Дом на Сиреневой улице - Автор, пиши еще!

type="note">6.

Певица хоть и немного фальшивила, исполняла с таким чувством и надрывом, что у Ули аж мурашки побежали.

Так она в итоге настроилась на советы и помощь Филиппа. Вместе они составили краткую речь, эскиз для стены, подобрали образ и даже обдумали пути отхода в случае панической атаки.

А потом он сказал, что приедет, точнее, прилетит, преодолеет тысячи километров! Не для того, чтобы убедиться, что она выкорчевалась. А чтобы посмотреть на ее перерождение.

И все складывалось отлично. Пока девушка не получила сообщение об отмене мероприятия.

Ульяна так и осталась в нежном сарафанчике и при макияже. Она презирала свою трусость, но ей нравился новый образ, созданный для той, что смогла бросить вызов собственным страхам.

Самые душевные ее картины создавались на эмоциональной волне, вот и сейчас девушка села за мольберт.

Рисунком она вернулась в тот день, на ту площадь с фонтанами. И, заталкивая поглубже темно-серые воспоминания, рисовала новые, в ярких тонах. Теперь там был не пятилетний напуганный ребёнок, а счастливая озорная девчонка, резвящаяся в струях воды.

Ульяна уже «разбрасывала» повсюду золотистые блики солнечных лучей, как раздался звонок в дверь.

Кто это может быть? Соседи к ней не ходят. Доставку не заказывала.

В кружке глазка увидела его – прилетел ее Финист. Уткнувшись лбом в дверь, художница пыталась выровнять дыхание. Жизнь слишком быстро менялась!

– Уль, это я, открывай. Слышу, как ты пыхтишь, – в голосе друга звучало нетерпение. – Я только что из детдома. Впусти, мне есть, что тебе рассказать.

Впустить. Не просто в дом. Он – не приходящий курьер или парикмахер. Впустить сюда – впустить в свою неприглядную обыденность.

А что, если Филипп и есть тот золотистый свет, которым она усердно «согревала» маленькую девочку на своем рисунке?

Спрятав незаконченное творение, Ульяна открыла дверь.

Их первая встреча. Первый контакт. Не мешают ни расстояние, ни стекло экрана… Лишь порог.

Долю секунды они смотрели друг на друга, затем девушка по привычке снова отвела взгляд, упуская неприкрытое восхищение в глазах друга.

– Ульянушка моя, на тебя не наглядеться. Пошли погуляем? Такой красоте нужны зрители.

Она смущенно кашлянула, и Филипп сразу спохватился:

– Или останемся здесь. Я не против, что вся твоя красота достанется мне, – впервые он говорил таким низким голосом, от которого даже сердце зачастило. – Можно войти?

– Да…

Друг по-свойски прошел на кухню. Схватив с тарелки кусочек штруделя, начал жадно его поглощать.

Это было настолько нахальное вторжение, что Ульяне… даже понравилось.

Несмотря на то, что этот человек постоянно топтался в ее зоне комфорта и даже пытался вытолкнуть из нее, только с ним ей было хорошо и надежно, как ни с кем и никогда.

– Прости, – сказал Филипп, вытирая ладонью крошки слоеного теста с губ. – Я обычно веду себя скромнее, но ужасно проголодался. До полета не ел, чтоб не укачало. А потом вопросы твои решал.

– Какие вопросы? – боязливо спрашивает девушка, уже зная ответ. – Чай? Кофе? Компотик есть…

– Воды! – взмолился друг. – Мероприятие сегодня все-таки состоится. Сейчас доем и едем! Если ты захочешь.

– Не захочу.

– Итак, проблему с презентацией я решил, – не обращая внимания на ее ответ, сообщил Филипп, показав на широкий тубус около стула. – Сгонял в типографию и распечатал все слайды. Будем по старинке.

– А смысл? В темноте никто ничего не увидит.

– Увидит. Я объяснил директору детдома, как важно провести мероприятие именно сегодня, и она пошла мне навстречу. Мы закупили уйму свечей, так что там будет еще даже лучше! Романтика! – поиграл бровями Филипп.

– Нет… Нет… Как я буду рисовать?

– Дети так жаждут встречи с тобой, что согласны стать канделябрами. К тому же, тебе надо нарисовать лишь фрагмент, чтобы пресса запечатлила.

Ульяна медлила. Она была так рада, что все отменилось. А теперь в ней поселилось новое чувство – нежелание разочаровать этого человека.

– Ух, какая ты несговорчивая, – друг достал телефон и, прибавив звук, запустил видео: – Смотри.

Группа ребят – знакомых и нет – со свечами в руках просили Ульяну прийти, потому что они очень ее ждут и приготовили для нее сюрприз.

– Все на изготовке. Не мучай себя, если ты совсем не готова. Я схожу вместо тебя. Даже настенной живописью займусь! Все ради тебя. Только можно пальцем? Кистями как-то не очень выходит…

Ульяна смотрела на лохматого блондина с озорными глазами, который столько времени поддерживал ее и восхищался творчеством. Узнав о ее фобиях, не отшатнулся. Более того, отложив все дела, примчался с другого конца страны.

Ради нее.

Возможно, сейчас пришло время выбраться за пределы створок своей раковины. Перестать ими клацать, как говорит Филипп.

– Чего тогда расселся? – с напускной строгостью возмутилась она. – Пошли, а то опоздаем.

Залпом осушив бокал и прополоскав рот, Филипп залез в телефон.

– Сейчас отдам приказ к полной готовности, и едем. А ты пока посмотри в зеркало и уясни: ты неотразима.

Чуть позже Ульяна снова застряла перед порогом.

Теперь за ним была не просто новая жизнь, а еще и человек, от которого она ни за что не хочет прятаться.

– Иди сюда, малышка, у тебя все получится, я с тобой.

Отцепившись от двери, Ульяна пожала протянутую руку, направив все внимание на тепло, исходящее от ладони дорогого ей мужчины.

Затем, решительно высвободив руку, сказала:

– Спасибо, Филь. Но свой первый шаг… я… Я… сделаю сама.

***

Даже спустя два с лишним года СМИ не потеряли интерес к молодой художнице Ульяне, которая в свете свечей превратила скучную стену детдома в сказочный уголок, служащий напоминанием для детей, что мечты сбываются.

Она пользовалась огромным успехом: у нее заказывали портреты, просили создать уникальные росписи в своих домах, природные орнаменты для посуды и принты для футболок.

Щедрые суммы с заработков она отдавала на благотворительность, хотя по-прежнему часто оставалась в тени, поэтому фото с ней – крайняя редкость.

Местонахождение художницы неизвестно, по старому адресу ее не нашли, как и человека, который, по ее же словам, раскрыл ее для мира.

Известно лишь, что она изменила фамилию в подписях к картинам на Гончарову.

Также, если внимательно посмотреть на фотографию с того вечера, когда она расписывала стену в детском доме, можно предположить, кто именно этот счастливчик Гончаров.

Тот, кто держит ее вторую руку, свободную от набора кистей. Тот, кто смотрит на нее так, словно видит душу, которая вложена во все ее картины.

Выход

Анна Литвинова

Тёмной летней ночью к дому на Сиреневой улице шёл молодой мужчина с большим, точнее, просто огромным рюкзаком. Даже среди темноты он выбирал места, куда не попадал свет фонарей и подсветка от рекламы.

Человек шёл не спеша: то ли слишком тяжёлой была его ноша, то ли хрупкой.

Подойдя к подъезду, он настороженно оглянулся и быстро, насколько мог, скрылся внутри. Переведя дыхание, нырнул в лифт и испытал облегчение, когда дверцы закрылись и кабина поехала вверх.

Вот и нужный этаж. Мужчина осторожно выглянул из лифта и торопливо дошёл до квартиры