Мадемуазель Шанель - Кристофер Гортнер

— У меня уже есть дом, — сдержанно ответила я. Боже мой, как он похож на жуликоватого маклака, которых я немало видела в детстве на базаре, раскладывающих засаленные карты на перевернутом упаковочном ящике и заманивающих доверчивых простаков. И добавила: — И вряд ли я смогу приехать на целый год. У меня все дела здесь. — (Он так и уставился на меня, выпучив глаза и разинув рот.) — Здесь, во Франции, — пояснила я и взяла сигарету, — в Париже у меня ателье. Я не могу бросить все и уехать на год.

— У вас что, нет людей, некого вместо себя оставить? — Он был явно и неподдельно растерян.

— Почему, есть. Но ведь я разрабатываю модели и контролирую изготовление каждой из них. Ведь вы именно ради этого хотите меня нанять, да? — Я щелкнула зажигалкой. — Вам нужен мой талант?

— Да-да, конечно, — торопливо ответил он, но я сразу увидела, что он совсем не это имел в виду. — Ваш талант, да, конечно, — продолжал он, убыстряя шажки, словно трактор, увеличивающий скорость на ухабистой дороге. — Прекрасно, значит, на год вы уехать отсюда не можете. Но вы можете приехать просто хотя бы по приглашению, сошьете костюмы для моих кинозвезд, а там посмотрим.

— Ваших звезд… — Я еще раз улыбнулась ему. — Вы говорите, они будут носить мои платья во время съемок, а также в частной жизни? Простите меня, мистер Голдвин, но театральных людей я знаю не понаслышке. Актеры — народ упрямый и своевольный. Вы же не сможете заставить их все время носить платья от Шанель, верно?

— Они будут делать, что я им скажу! — взревел он так, что Дмитрий, да и остальные за столом, кажется, подпрыгнули на своих стульях. — Я плачу им деньги. Я их создал. Не станут слушаться — прогоню. И дело с концом.

— Понимаю.

Я улыбнулась еще шире, поскольку действительно все поняла. Слишком хорошо поняла. И он, по-видимому, тоже это заметил, судя по тому, с какой яростью набросился на жареного цыпленка.

— В общем, я предлагаю вам, — пробормотал он, торопливо заглатывая кусок за куском, — миллион долларов. По контракту. Приезжайте и посмотрите, что вы можете сделать в кино, и если вам понравится, подпишем контракт. Согласны?

В комнате повисла мертвая тишина, было так тихо, что я отчетливо услышала, как Мися вдруг негромко ахнула. Дмитрий смотрел на меня, приподняв бровь. Да, действительно, предложение было, как я уже говорила, экстраординарным. И я была бы круглой дурой, если бы отказалась. И все же я никак не могла заставить себя сказать «да», несмотря на то что Голдвин сидел передо мной, раздувая щеки, а Мися поедала меня молящим взором.

— Я оплачиваю ваши расходы, — прибавил Голдвин, — переезд, проживание, все остальное. Можете даже взять с собой кого-нибудь, если хотите: подругу, компаньонку, секретаря или помощницу. Полагаю, у вас в штате найдутся такие люди?

Мися готова была выпрыгнуть из своего платья. Я метнула в ее сторону предостерегающий взгляд, загасила сигарету и взяла бокал с вином:

— Значит, только по приглашению? И если я соглашусь, вы предоставите мне полный контроль над своими разработками? И если мне что-то не понравится, я смогу спокойно уехать?

— Да-да, но вам очень понравится, — просиял он. — От Голливуда все просто без ума.

В этом я не была вполне уверена, но все же кивнула, и Мися в первый раз за несколько месяцев громко рассмеялась, а я подумала, что это будет наверняка авантюра, если не что-нибудь похлеще.

* * *

Перед отъездом в Америку я помогла устроить столь долгожданную, почти тридцать лет, свадьбу Адриенны с Нексоном. Моя тетушка, в белом подвенечном платье из органзы и шелка, скроенном по косой, — я сама придумала фасон и сама сшила, — так и сияла от счастья, когда обменивалась брачными обетами со своим бароном, теперь уже с брюшком, но во всем остальном безупречно утонченным и изысканным. Ну как было не восхищаться их верностью друг другу. Нексон мог поступить так, как и Бой, и Бендор, — жениться ради выгоды, а Адриенну держать при себе в качестве любовницы, но он остался верен ей вопреки всем обстоятельствам, он любил Адриенну, любил ее больше, чем кто-либо из всех, кого я знала.

После церемонии Адриенна подошла ко мне:

— Я не хочу больше работать. Я подожду, конечно, сколько хочешь, пока ты не вернешься из Америки, но потом мы с Нексоном… В общем, Нексон хочет, чтобы мы с ним жили в его фамильном замке, и…

Адриенна не знала, как продолжить, но я поняла ее. Мы с ней были одногодки, но ей все-таки хотелось попытаться родить ребенка.

— Конечно, — ответила я. — И больше об этом не думай, ни о чем не беспокойся. Поезжай с ним. Будь его верной баронессой. Ты заслужила это.

— Но как же ты без меня?

— Приглашу кого-нибудь. Вот графиня Элен де Лёсс интересовалась, нет ли у меня работы. Она знает всех наших клиентов. А перед отъездом покажешь ей, что к чему, если не против. Договорились? — Адриенна кивнула, хотя выглядела довольно уныло, но я прижалась к ней и поцеловала в щеку. — Ты всегда можешь вернуться. Знай это. Я сказала, что найду тебе замену, но это не значит, что кто-то может заменить мне тебя.

Она так и просияла:

— Спасибо тебе, Габриэль.

Видно было, что у нее словно камень с души свалился, и у меня не хватило духу признаться, что мне кажется, она обязательно еще вернется. Хотя Адриенна дожила до того дня, когда наконец женила на себе своего Нексона, однако благодаря моему успеху она стала независимой. И не сможет долго выдержать далеко от нас, если только, конечно, не забеременеет каким-то чудом, поскольку в ее возрасте это в высшей степени маловероятно.

И все же, глядя, как на свадебном вечере она танцует с Нексоном, я не могла отделаться от странного для меня сентиментального чувства. Хотя первоначальная страстная влюбленность была у них уже далеко позади, в глазах обоих сияла искренняя любовь друг к другу. К моему удивлению, ко мне подошел Бальсан и пригласил на танец; он специально приехал из Руайо в Париж со своей новой невестой на эту свадьбу. И снова я оказалась в его объятиях после стольких лет, снова видела близко его как всегда насмешливое выражение лица, хотя сейчас он был уже изрядно потрепан жизненными бурями, с каким-то совершенно неуместным брюшком, которое упиралось мне в живот.

— Что такое, тебе надо что-то с этим делать, — заметила я, вращаясь с ним в вальсе. — У твоих лошадок грыжа вырастет, если будешь так много есть и мало двигаться.

— Ммм… Да, пожалуй. Возраст, спокойный образ жизни, хорошая еда, старые друзья, скучный секс… — Он улыбнулся. У него было все то же выражение лица, типа «а пошло оно все к чертям собачьим»; я не выдержала и рассмеялась. — Вот ты у нас, Коко, молодец, все такая же, время над тобой не властно. И не идешь ни на какие компромиссы, как всегда, верно?

— Не понимаю, о чем ты. Я ведь тоже старею.

— Но не так, как все мы. — Улыбка его увяла. Мягкая, кроткая нежность проступила в лице и во взгляде, так что я чуть не споткнулась в танце. — Ты все еще тоскуешь по Бою?

Только Бальсан осмелился задать мне этот вопрос. Больше никто. Да я больше никому и не позволила бы задать его.

— Да, каждый день.

Он прижал меня к себе еще крепче:

— Это хорошо, ты молодец. Ты любила и была любима. Больше нам от жизни ничего не надо. У многих этого нет.

Ушла я рано, сославшись на то, что мне надо поскорее быть дома и собираться в дорогу. Но, честно говоря, мне просто хотелось оказаться дома, и я помчалась к своему «роллс-ройсу», будто в гостинице случился пожар.

Только когда мой шофер заехал на дорожку, ведущую к моему дому на Сент-Оноре, я поняла, что чувство мое гораздо глубже, чем просто печаль. Это была некая непостижимая тоска по уходящей эпохе. Адриенна, как и я сама, с самого начала страстно желала стать чем-то бо́льшим, чем она была. Она всячески поддерживала, ободряла меня, даже когда я стала любовницей Бальсана. Бальсан предоставил мне убежище, он невольно подтолкнул и вывел меня на путь, который привел меня к моему будущему, к тому, что я есть сейчас, ведь именно он познакомил меня с Боем. Теперь Боя уже нет, Адриенна и Бальсан нашли себе супругов, с которыми они будут делить остаток жизни, а я осталась одна.

Дверь дома открылась. Вышла Мися; она едва волочила ноги, а за ней вприпрыжку выбежал Кокто, свеженький после еще одного месяца реабилитации.

— Коко! — раздраженно кричал он. — Ну скажи ты ей, что нельзя ехать в Калифорнию в этой ужасной соломенной шляпке! Все подумают, что она твоя гувернантка!

Я рассмеялась и вышла из машины.

И как мне могло прийти в голову, что я останусь одна, когда на моей шее висит столько сирот?

2

Я прекрасно представляла, что пребывание вместе с Мисей на океанском лайнере обернется для меня пыткой. Даже «Ла Пауза» с многочисленными комнатами при ее появлении словно съеживалась, становилась маленькой. По всему дому валялись ее вещи, отовсюду слышался ее голос, молчания она не переносила, непрерывно болтала обо всем и ни о чем, тишина для нее была сущим проклятием, тогда как для меня тишина была благом. Кроме того, я тревожилась за собак. Пита и Поппи были уже старенькие, почти по тринадцать лет, страдали артритом, у них выпадали зубы, но они были все так же преданы мне, как и я им. Жозеф был убежден, что длинное морское путешествие плохо скажется на их здоровье, обещал о них заботиться, как и Кокто, который хоть и сердился, что мы с Мисей отправляемся без него (еще один повод для моего беспокойства, поскольку он был такой слабый), но дал слово, что собаки будут все время под его присмотром.