Вдребезги - Кэтлин Глазго

Работа по ночам будет совсем другой.

Около восьми тридцати появилась группа «Модерн Вулф». Пьяные, они начали долго и шумно готовиться; один из них упал с подъема лестницы и потерял сознание. Темпл вылила ему на голову кувшин воды. У них есть группа друзей, которые опустились на изношенные деревянные стулья и начала курить, хотя не должны этого делать, и пить огромное количество пива, которое тайком пронесли в бумажных пакетах. Они топали ботинками по полу так сильно, что Линус покачала головой и сказала мне:

– Вы глупые, глупые дети. Почему вы решили, что это музыка?

Группа напомнила ребят в лохмотьях, посмотреть на которых Майки и Малыш Дэнни брали меня с собой раньше в Сент-Пол: тощие, в приспущенных джинсах, девушки и парни, с плохой кожей и ломкими волосами, которые стучали по инструментам в заплесневелых подвалах домов, били по струнам и сильно ударяли в барабаны. Это было волнительно для меня, что кто-то вот так запросто может целиком посвятить себя чему-то, потому что ему это нравится и оно поглощает его. И казалось не важно, плох ты или хорош. Важно, что ты этим занимаешься.

«Модерн Вулф» пели: «Мое сердце словно политический кошмар, / Залив Гуантанамо каждый день, / Ты меня нашла, схватила, и я напряжен, / Ты оставила меня, не дав сказать, / Мне совсем нечего сказать!»

Девушка в футболке из сетчатой ткани и в облегающих шортах пошла нетвердой походкой на кухню, посмотрела на нас с Линус, сблевала картошкой фри и пивом; остатки пищи тотчас же налипли ей на подбородок, и она прошептала, прежде чем Рэнди выпроводила ее:

– Извините.

Я вытерла куски еды, задерживая дыхание. Они были правы: ночная смена гораздо хуже дневной. Днем никого никогда не тошнило, кроме того случая с Райли. Я измучилась, и голова болела от этой шумной музыки, а до закрытия еще два часа и даже дольше, потому что придется еще все убрать. Мое сердце тонуло все глубже и глубже.

К закрытию Темпл выставила большую бутылку виски «Мэйкерс Марк» и разлила в чашки всем, кроме Линус, которая состроила гримасу. Темпл подняла чашку и выкрикнула:

– Salud![8]

Я просто оставила свою стопку у посудомоечной машины. Хотя я пила что-то у Райли, в основном когда он спал, и плюс те полбутылки вина, я больше ничего не употребляла.

В женском туалете кто-то отвратительным образом испачкал сиденье унитаза менструальной кровью, и мне долго пришлось отмывать это. В мужском туалете все стены исписаны граффити, моча на полу, бумажные салфетки налипли на кафельную заднюю стенку раковины. Струю за струей я брызгала моющее средство в унитаз, но там, как будто нарочно, оставался желтый налет. Мои руки жгло от химии, когда я закончила.

Пока другие девушки шумели и смеялись за стойкой и сзади меня, я приступила к столам: вытерла и водрузила на них стулья, чтобы вымыть пол. Ночью работы гораздо больше. Мое лицо покраснело от напряжения, и я покрылась потом. «Модерн Вулф» все еще беспорядочно бродили, последний из них с осоловелым и неуверенным видом шел по направлению к выходу. Сегодня пятница; Четвертая авеню будет переполнена людьми, которые пойдут в «Плаш», «О’Мэйлис», «Хижину» с ее огромной сердитой головой бога Тики, и так до гостиницы «Конгресс» с ее приятными старомодными тентами… Наверно, Майки звонит Банни каждый вечер. Может, покупает ей разные глупые вещицы в придорожных кафе, вроде карандашей с пушистыми колпачками.

Я думала о том, чем занимается Райли. Сейчас мы были бы вместе, большую часть ночи, может, слушали бы записи в его гостиной, что-нибудь спокойное, как я люблю. Интересно, думает ли он вообще обо мне.

И когда я мыла покатый паркетный пол, слушая, как другие девушки смеются, пьют и курят, мне внезапно стало по-настоящему одиноко. Это женская компания, они вместе и счастливы, нормальные девушки, делающие нормальные вещи. После они пойдут веселиться, встречаться с друзьями или парнями, может, в бары. А я мыла дерьмо и пахла, как несвежая еда.

У входной двери звякнул звонок, и радостное девичье гоготание вырвалось из-за стойки: «Привет, Райли, эй, Райли, поведешь нас что-нибудь выпить, Райли?» Мое сердце утонуло и одновременно воспарило, когда он ответил: «Мне так жаль, дамы, но я заехал за своей девушкой». Потом наступило неловкое короткое молчание, прежде чем Темпл произнесла: «Ох, точно», потому что наверняка все они на самом деле подумали: «Но мы полагали, ты просто спал с ней».

Райли сказал: «За моей девушкой».

Мое сердце радостно забилось, однако я не хотела, чтобы он или они это заметили. Я почувствовала, что все смотрят на меня из-за стойки, поэтому пошла на кухню, толкнув двойные двери. Я опрокинула грязную маслянистую воду в раковину и намотала фартук на посудомойку. На столе около посудомоечной машины стояли две крошечные белые чашки нетронутого виски «Мэйкерс Марк». Это кофейные чашечки, и они предназначены для одинарного эспрессо. Линус научила меня различать посуду для разных кофейных напитков. Я люблю их, потому что они прекрасные, компактные и безупречные.

Когда я наконец повернулась, девушки уже были тут, с их делаными полуулыбками. Райли стоял, окруженный ими, – он успел выпить пару бокалов и слегка пошатывался.

Мы не будем слушать записи. Он сказал «моя девушка», но вспомнит ли об этом с утра? Я посмотрела вниз, на кофейные чашечки. А не все ли равно, если я сейчас тоже выпью? Заметит ли он вообще?

Очень крохотная часть меня шептала: есть ли для меня хоть какое-то место в наших отношениях? «Печенье, книга, музыкальный диск на полке».

– Я почти закончила, – сообщила я и повернулась к раковине. Меня захлестнула волна смирения. Я опрокинула в себя «Мэйкерс Марк» и ополоснула чашки. Горло и желудок горели, но тепло потекло по венам и сгладило это. Я вытерла рот и повернулась ко всем.

– Ты идешь? – спросила я Райли. – Я готова.

На улице мне пришлось пробираться сквозь строй тел, чтобы достать свой желтый велосипед. Я нащупывала замок, когда услышала чей-то крик:

– Эй, Райли, старик, это твоя девушка?

Жидкий смех прополз по толпе, вышедшей с концерта «Модерн Вулф». В этот момент я посмотрела на море пьяных парней в черных рубашках с засаленными темными волосами и в ботинках с опасными подошвами и поняла, что Майки слышал или скоро услышит о том, чем я занимаюсь. И подумала, что мне уже все равно. Я чувствовала тяжесть и оцепенение.

Рокот охов вылетел из толпы, а Райли забрал у меня велосипед, надел мой рюкзак себе на спину и сел на сиденье.

– Не злись, – прошептал он мне на ухо. – Я приехал, чтобы забрать тебя домой.