Глупость или измена? Расследование гибели СССР - Александр Островский

И далее: «Кстати, перед новым годом по ТВ выступил Гавриил Попов. Сказал он примерно следующее: в 1989 году возникшие уже тенденции будут набирать силу. Объективная логика, а может быть, и замысел Горбачёва, предположил он, состоит в том, чтобы дать 70 - летнему режиму распасться, и только тогда общество «из чувства самосохранения» начнёт создавать себя заново, опровергая любые догмы прошлого, будь они даже самые что ни на есть ленинские» [1636].

О том, что «архитекторы» перестройки имели своей целью не создание условий для идеологического плюрализма, а идеологическое перевооружение советского общества, свидетельствует изменение отношения государства к Церкви.

Можно было бы понять, если бы оно сняло прежние ограничения и допустило свободное существование религиозных конфессий. Тогда речь действительно бы шла о переходе к идеологическому плюрализму. Однако мы видим совершенно другую картину. От борьбы с религией руководство КПСС переходит к её поддержке.

Как утверждал председатель Совета по делам религии К.М. Харчев, с 1984 - го по 1988 г. количество православных храмов увеличилось с 4500 до 7000. Иначе говоря, за четыре года под его руководством Церкви было возвращено около 2500 храмов [1637]. А.Н. Яковлев сообщал, что всего за это время различным конфессиям на территории Советского Союза было возвращено около 4000 культовых зданий (костёлов, мечетей, синагог, церквей) [1638].

29 апреля 1988 г. произошло событие, которое демонстрировалось по телевидению, о котором сообщала пресса, но на которое многие не обратили серьёзного внимания:

М.С. Горбачёв принял патриарха и членов Синода Русской православной церкви [1639]. Главный вопрос, который обсуждался во время этой встречи - это вопрос о праздновании 1000 - летия крещения Руси.

По свидетельству А.С. Черняева, в 1987 г. М.С. Горбачёв «дважды» «публично» заявлял, что мы «будем отмечать 1000 - летие крещения Руси» [1640]. Выступая в июне 1988 г. на форуме мировой общественности, Михаил Сергеевич снова заявил: «Через два - три дня мы будем отмечать тысячелетие крещения на Руси» [1641].

Обратите внимание. Генеральный секретарь ЦК КПСС говорит: «...мы будем отмечать». Мы, т.е. вся страна, в том числе и КПСС, а не только православная Церковь.

В связи с этим обращают на себя внимание следующие слова из названного выступления генсека. Подчеркнув, что советская страна стремится к миру, он заявил: «Мы будем продолжать молиться за то, чтобы этот день наступил» [1642].

А пока Михаил Сергеевич «продолжал молиться», спешно разрабатывался проект закона о печати. К концу лета 1988 г. он был готов и в сентябре рассмотрен на заседании Секретариата ЦК КПСС. Проект предусматривал отказ государства и партии от монополии на издательскую деятельность, отмену предварительной цензуры [1643]. По существу это означало отказ партии от монополии на идеологию.

13 октября 1988 г., не дожидаясь, когда завершится борьба вокруг закона о печати, ТАСС сообщил, что в СССР в свободную продажу могут поступать иностранные газеты, правда, пока в ограниченном количестве [1644].

«Цензура, - вспоминал С.П. Залыгин, - ещё года два или три после моего прихода в «Новый мир» (т.е. до лета 1988 - лета 1989 гг. - А.О.) действовала вовсю. В Главлите подписывался каждый номер... Почти на каждую редколлегию к нам приходили двое мужиков: из горкома, из райкома КПСС... После заходили ко мне в кабинет, делились впечатлениями... Бывал и представитель КГБ. Один раз заходил ко мне.., а вот к ответственному секретарю Резниченко заходил каждый месяц и беседовал подолгу» [1645].

Правда, по свидетельству В.А. Медведева, с осени 1988 г. цензура в нашей стране де - факто перестала действовать. И когда М.С. Горбачёву указывали на это, он отвечал: в обществе есть разные мнения, значит, разные мнения должны быть и в СМИ [1646].

Однако на самом деле СМИ всё больше и больше играли только в одни ворота. По утверждению М.Н. Полторанина, самой строгой цензуре подвергались самые «свободные» издания: «Московские новости» и «Огонёк». «Егор, - вспоминал Михаил Никифорович о главном редакторе «Московских новостей» Егоре Яковлеве, - брал все статьи очередного номера в папочку и ехал с этой папочкой к Александру Николаевичу Яковлеву, и Яковлев эту папочку смотрел - вот это пропускаем, а это не пропускаем. Даже в «Правде» такого не было, только в «Московских новостях» и в «Огоньке». В интервью М.Н. Полторанина журналу «Русская жизнь» можно найти несколько примеров такой цензуры. Например, писать о расстреле польских военнопленных в Катыни было можно, а о зверствах белополяков в 1920 г. - нельзя, о пакте Молотова - Риббентропа - пожалуйста, а о безвозмездной передаче «оккупированной» Литве Вильнюса и Клайпеды - ни в коем случае [1647].

«Фултон наоборот»

Листая дневник А.С. Черняева за 1988 г., можно подумать, что лётом - осенью этого года М.С. Горбачёв был занят главным образом, если не исключительно, вопросами предстоящей политической реформы. И вдруг мы наталкиваемся на запись 3 ноября: «Сегодня исторический день». Далее следует описание заседания Политбюро, после которого ещё более поразительная запись: «Итак, я присутствовал при событии, которое займёт, может быть, второе место в истории после апреля 1985 г.» [1648].

Что же произошло на этом заседании более значительное, чем январский Пленум 1987 г.? Июньский Пленум того же года? XIX партийная конференция? Оказывается, речь шла о подготовке визита М.С. Горбачёва в США, где он должен был выступить на заседании ООН.

Чем же собирался Михаил Сергеевич поразить общественное мнение на этот раз? Как явствует из протокольной записи, речь шла прежде всего о сокращении армии и военных расходов. Однако, судя по всему, дело не ограничивалось этим.

Как уже отмечалось, после того, как всем стало ясно, что угроза СОИ - это блеф, в обращение была запущена новая идея: надвигающийся на страну экономический кризис - это результат гонки вооружений, которая оказалась Советскому Союзу не по карману. А раз так, нужно идти на масштабное сокращение военных расходов, сокращать расходы, связанные с присутствием СССР в Азии, Африке, Южной Америке, Восточной Европе.

30 сентября 1988 г. была создана Международная комиссия, которую возглавил А.Н. Яковлев. Тогда же три существовавшие в ЦК международных отдела были объединены в один и во главе него поставлен В.М. Фалин.

23 сентября М.С. Горбачёв и В.А. Медведев приняли члена Политбюро, секретаря ЦК Польской объединённой рабочей партии (ПОРП) Ю. Чирека. Он проинформировал их о готовности Запада (в том числе Ватикана) отказаться от скрытой войны с ПОРП и пойти на компромисс. Речь шла о диалоге с «Солидарностью» и проведении альтернативных выборов. В. Ярузельский был готов принять это предложение и выступить с идеей компромисса от своего имени. «Мы думаем так, - заявил Ю. Чирек, имея в виду альтернативные выборы, - оставить за ПОРП - 40 процентов, 30 процентов - отдать ОКП (Объединённой крестьянской партии - А.О.) и ДП (Демократической партии - А.О.), 10 процентов - независимым и 20 процентов - конструктивной оппозиции». Результатом выборов должно было стать создание коалиционного правительства. Для достижения компромисса предполагалось созвать «круглый стол». Изложив этот план, Ю. Чирек сообщил, что «Политбюро пока этого не знает». М.С. Горбачёв одобрил замысел В. Ярузельского [1649].

Таким образом, в сентябре 1988 г. М.С. Горбачёв дал добро на подготовку к тем событиям, которые через год привели к отстранению ПОРП от власти. Когда я сообщил об этой беседе А.С. Ципко, который в то время работал в аппарате ЦК КПСС, он заявил, что в Международном отделе идея коалиции и «круглого стола» обсуждалась с начала 1988 г. [1650]. Причём есть основания предполагать: если события в Эстонии рассматривались М.С. Горбачёвым как полигон для разрушения СССР, то Польше отводилась роль полигона для отработки тактики разрушения «мировой системы социализма».

Это стало очевидно, когда через несколько дней, 6 октября, генсек на заседании Политбюро достаточно резко поставил вопрос об ухудшении финансового положения в странах «социализма».

«Теперь, - завил он, - следует призадуматься, как мы будем действовать, если одна или сразу несколько стран окажутся банкротами. Перспектива вполне реальная, ибо уже несколько находится на грани валютной неплатёжеспособности (Польша, Венгрия, Болгария, Вьетнам, Куба, Румыния, ГДР). Даже у Чехословакии, державшейся до недавнего времени, внешний долг стремительно пополз вверх... Иначе говоря, есть ли у нас концепция на случай кризиса, который может охватить одновременно всю или часть социалистического мира?» [1651].