613–630 годов, два сасанидских VII века) и 10 шейных гривен. Церковный староста Кувинской церкви считал, что клад является собственностью общины и предполагал использовать 19 фунтов серебра для изготовления окладов икон. Однако Сергей Григорьевич купил найденные вещи для своей коллекции за 600 рублей. Среди них было блюдо со сценой царской охоты на тигра.

Арабесковая гостиная — так в настоящее время именуется зал, примыкающий к Большому кабинету графа Сергея Григорьевича, декорированной копиями гротесков одного из ватиканских коридоров

Большой кабинет описал Ф.И. Буслаев: «Это была очень длинная комната с окнами только по одну сторону; промежутки между окнами и вся противоположная стена заняты шкафами в рост человека с книгами на полках и с разными редкостями в выдвижных ящиках. Тут же находилась и драгоценная коллекция греческих, римских и византийских монет, золотых и серебряных, а частию и медных, наиболее редкостных… На шкафах стояли разные художественные предметы из металла и мрамора. По стенам над шкапами и в других местах были развешаны картины старинной итальянской и голландской живописи, преимущественно XV века».[117] Фотография Дж. Бианки 1865 года показывает, что здесь находились полотна русских мастеров — Василия Шебуева и Александра Иванова. Впоследствии, как свидетельствует картина А. Колюччи, на восточной стене их заменили портреты предков кисти Ж.-Л. Монье. Северная стена, против окон, была отдана большим фотографиям, в частности «Виду Римского форума». Под ними и на шкафах стояли многочисленные статуэтки. Центральное место отводилось самой известной из них «Аполлону Боэдемосу» (это изделие немецкие ученые разоблачили как подделку XIX в.), но это отдельная увлекательная история.

На оборотной стороне картины «Игрок в мяч», на подрамнике, сохранилась бумажная наклейка с итальянским текстом: «Портрет знаменитого игрока в мяч Доменико Марини, названного Массимо (величайший), написанный русским Карлом Брюлловым во время его пребывания в Риме в год 1829. Художник подарил его Массимо, который сохранял его дома, сначала в Сачиле, затем в Тревизо, вплоть до сентября 1835 года. В каковое время пишущий это Микеланжело Гвиланди из Болоньи купил его у самого Марини, при посредстве своего друга и соотечественника Людовика Липпарини из Венеции. Выше названный портрет прибыл в Болонью 28 мая 1836 года… выпущен из таможни 30 июня того же года».

Архитектура интерьера выглядела крайне просто: никакого украшения потолка, скромная бронзовая люстра на четыре лампы, простейший карниз, стены оклеенные тканью Невской бумагопрядильной мануфактуры и покрашенные в модный тогда темно-вишневый цвет, над окнами — золоченые карнизы простого рисунка с драпировками под цвет стен. Единственным украшением был невысокий камин серо-фиолетового коргонского порфира, сделанный на Колыванской шлифовальной фабрике, пожалованный С.Г. Строгонову в сентябре 1862 года и поставленный на южной стене между окнами. Позже для него изготовили герб графа из флорентийской мозаики.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});