Ликвидатор - Юлия Шилова

Я почувствовала страшную боль в голове и нарастающий гул в ушах. Тело непроизвольно задергалось. Это нервные судороги.

– Жанна, может быть, врача? – испугался Пашка.

– Не смей подходить ко мне!!!

Пашка стоял и глазами, полными страдания, смотрел на меня. Маринка села на стул, заплакала и жалобно произнесла:

– Жанка, успокойся. Пашка и в самом деле ничего не знал. Он же тогда был с тобой незнаком…

– Заткнись! – зло крикнула я. Маринка замолчала и заревела еще громче.

– Пашенька, ну хотя бы соври, что ты его не убивал… Может быть, у меня получится как-то жить с этим дальше… Я постараюсь. Соври.

– Я могу врать кому угодно, но только не тебе. С той минуты, когда мы подъехали к твоему дому и я понял, что убил твоего мужа, я не нахожу себе места. Меня словно что-то дерет изнутри, я не хочу жить и ненавижу себя. Я молил только об одном: чтобы ты никогда этого не узнала. Иногда в нашей жизни бывают моменты, когда лучше сладкая ложь, чем горькая правда.

– Что же ты натворил, Пашенька. Ведь я так сильно тебя люблю. Что ты наделал.

Пашка смахивал слезы и старался держать себя в руках, чтобы не разрыдаться. Его плечи дрожали, а глаза были полны обиды и горечи. Я подошла к нему и едва слышно прошептала:

– Я люблю тебя, Пашенька, я так сильно тебя люблю. У меня не получится с этим жить. Я слишком хорошо себя знаю, я не смогу, как бы ни старалась… Ты только знай, что я всегда буду тебя любить… Ты только знай.

Пашка прижал меня к себе и стая жадно целовать мои губы. Я погладила Пашку по спине, затем чуть ниже, нащупала кобуру и быстрым движением достала пистолет. Он даже не попытался перехватить мою руку. Смахивая слезы, Пашка смотрел мне в глаза.

– Положи пистолет, – как сквозь вату, услышала я его голос.

– Нет, Пашенька, не положу. Я отошла на два шага назад, сняла предохранитель и направила пистолет на Пашку.

– Жанна, не надо. – Пашка стоял не шевелясь.

– Жанночка, миленькая, опомнись!?! – завизжала Маринка.

– Я хорошо помню тот вечер. Я укладывала ребенка в постель. Случайно посмотрев в окно, я увидела, как к особняку подъехала машина. Мой муж попрощался с водителем и охранником. Раздались какие-то странные хлопки. Затем – крики и стоны. В тот момент я еще не поняла, что это стрельба. Потом все повторилось. В одном домашнем халатике я выскочила на улицу. Самый дорогой для меня человек, отец моего ребенка, безжизненно лежал в луже крови. Я упала рядом с ним. В тот момент мне хотелось, чтобы жил он, а я, предавшая свою семью, лучше была бы мертва… Ты убил его, Пашенька. В тот вечер ты убил Матвея… Ты убийца. Ты приносишь горе и беду в чужие семьи. Я ненавижу тебя, Пашенька, ненавижу…

– Жанна, я не знал… Клянусь тебе… – рыдал Пашка. – Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, но еще больше ненавижу.

Перепуганная Маринка выскочила на балкон и стала звать на помощь. В тот момент я ничего не видела и не слышала. Ненависть взяла верх над всеми другими чувствами. Передо мной стояла мишень. Обычная десятка, только и всего. Я держала пистолет, смахивая слезы и громко рыдая. Тело мое содрогалась в истерических судорогах. Пашка, чутко уловив мое состояние, стал отступать к балкону.

– Жанночка, отдай мне пистолет… – шептал он. Но я по-прежнему целилась в него – ведь он был мишенью, в которую я не могу промахнуться. Пашка облокотился на балконные перила и испуганно смотрел на меня. Я услышала чьи-то крики, доносившиеся с соседнего балкона, затем кто-то настойчиво позвонил в дверь. Мой палец нажал на курок, и я поняла, что попала в десятку. Пашка как-то странно улыбнулся, перевалился через перила и упал вниз…

Я выронила пистолет, подошла к перилам и посмотрела вниз. Там, далеко внизу, лежало безжизненное тело любимого и бесконечно родного для меня человека.

– Пашка!!! Пашечка!!! – закричала я что было сил и бросилась к входной двери. Спустившись вниз, я подбежала к Пашке, села на землю и положила его голову к себе на колени. В Пашкиной голове образовалась маленькая, идеально ровная дырочка, из которой ручейком текла не правдоподобно алая кровь. Вокруг меня собралась небольшая кучка людей, увеличивалась она с каждой минутой. В толпе кто-то громко и безутешно плакал. Я подняла глаза и увидела Любку.

Поцеловав Пашку в лоб, я стала гладить его волосы, проводила по мягким и все еще теплым губам.

– Все хорошо, Пашенька. Все будет хорошо… Я люблю тебя, Пашенька.

Прости меня, но я так сильно тебя люблю. Я же просила тебя соврать, Пашенька…

Ну почему ты не захотел? ! Соврал бы, и я бы попробовала с этим жить. Может быть, у меня и получилось. Что ты натворил, Пашенька, что ты натворил..

Раздался вой сирены. Кто-то кричал, кто-то показывал на меня пальцем.

Толпа стала раздвигаться, и я увидела людей в форме. В голове молнией пронеслась мысль: они хотят разлучить меня с Пашкой… Я прижала Пашку к себе и испуганно посмотрела на милиционеров. По Пашкиным губам бегали тени, и мне показалось, что он вот-вот улыбнется. И тогда я наконец очнусь от этого страшного сна и Пашка поцелует меня горячо и страстно..

Кто-то схватил меня за шиворот и попытался поднять с земли, затем меня схватили и попытались надеть наручники, но я так крепко держалась за Пашку, что у них ничего не получалось. Тогда меня волоком потащили к машине. Я по-прежнему не отпускала Пашку и тащила его за собой. Последовало несколько сильных ударов, и мои руки непроизвольно разжались. Через пять минут я сидела в машине с зарешеченными окнами и пыталась снять наручники. Пашкино тело лежало на земле в луже крови.

Я увидела Маринку, которую сажали в другую милицейскую машину. Вместе с ней села Любка. Я почувствовала, что машина, в которой находилась я, тронулась с места и стала быстро набирать скорость. Тогда я в последний раз посмотрела на Пашку и прошептала:

– Ну почему ты не соврал мне, Пашенька? Почему?..

Глава 14

Очнувшись, я не сразу поняла, что произошло. Полезла в карман и достала фотографию Матвея. В камере, куда меня посадили, было сыро, холодно и пахло какой-то тухлятиной. Повертев фотографию в руках, я сунула ее обратно и стала вспоминать вчерашнее (недельной давности? – я потеряла счет времени) событие.

Любимое Пашкино лицо неотступно стояло перед глазами. Почему он не захотел мне соврать?! Ведь он мог меня переубедить, и я бы поверила ему. Почему он не выхватил пистолет?! Ведь он мог это сделать. Но почему-то не сделал… Может быть, потому, что он тоже не смог бы с этим жить.

У меня было странное чувство. Один, самый важный кусочек жизни, внезапно исчез. Осталась какая-то пустота. Жуткая, зловещая пустота и горечь одиночества. Мне не хотелось кричать, биться в дверь камеры и требовать адвоката. Мне хотелось только одного – никого не видеть и никого не слышать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});