Черный квадрат. Супрематизм. Мир как беспредметность - Казимир Северинович Малевич

практического реализма. Но с последними совершилось нечто, что должно дать им возможность порвать и отделить себя от всего предметного, представляя ему развиваться в культуре и совершенствах, самим же выйти в беспредметность. И искусство вышло – в слове в «заумь», в живописи в беспредметность супрематизма; [слово в «зауми», живопись в беспредметности] соединяются в единстве, уже нет перед ними мира как предмета, нет предметных различий, они свободны от культуры и совершенств, они существуют без пространства и времени, вне всяких измерений.

Слово и живопись вышли из умного практического и научного реализма предметного в безумное беспредметное действие. Дошли до существа своего семени, в чем нет различий умного или неумного, нет ни дураков, ни глупых. Все последние существуют только в предметном практическом и научном реализме, в нем есть таланты и бездарности. Действия предметного общежития зависят от мысли одного, найдется если умный – общежитие умно, а когда нет, то будет неумным. Потому всему общежитию нужны умные научные пастухи, которые гнали бы их по лугам совершенств, поэтому все массы во власти изобретателя. Поэтому в нем существуют «идейные люди», «идеалисты», «материалисты», стремящиеся, однако, достигнуть предметного практического равенства, чтобы вес предметный был распределен равно, поэтому они стремятся обеспредметить одного, обладающего большим весом. Так и практическая предметность должна идти впредь до полного безвесия, нет никаких чемоданов и багажа на цветах цветущих полей.

Накопление предметных совершенств общежитие считает благом и полагает, что достигнет счастья, когда весь лес изрубит на мебель, весь гранит выроет из земли для постройки дома, из всего золота нальет себе колец. А природа все растет да растет, нет ей конца и нет конца его практическому труду – нельзя соскрести всю землю без остатка, нельзя изобрести всего практического. Предметная культура в этом видит благо свое, и бытие различия и ценности – фундаменты сознания практического общежития. Предметник напоминает собою безумца, стремящегося засунуть в свой кошелек ценности земного шара, кромсая его разными телами, орудиями (природа и не предвидела, что в ней есть ценное и неценное).

Отсюда у него смерть, падение, пот, кровь, а природа бежит в беспредметности своей вне усталости, труда и пота и не знает той высоты, с которой можно упасть, не знает моря, где можно утонуть. Нет на руках ее ни мозолей, ни колец, ни усилий, нет ни идеального, ни материального, нет идей в ее беспредметном.

Общежитие ищет ценностей разными путями, всякий из делающих что-либо в этих путях должен делать ценность. Как исключение остается живописец – но не тот живописец, кто видит перед собой созданную общежитием ценность, охудожествляя ее в искусстве, а тот, кто пишет, не зная ее перед собой. Само общежитие всегда отвергало таковых живописцев – не встречая в них ценностей. Предметное сознание создает самоценности, то, чего не существует: предмет – идея ценности. Так оно <общежитие> построило свое сознание и думает построить культуру свою на исключительных ценностях.

Совершенно противоположна сущность искусства в своей беспредметности. Если в нем предположить сознание, то оно никогда не строит свое проявление на ценностях, оно их не знает, для него наступает равенство, но не равенство ценности, а беспредметность, где нет ценностей.

Вся эпоха человеческого развития основывается на предметных практических ценностях и потому должна завершить свой капитализм практических ценностей предмета, и не только практических ценностей, но и художественных, эстетических. Сумма должна собраться в своем пределе и уничтожить себя. Развиваясь вначале по прямой, передвигая тяжесть ценностей, линия стала загибаться и образовала кольцо или колесо культуры ценностей. Таким образом, известные ценности, развиваясь, имеют свой путь и предел, замыкаются в колесо своего движения и начинают вращаться, уходя в прошлое, все время удаляясь в нашем сознании, подобно комете в мировом пространстве. И мы лишь можем их наблюдать простым глазом, а потом искусственным развитием зоркости глаза историей, колеса культур в пространстве нашего сознания.

Возможно, что таковые ценности ложно оцениваются в негодности и отправляются в прошлое лишь потому, что были связаны с главной линией ложно. Так, например, искусство было ценностью практической религиозного пути общей культуры; общежитие благодаря своему ложному представлению отнесло искусство к двум своим главным путям, религии и практической технике, как ценность воспроизведения в искусстве образов духовной или практической идеи – других ценностей общежитие не находило в нем.

Перед нами стоит и сейчас тоже таковое положение, когда надвигается новое учение о первенстве механического практического реализма, перед которым религиозная ценность должна отойти в прошлое при доказательстве общежитию подлинных причинностей явлений и негодности религиозного плана, чем будет разрушена спайка триединой культуры, религии, практической техники и искусства; в свою очередь, образуется кольцо полного завершения религиозных ценностей исторического прошлого, что и отойдет в пространство прошлого сознания.

Технически-механический реализм не имеет ценностей других, как только свои механические, не знает ни художественного, ни эстетического, искусство для него пустая вещь, как и для всей природы проявлений. И если современный техникум вещей зовет художников в свой завод действия, хочет свое явление провести под оформлением художественной ценности, то доказывает только неизжитость такового чувства и непознание своих чистых технических и механических ценностей как самостоятельных ценных единиц. Приобщая к искусству практический механический мир, техникум убежден, что у искусства нет своей самостоятельной ценности вне его содержания, что оно было ценностью лишь тогда, когда оно себя прикладывает или через себя выражает содержание другой ценности.

Таким образом, все три ценности, религия, техникум и искусство, в своем разделении тоже не были абсолютной ценностью, обе первых венчались искусством как надстройкой, а вернее, завершали его фактурой свои ценности.

Таким образом, создавалось триединство ценностей и могло заключить в себя одну эпоху культуры как законченное целое сознание с основой экономических перемещений. Таковое единство существовало до двадцатого века, но тут совершилась другая действительность, высказанная много выше этой страницы. Здесь завершенному триединству хотя и удалось соединить свои концы в своем прошлом далеком, удалось образовать кольцо или колесо, но с той только разницей, что оно не ушло в бесконечность, а двигалось к пределу девятнадцатого века, разбилось о грань двадцатого века и вновь распалось.

Одна часть его, религия, нашла мысль, отрицающей ее, обвиняющей ее в предрассудке и ненужности как «опиуме для народа». Остальные же две, искусство и техника, соединились и образовали двойственность. Мысль двойственного порядка, разбившая колесо завершенной