Единственная любовь Казановы - Ричард Олдингтон

В темноте ни тот ни другой не видели ничего перед собой дальше одного-двух футов, но, нащупав пыльные бумаги на полках, поняли, что не ошибаются. Сердца их забились сильнее при мысли, что они выбрались из тюрьмы, составлявшей часть огромного здания, и свобода уже близка. Велев Марко побыть на месте, Казанова ощупью пошел вдоль стены в поисках окна, но такового не оказалось.

Начиная терять терпение, он вернулся к тому месту, где стоял Марко, и, натыкаясь на столы и скамьи, пошел вдоль противоположной стены, где почти тотчас обнаружил высокое окно, закрытое ставнями. Он нащупал крючок, приподнял его и, распахнув ставни, при слабом свете звезд стал выискивать пути к свободе. Теперь они находились совсем невысоко и легко могли спуститься на своих веревках, но Казанова с горьким разочарованием отшатнулся от окна: внизу был лишь двор, обнесенный высокой стеной, а за ней — другой, примыкающий к Палаццо дожей, который наверняка охранялся.

— С этой стороны — никакой надежды… — произнес он громким шепотом, как вдруг Марко схватил его за локоть и в тревоге забормотал:

— Шш! Шш!

Оба напряженно прислушались и, помимо биения собственных сердец и грохота крови в ушах, отчетливо различили звук быстро удалявшихся легких шагов, затем какая-то дверь открылась, закрылась, и щелкнул ключ. Несмотря на открытое окно, в помещении было слишком темно и ничего не видно, тем не менее Казанове показалось, что при звуке открываемой двери он на мгновение увидел серый квадрат.

— Ты слышал? — раздался взволнованный, испуганный голос Марко.

— Да. Вроде бы шаги, — сказал Казанова, мгновенно придумав объяснение, которому не верил сам. — Наверное, это была мышь или что-то в этом роде.

— Но я слышал, как открылась и закрылась дверь!

— Это, наверное, что-то свалилось! Пошли дальше. — Осторожно, на ощупь они двинулись дальше — в помещении пахло пылью, старыми бумагами и высохшими чернилами, — пока не добрались до двери, которая оказалась запертой.

— Вот видишь! — в волнении воскликнул Марко. — Я был прав. Тут кто-то был. За нами следят!

— Успокойтесь, юноша, успокойтесь, — мягко произнес Казанова. — Она почти наверняка была заперта задолго до того, как мы выбрались из наших камер. Не надо придумывать.

— Но мы здесь взаперти и…

Дальнейшие слова Марко потонули в громком треске, с каким Казанова, используя свой прут в качестве рычага, без труда сорвал замок с хлипкой двери. За нею открылась лестница, потом площадка, потом еще пролет лестницы и наконец большой зал. Голос Марко, задрожавший от волнения, произнес:

— Канцелярия дожа!

— Ты здесь бывал?

— Часто.

— Можем мы отсюда вылезти через окно?

— Да, но это ничего нам не даст: внизу замкнутые дворы.

— Тогда надо пробираться дальше. Что у нас на пути?

— Всего лишь дверь в канцелярию, потом несколько каменных ступеней и главная дверь на улицу.

— Ну, это не такие уж большие трудности после того, что мы преодолели.

Но трудности оказались большие. Дверь канцелярии и ее замок были много прочнее двери в архив, и Казанова тщетно пускал в ход всю свою силу, крепкие ругательства и острие своего прута. Друзья внимательно обследовали дверь, и Казанова заметил, что широкие верхние панели тоньше нижних.

— Придется пробить дверь, — решительно произнес он.

— В этом гулком зале? Да нас непременно услышат!

— Это единственный шанс, — сказал Казанова. — Отойди-ка.

Трах! Он изо всей силы ударил в панель острием прута, пользуясь им, как пикой и копьем, — дерево треснуло, полетели щепки. Друзья по очереди били в дверь, пока с них не потек пот, и за полчаса проломили дыру, достаточно большую, чтобы через нее мог пролезть человек. К несчастью, она была на высоте пяти футов от земли и щетинилась зазубринами, которых без пилы им было не убрать.

— Ну и? — спросил Марко, с трудом переводя дух и вытирая затекавший в глаза пот. — Что дальше? Как, черт подери, мы в эту дыру пролезем?

— Шш! — На этот раз Казанова услышал что-то; оба прислушались и, казалось, отчетливо различили шаги — кто-то спускался по мраморной лестнице, а немного спустя раздался лязг закрываемой главной наружной двери.

— Здесь что, живут привидения? — спросил Казанова, и волосы у него встали дыбом при мысли о призраках: он их боялся.

— Вполне возможно, — ответил Марко, зубы у него стучали. — Здесь совершено достаточно преступлений, чтобы могли поселиться призраки!

— Ба-а! — Казанова распрямил плечи. — Просто мы переутомились и в голову полезла всякая чертовщина… или это какое-то эхо. Будем двигаться дальше — ничего другого нам не остается, и к тому же надо спешить. Теперь и до зари недолго.

— Это все прекрасно, но как? — безнадежным тоном спросил Марко, ощупывая зазубрины в двери.

— Скамьи, — сказал Казанова, подтаскивая две скамьи и ставя их одну на другую. — Прикрой зазубрины моим плащом и лезь. Я тебя поддержу.

Стараясь по возможности удержать Марко на весу, пока он пролезал в узкое отверстие, Казанова помог ему спуститься на пол по другую сторону, так что Марко лишь слегка поцарапался и в нескольких местах порвал одежду. А теперь предстояла задача потруднее: надо было ему самому, куда более крупному мужчине, пролезть в это отверстие, притом без всякой помощи. Подтащив третью скамейку, Казанова создал — правда, весьма неустойчивое — сооружение нужной высоты; Марко сначала схватил его за руки, потом за плечи и, в какой-то мере поддерживая на весу, помог пролезть. Тем не менее дело не обошлось без больших прорех и царапин, причинявших Казанове невероятную боль и сильно кровоточивших. След кровавых капель тянулся по мраморным ступеням за ним, когда они с Марко спускались и теперь стояли перед последним препятствием, отделявшим их от свободы.

После того как Казанова обследовал в темноте, насколько мог, дверь и обнаружил, что она сбита из бревен, а не из фанеры, окована железом, обита гвоздями с большими шляпками и заперта на внушительный замок, мужество и оптимизм, поддерживавшие его до сих пор, мигом исчезли. Он бережно опустил на пол, как бы прощаясь с ним, железный прут, который так хорошо ему послужил, и со спокойствием отчаяния сел на последнюю ступеньку.

— Мои труды окончены, — сказал он. — Остальное предоставим богу и судьбе.

— Почему?! — воскликнул в тревоге Марко, пригнувшись к нему и пытаясь прочесть в темноте выражение его лица. — Ты что, выдохся и больше не можешь?

— Нет. Но все равно как если бы выдохся. Нужна пушка или петарда, чтобы пробить эту дверь.

— Только это тебя волнует?

— А разве этого недостаточно?

Вместо ответа Марко заставил его встать и подвел к правой притолоке большой двери. Покопавшись там, он нашел ключ шести дюймов длиной и вложил его Казанове в руки.

— Что это?

— Мой единственный настоящий вклад в чудо, каким является наш побег, — скромно сказал Марко. — Все остальное сделал ты. Поэтому тебе и открывать последнюю дверь, ибо благодаря твоей смелости и уму мы преодолели все другие препятствия. Я часто видел этот ключ. Им открывается боковая дверца, которая прямо перед тобой. Давай сюда твою руку — я ее направлю.

Они так дрожали от волнения, вызванного этой последней удачей, что никак не могли вставить ключ в замок, но наконец бородка ключа вошла, ключ повернулся, и тяжелая маленькая дверь, не больше пяти футов высотой, медленно открылась внутрь, а с прохладной площади в лицо им ударил дивный ночной воздух.

— Ах, — шепотом произнес Казанова, шагнув за порог. — Иди же, Марко! Иди сюда, и давай вдохнем воздух свободы. Мы свободны, свободны…

— Неужели вы можете так бесцеремонно покинуть нас?! — иронически произнес чей-то тихий голос у самого его уха.

Казанова резко повернулся и оказался лицом к лицу с Красным инквизитором, а тот чуть ли не дружеским жестом уже положил руку на плечо узника. В отчаянии, ярости и ненависти Казанова размахнулся, чтобы расквасить лицо этому человеку, и в ту же минуту услышал стук башмаков и почувствовал, как его схватили за руки и заломили их назад. В его разгоряченном мозгу пронеслась мысль, что все это время за ними следили, посмеиваясь, и заманили в западню, — тело его обмякло, и он рухнул, бесчувственной тяжестью плоти и костей повиснув на руках стражи.

3

Казанова стенал и метался, пытаясь высвободиться из тенет страшного кошмара. Ему казалось, что он умер на этой земле, но дух его выжил или переселился в другую сферу существования, сумев удержать и тело — тело на редкость чувствительное к боли, тогда как дух в состоянии был терзаться такою мукой, какую еще не знали на земле. В этом новом и страшном существовании он сначала был погружен во тьму, грязь и безнадежность Дантова Мальболджа, а потом ценою вековых усилий, бездны энергии и страданий сумел пройти один за другим все круги ада, пока не достиг преддверия, своего рода ничейной земли между адом и тем, что можно считать его противоположностью. Но тут, к несчастью, тело его, подобно безжизненному телу Патрокла[83] — только тело Казановы в противоположность ему продолжало чувствовать и остро воспринимать боль, — стало предметом отчаянной борьбы между дьяволами и архангелами в их бесконечной схватке. Пульсирующая боль пронизывала его голову и грудь, терзала его измученные мышцы, в то время как черти острыми огненными когтями скребли и рвали его ноги.