Последний хартрум - Женя Юркина

опустил взгляд на веревки, которыми его привязали к трубе.

– Ты изворотлив, но глуп. Думаешь, я о тебе ничего не знаю? – Доу сощурился, словно целясь в мишень, и понизил голос почти до хриплого шепота: – Ты верный прислужник домографа, один из грешников, живущих в проклятых домах.

Трое общинных за его спиной схватились за пустые склянки, что болтались на их шеях. Затем каждый откупорил пузырек и, приложив к носу, шумно вдохнул. После пробки молниеносно были возвращены на место, дабы не израсходовать лишнего.

Все религиозные люди верили, что воздух в башнях Хранителя целебен, но только фанатики наполняли им склянки, чтобы носить на теле как оберег. Действо, которое наблюдал Дарт, должно было защитить общинных от лютена, от него. Ему отчаянно захотелось плюнуть в каждого, чтобы понаблюдать, как они бросятся начищать себе морды мятным порошком. К сожалению, цели находились в недосягаемости плевка, а Дарт в путах не мог сдвинуться с места.

Доу, очевидно, позабавила реакция на его слова, и он с энтузиазмом продолжил издеваться, наивно полагая, что может этим задеть.

– От тебя разит плесенью. Думаю, если вспороть твой живот, то можно увидеть, как она выела тебя изнутри.

– Вряд ли тебе интересен мой внутренний мир, – скептически заметил Дарт, пытаясь сохранить невозмутимость. – Что тебе надо?

– Найти дом, который убил моего отца.

– Твоего отца прикончил ублюдок, пригретый Общиной.

Воспоминание об Элберте и его жертвах резануло по сердцу лезвием. Прошло слишком мало времени, чтобы прежние раны затянулись.

– Все, кто связан с проклятыми домами, становятся одержимы. Яд отравляет разум. И мой бедный отец навлек на себя проклятие, когда задумал разбогатеть на одном из них.

Несомненно, Доу говорил про Ящерный дом – источник редкого яда, столь же ценного, сколь опасного.

– Где эта тварь теперь?

– Безлюдя разрушили.

– Отведи меня к руинам, чтобы я смог выжечь их дотла.

– Нет никаких руин.

Доу с сомнением покачал головой.

– Скажи мне, разве такое возможно? Был дом – да исчез. Ни одной щепки, ни одного камня не осталось… Кажется, твой господин пытается всех обмануть.

– Думаешь, он прячет дом в кармане?

– Я знаю, что он привез с собой из Делмара, – прошипел Доу, наклоняясь к нему. – Так если возможно перевезти в другой город целый дом, что стоит его спрятать?

– Значит, в архиве вы искали безлюдя?

– Я надеялся найти ответ, где домограф скрывает его.

– Но, видимо, не нашел, раз обратился ко мне.

Его слова разозлили праведника Доу. Не будь здесь общинных, он давно прибегнул бы к другим методам, чтобы добиться правды. Не исключено, что фантазии о вспоротом брюхе нашли бы свое воплощение.

– Не рискуй жизнью ради проклятых. Покайся, и я помогу тебе. Ты плененный человек. Так здесь поступают с теми, кто попадает в лапы этих тварей.

– А что происходит с теми, кто попадает в лапы Общины? Их благочестиво убивают, как Лину?

– Не смей даже упоминать о ней! – Доу замахнулся для удара, но в последний момент остановился. Медленно, точно тело его было механическим, опустил руку. – Она погибла по твоей вине.

Дарт нервно сглотнул. То, чего он боялся, произошло. Фанатики первыми добрались до Аластора Доу и смогли убедить его, что проклятый дом убил его отца, а лютен – дорогую сердцу девушку. Вот почему человек, несколько лет скрывающийся от Общины, примкнул к ней. Тлеющий костер мести воспылал со всей силой.

– Они обманывают тебя. Нашли твое слабое место и…

– Заткнись! – Доу бросился на Дарта, и тот послушно умолк, чтобы нож не нашел себе пристанище где-нибудь между его ребер.

– Лучше скажи как есть, – вмешался гнусавый коротышка.

На миг в его сознании мелькнула картинка, как он срывает с шеи пустую склянку, разбивает ее и острым осколком пронзает фанатику горло. Дарт увидел это так четко, что почувствовал кровь на руках. Ее теплое вязкое прикосновение никогда прежде не казалось таким манящим. Подавляя безумную фантазию Тринадцатого, он тихо сказал:

– Я ничего не знаю.

– Тогда кто знает? Может, та премилая особа, у которой мы забрали это? – Доу вытащил из кармана жетон домографной конторы и, брезгливо держа двумя пальцами, потряс им в воздухе. На металлической пластине было выгравировано имя: «Флориана Гордер».

Дарт осознавал, что если выкажет хоть каплю беспокойства о Флори, то подвергнет ее риску куда большему, чем ограбление. Он изобразил презрительную усмешку и сказал:

– Сомневаюсь, что сотрудниц низшего звена посвящают в тайны. Если эти тайны вообще существуют.

– Возможно, нам стоит спросить у нее еще раз? Понастойчивее? – произнес Доу, не обращаясь ни к кому, словно просто размышлял вслух.

Сердце, бившееся где-то в горле, ухнуло вниз, будто проглоченное.

– Пошел ты к демонам, – сквозь зубы процедил Дарт.

Услышав это, общинные схватились за обереги и тревожно зашептали молитвы. Вспышка гнева заставила Доу забыть о сдержанном величии, которое он старательно играл на протяжении разговора, и за резким выпадом последовал удар в живот.

– Он сам напросился, – оправдался Доу, потирая ушибленные костяшки пальцев. – Видит Хранитель, я не хотел…

– Видит, и не только это, – прохрипел Дарт.

Их окружила напряженная, звенящая тишина, какая обычно случается после потрясения. С минуту Доу молчал, зажмурившись, раскачиваясь на ногах, пока его не прервал далекий низкий рокот. Барабаны – сигнал городской тревоги. Прежде Дарт слышал его дважды, в детстве: когда на окраине полыхал целый квартал и когда первый паром, пущенный по каналу, потерпел крушение. Этот звук растворился в далеком прошлом, а сейчас пробудился с новой силой.

– Пора уходить, – прогнусавил коротышка, уже не скрывая беспокойства.

На сей раз Доу послушался совета и, прежде чем сбежать, с презрением бросил:

– Покайся Хранителю перед смертью. А если чудом останешься жив, передай своему хозяину, что дружба с монстрами делает монстром его самого.

Затем Доу развернулся и устремился прочь. Двое общинных сразу последовали за ним, а вот коротышка с фонарем в руке так и остался стоять, растерянно поглядывая то на Дарта, то на веревки, словно раздумывал, достоин ли тот помощи. В конце концов фанатик сделал неуверенный шаг навстречу, достал из-за пазухи нож… Но тут его остановил резкий возглас Доу:

– Не трогай!

Коротышка вздрогнул от испуга и поспешил скрыться, унося с собой последний источник света. В приоткрытой двери мелькнули вечерние сумерки, рассеянные желтым отблеском фонаря, но вскоре и они исчезли. Дарт остался в темноте, ощущая земляную сырость подвала и веревки, что вгрызлись в тело.

Звук барабанов стал еще громче, извещая о надвигающейся беде. Дарт пошевелил пальцами, нащупал узел на запястье, но зацепиться за края не удалось. Тогда он вжался спиной в трубу и расслабил