Династия проклятых (СИ) - Пульс Юлия Александровна

Дверь покоев распахнулась, и я поднялся на ноги, отошел от камина и сел за стол, наблюдая за тем, как прислужник его сервирует. Не сразу заметил темнокожую девушку в черном пеньюаре, которая мялась на месте, боясь переступить через порог без разрешения. Всего лишь на одно мгновение она напомнила мне Тори, и меня захлестнули воспоминания о ее первом визите в мою комнату. Тогда она тоже не решалась войти без одобрительного жеста. Держала в руках послание от королевы и смотрела на меня своими огромными глазами, в которых я сразу утонул. Наверное, тогда я в нее и влюбился. Но разве мог подумать, что за манерами благородной дамы скрывается настоящий вулкан запретных страстей и пороки на грани страшного и такого унизительного предательства?!

— Проходи и садись за стол, — приказал я девушке, и она с опущенной головой просеменила к креслу. Неуверенно устроилась в нем и украдкой посмотрела на меня из-под опущенных ресниц. — Как зовут?

— Дитта, господин. Служу на королевской кухне уборщицей.

Я усмехнулся самому себе. Никогда бы не подумал, что когда-нибудь захочу разделить трапезу с уборщицей!

— Угощайся, Дитта, — указал я жестом на закуски и напитки. Сам же испил из кубка, с усмешкой наблюдая за ее неловкими движениями и попытками соблюдать королевский этикет. По мне так лучше бы руками ела! — Танцевать умеешь, Дитта? — прищурился я, разглядывая ее аккуратную грудь, соски которой проглядывали сквозь прозрачную ткань пеньюара.

— Нет, господин, я плохо танцую, — пожала она плечами, припав губами к кубку.

Хуже собеседника не найти! Что она могла мне рассказать? Чем повеселить? Сразу видно, что в этой пустышке нет ничего кроме привлекательного тела.

— Тогда иди под стол. Будешь доставлять мне удовольствие своими пухлыми губами. Если хорошо постараешься, больше не будешь служить на кухне. Займешься уборкой моих покоев, — в ее глазах вспыхнул азартный блеск, а на лице растянулась улыбка, с которой она нырнула под стол и аккуратно стянула с меня брюки.

Я ощутил легкое влажное прикосновение ее языка к головке моей плоти и прикрыл глаза от наслаждения. Каждая женщина ублажала меня ртом по-разному. Кто-то начинал нежно и осторожно, кто-то сразу заглатывал мой орган почти целиком, обсасывая его до стонов и хрипоты, как делала это Тори, чем доводила меня до кульминации за считанные минуты. Я и сейчас скучал по ее страстным ласкам. Дитте не удалось повторить пируэты языка Тори, но она старалась доставить мне удовольствие, и у нее это выходило достаточно неплохо. Жаль, что прогнать мысли, что роем носились в моей голове, ей так и не удалось. А все они вертелись вокруг Астрид. С огромным любопытством я представлял ее губы на своей плоти и гадал, что и как она бы делала с моим органом, чтобы утолить мой голод. Не думаю, что моя благоверная стала бы осторожничать, скорее всего, пустила бы в ход зубы! Но и это прекрасно, если в меру! Я любил боль, любил запах крови и страх в глазах. Обожал гортанные стоны и мольбы. Тогда в темнице Астрид сполна насытила меня своей агонией, но это насыщение прошло слишком быстро, а новый голод лишь усилился. Я уже кусал губы в предвкушении следующей нашей дикой близости. Уверен, на сей раз, и она получит удовольствие от порочного соития где-нибудь в королевском саду. В тайной беседке, что раскачивалась над пропастью под порывами хлесткого ветра. Рядом со смертельной опасностью упасть в бездну наслаждения и погибнуть от страсти. На краю ее животного страха я хотел овладеть ее хрупким телом и заставить кричать…

Эта откровенная фантазия усилила удовольствие до такой степени, что я бурно, до боли в паху излился в рот прислужницы, прижимая ее голову к животу, заставляя ее глотать мое семя. Представлял, что это Астрид с вожделением вкушает мою сущность, наслаждаясь вкусом своего единственного мужчины, и впадал в нирвану от ощущения безграничной страсти к собственной жене.

Прислужник без стука ворвался в мои покои, и я ногой грубо отбросил от себя Дитту. Подскочил с места, натянул штаны и хотел наказать кармазина за наглость, но весть, которую он принес, обескуражила!

— Королева Хаама скончалась. Советник Тулан просит вас зайти в королевские покои, чтобы проститься с усопшей.

Я застыл на месте, пораженный посланием. Не сразу поверил словам прислужника. Они никак не укладывались в голове. Несколько часов назад я находился рядом с матерью в тронном зале! Она не могла так скоро умереть! Не могла так же скоропостижно покинуть меня, как и отец когда-то! Это слишком подло даже для нее! Мне и так всю жизнь ее не хватало! Я так и не получил от нее той любви, которой хотел, но всегда надеялся, что когда-нибудь она меня услышит и поймет. Просто обнимет, в конце концов! Просто прижмет к груди и скажет, что на самом деле любит и всегда любила! Что это царское положение не позволяло ей проявлять искренние чувства ко мне! Неужели я никогда не услышу этих слов?! Не верю! Нет! Пока сам не увижу ее мертвую, не поверю никогда!

Я не помню, как добежал до покоев матери. Ворвался в заполненный приближенными королевы холл, растолкал их и протиснулся в спальню, где на кровати лежала моя мама с бледным лицом и закрытыми глазами, укрытая одеялом. Тулан стоял на коленях перед ее постелью, прижимал к губам ее руку и рыдал так громко, что заглушал гомон толпы. Сотрясался от горя и выкрикивал слова любви. Прощался с ней и тут же злился, что покинула так скоро. Его истерика врезалась в мое нутро дикой болью. Наконец, я понял, что ее больше нет. Что она на самом деле умерла. Что я остался совсем один. Последний представитель нашей королевской династии.

Я медленно подошел к Тулану и опустился на колени рядом с ним. Коснулся холодной щеки матери и не смог сдержать слез. Мертвое и прекрасное лицо самого родного человека леденело в моих руках. А ведь я никогда не говорил ей, что она самая красивая женщина из всех, что я встречал. Так часто грубил и усмехался. Не успел сказать главных слов, что таились в душе, ожидая нужного часа. Как же я сейчас жалел, что всегда думал только о себе, что не успел ее простить и попросить прощения. Но хотя бы сейчас сказал:

— Я люблю тебя, мам. Прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя терять, — слезы покатились из глаз с новой силой. Такие же горькие, как в тот день, когда не стало отца. Теперь я понимал, как тяжело ей было не проронить ни слезинки на похоронах мужа. Она всегда была сильнее меня. Хотела видеть во мне достойного правителя, а я всегда ее подводил. Но сейчас, на смертном одре я мысленно обещал ей исправить все ошибки и быть таким же сильным, как она. — Ты будешь мной гордиться, — шепнул отчаянно и почувствовал, как теплая рука Тулана опустилась на мое плечо. Я обнял его в ответ, забывая прежние обиды и неприязнь. Мы плакали над ее телом вместе, и в этот миг я не думал о престоле. Ни за что бы не променял власть на ее жизнь!

— Хакон, Тулан, простите, но советники собрались в королевском кабинете, чтобы зачитать завещание Хаамы. Необходимо его заслушать и уже начать готовиться к погребению, — ровным тоном оповестил Пармис. Как же я завидовал его хладнокровию! Только Великий Дракон знал, настолько меня прельщала его размеренная, не отягощенная властью жизнь, и как сильно я хотел бы поменяться с ним местами!

— Да. Идем. Пригласите Эрлинга. Надо установить причину смерти, — отозвался Тулан.

— Маг уже в пути, — ответил Пармис, и мы одновременно поднялись на ноги. Советник еще мгновение подержал свою королеву за руку и аккуратно уложил ее на край постели, нежным касанием прощаясь с женщиной, которую так сильно, до безумия любил. Только сейчас я сумел поверить в их любовь. Раньше мне и в голову не могло прийти, что советник испытывает к моей матери светлые и искренние чувства.

Мы шли с Туланом рядом, следуя по коридору за Пармисом. Мне хотелось узнать, почему так произошло, и я не удержался от вопроса:

— Что случилось?

— В конце торжества ей стало плохо. Хааме давно нездоровилось. Переживания плохо на ней сказывались. Мы поднялись с ней в покои, и она прилегла. Я подумал, что уснула, а потом коснулся ее руки…