Тортоделка. Истинный шедевр (СИ) - "EvgeshaGrozd"

— На днях я убила ребёнка Германа и Лики, — горько уронила в пол.

Миша дёрнул машину. Благо в утренние часы дороги пустые. Сглотнул. Сон с его лица, как рукой сняло. Молчит, не перебивая моё откровение.

— Муж избегает меня, не говорит. Дарит ей корзины с дорогими букетами. А сегодня пришёл дико пьяный и сказал то, что никак не укладывается в моей голове, — из глаз вновь потекли слёзы. — Он сказал, что я переспала с его братом… Но я не делала этого! А… а он прямо уверен. И… Лика говорила… Я сейчас вообще ничего не понимаю…

— Так, стоп! Ты типа изменила Герману, но он и ухом не повёл?! Он же тогда в клинике меня чуть в клочья не порвал из-за тебя. А тут смолчал? Братская любовь?

— Сама не понимаю, — плакала уже неприличным и противным напором. — Сказал только, что ничего страшного… Что верит мне…

— Фигня какая-то, — усмехнулся Миша. — Он что-то не договорил…

— Но факт есть факт. Лика не лгала и он бы не взял всё это с потолка, — откинулась на сиденье, уже молча глотая воду из глаз.

Миша притянул меня одной рукой к себе и прижал к груди.

— Чёрт с этим, Вик. Не плачь. Очухается и поймёт, что натворил. Этот дурак сначала рушит всё, а потом возводит из обломков, — гладил по волосам.

Квартира хирурга была аналогична операционной. Педантичная чистота, ни единой пылинки, все предметы обихода на своём месте, даже книги составлены в алфавитном порядке.

— Тут, наверное, даже отпечатков пальцев нет, — пошутила я.

— Если хочешь знать, это всё вытворяю не я, а горничная. Да, я люблю чистоту, но иной раз после её уборки на стулья газетку подкладываю, чтобы мой зад ненароком не оставил на нём свой след.

— А если буквы газет вдруг отпечатаются? — улыбнулась озорно.

— Боюсь даже представить.

Миша сварил кофе. Потом долго спорила с ним, не разрешая греть пирог в микроволновке. Терпеть не могла, когда тесто становилось после этого мокрым и резиновым. Заставила разогреть духовку.

— И отчего ж ты так дорога-то мне? — ворчливо подтрунивал мужчина.

Кофевар из него не мастер, но мне дико хотелось дозы кофеина. Потом мужчина заставил принять и дозу антибиотика. После гостеприимный хозяин постелил мне свою постель, а сам устроился на диване.

— Часов пять на сон ведь нам хватит? — смотря на будильник, спросил он. — До полудня тебя не успеют хватиться.

— Да, — но мысленно мечтала, чтобы и не хватились. — Спокойной ночи, Миш, — молвила я, когда свет в квартире погас.

— И тебе, Вик, — ответил в тон и проскрипел диваном.

Сон навалился сразу, но очень тяжёлый, мучая кошмаром. Вновь кого-то ищу, хочу оправдаться. Тело металось чуть ли не в агонии, заполняя бредом. Сквозь дрему вздрогнула и распахнула веки. Миша обеспокоенно склонялся надо мной, трогая лоб и щёки. В теле чудовищная ломота, озноб прошибал насквозь, зубы отстукивали дробь. Мужчина сунул руки ко мне под футболку и выудил из подмышки электронный градусник. Когда успел поставить?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Тридцать девять и четыре, — констатировал он. — Ты вся горишь. Чёрт!

За окном светает. Миша метнулся к телефону.

— Да, это я. Не знаю. У неё температура скакнула. Да, пила. Если инфекция попала?! Понял. Давай, жду. Спасибо тебе.

Вернулся ко мне. Погладил липкое от пота лицо. Видела, что мужчина обеспокоен не на шутку, даже напуган.

— Ин… инфек-кция? — стуча зубами переспросила.

— Надеюсь, нет. Дима уже едет.

— Х-хорошо. П-почему так холодно?

— С такой температурой по другому никак, — постарался улыбнуться.

Я продолжала дрожать и стучать зубами, а Миша держал за руку и периодически сменял компресс на лбу. Дмитрий приехал через полчаса и принялся тормошить меня, вертеть, осмотрел рану на руке.

— Это ангина, — закончив, подытожил он. — Сейчас сделаем укол от температуры. Антибиотики продолжайте пить. Плюсану ещё одни, а здесь лекарства, которые надо докупить.

Укол в ягодицу почти не ощутила, пока меня колошматило от холода. Голова разрывалась болью. Врач ушёл, а я слушала копошение Миши в недрах его аптечки. Посмотрел на меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Скоро температура спадёт. Попробуй уснуть.

— Ер-рунда снится, — мотнула категорично.

— Сон — лучшее лекарство, — улыбнулся мягко.

— Н-не в моём с-случае.

— Ты упрямая, но только вечно не с теми, кто этого заслуживает, — проговорил он, понуро глядя на меня.

Снова чёртов хирургический нож во спасение, но хирург должен помнить и об обезболивающем, что Миша неожиданно и сделал. Подошёл к постели и лёг со мной рядом, поверх одеяла. С удовольствием прижалась к мужчине, уткнувшись носом в его грудь. Почувствовала невесомое касание губ на виске. Стало удивительно спокойно и уютно. Антибиотики и жаропонижающие сделали свою работу, и я провалилась в крепкий сон.

35. Только друзья

ГЕРМАН

Работалось с трудом. Мысли всё время крутились в негативе, возвращая в прошлое.

Я ни разу не приходил сюда за эти три с половиной года. А стоит ли? Ему даже имя дал не я, лишь потому что могила не должна быть безымянной. Беспалов Андрей Германович. Бред. Страшный бред. И это со мной до сих пор.

Двадцать три недели. Ни месяца, ни лет, а недель. Всего ничего, но такая боль, что эхо её ношу до сих пор. Того ребёнка безумно хотел и ждал. Этого не хотел, но тоже ждал. Я бы сделал всё, пошёл бы на любое преступление, но, рано или поздно, забрал бы его у Лики, чтобы воспитать самому… Вместе с Викой. Да что там говорить! Я видел свое чадо на руках жены, а не той придурковатой особы. Это стало моим планом. Мечтой.

Но теперь… Это уничтожено. Ими двумя. На кой черт, нужно было выяснять отношения в столь травмоопасном месте?! Глупые бабы! Из-за какого-то, блядь, мужика… Из-за меня! Сука! Я тот грёбаный мужик, который не смог разобраться со своими женщинами как положено и основательно. Из-за этого погибло невинное дитя. Только моя вина! Моя!

Я вижу, как страдает Вика, но не могу помочь. Обсудить? Да, только что? Что никто из нас не виноват? Ложь. Все виноваты. Потому что взрослые люди, но ведём себя, как малые и капризные дети, оттого такие страшные потери.

Потёр подушечками пальцев виски. Нет, не выйдет из меня сегодня работника.

— Справишься один? — хлопнул Фила по плечу. — Мне уехать надо.

— Да. Иди, — кивнул парень, не отрываясь от ленты заказов.

Домой? Там Вика. Не хочу видеть её печальные глаза, от этого ещё хуже. Смотрю на неё и читаю эти три слова "Я люблю тебя", а следом "Прости меня". Да не в чем мне тебя прощать! Ты лишь жертва моей придурошной душонки, с которой мой идиотский мозг давно утратил связь. Развестись? Отпустить тебя? Сделать снова больно, но уже в последний раз? Только боль-то разная всегда. Одна проходит, а другая остаётся шрамами на сердце.

Нет! Мы и это переживём. Ведь начало получаться. Я излечился. Достиг полноценности. Даже происки Лики, тогда с Маратом, понесли неудачу, потому что сильно желал оправдать жену. Потому что включил тогда разум, а не сердце, и не ошибся. А теперь? Сейчас мне не в чем её оправдывать. Виновен только я, и от этого невероятно плохо, что хочу бежать прочь из дома, когда Вика пытается затронуть эту тему. Не сейчас, родная. Дай переболеть.

Поехал к дому бывшей. Хочу увидеть её лицо, как страдает и она. Ведь это второй раз…

Лику выписали буквально на следующий день. Переломов от падения нет, только синяки. Отец её требовал, чтобы Вика понесла наказание перед законом за убийство нерожденного, на что я ответил резким ультиматумом. Через пару часов Лика так же не поддержала своего отца, сказав врачам, что оступилась, спускаясь по лестнице.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сейчас бывшая отлёживалась дома. Увидев на пороге мою персону, отец Лики приобнял с деланным родством.

— Герман, как я рад, что ты пришёл. Мария, сообщите моей дочери, что к ней гость. Проходи, сынок.