Записки репортера - Игорь Свинаренко

Я вам еще скажу, что тут в вопросе моды на секс самое страшное. Вот что: когда мужская мода не совпадает с женской по фазе. У одних в моду вошло, у других – вышло. Это ужасно: яблоко разрезается пополам, но две его половинки, вместо того чтоб ловко и мокро скользить друг по другу, насмерть засыхают порознь…

Жизнь на понту

Спроси кого, всякий ответит, что словечко «понты» пришло чисто из фени. Там понт на понту и понтом погоняет. Ну сам по себе «понт» – это в переводе с фени всего лишь «выгода». Но «понт гнать» или «бить» – уже ближе к вольному, незоновскому значению слова: «набивать себе цену». «Понтить», «понтовать» – «важничать»… Все вроде так. Но с другой стороны – буквально – и в английском есть нечто страшно похожее. Их слово pontificate означает дословно то же самое, что наше «гнать понты». А происхождение слова простое: это от слова pontific, то бишь «папа»; человек, который гонит понты, как бы надувает щеки сильней, чем папа при чтении собственной буллы, преувеличивает свою значимость. Папа, похоже, самый крутой понтярщик: я, говорит, непогрешим, и с этим все его дружки соглашаются…

Как говорил другой очень крупный понтогонщик – он, может, после папы на втором месте по замаху – старик Энди Уорхол, ныне покойный, «если вы хотите повесить в гостиной картину за 200 тысяч у.е., так развесьте на стене сразу уж бабки. И все сразу их увидят, и поймут, что вы хотели сказать». Это пример понта очень несложного, доходчивого, незатейливого. Как все, что создал Энди Уорхол, который, гоня понты, выдавал свои простенькие поделки за высокое и, что самое важное, дорогостоящее искусство.

Какие мы поступки совершаем, что делаем напоказ, а что для себя, – это ж не только от того зависит, хороши мы или плохи, но и от того, какая эпоха на дворе. Понты, сам их размах, направление и характер – это все может резко измениться по всей стране в считанные месяцы. Взять Березовского Бориса Абрамыча. (Кто знает, может, он достоин по своим понтам взять третье место в нашем рейтинге истинных художников понта.) Его однокашники мне рассказывали, что еще в студентах бывший олигарх всех уверял, что непременно возьмет Нобеля. А что – выше понтов для ученого ведь не бывает! Но как только в стране начался капитализм, ученый Березовский почувствовал перемену настроений, присмотрелся к новым ценностям – и заявил: «Я сделаю миллиард долларов». Это было в те годы, когда сто долларов считались приличной суммой; за них можно было легко получить пять лет. Несмотря на то что Борис Абрамыч у нас давно в списках самых серьезных миллионеров (журнал «Форбс»), миллиарда у него скорей всего нет. Ну и что? Кто его этим попрекнет? Зато у него, была претензия куда значительней: я, говорит, президентов в России ставлю, я же их и увольняю. Вот поставил этого, который сейчас, а к осени, пожалуй, сниму. Вот, смотрите, здесь она, осень, уже листья на деревьях давно пожелтели, слякоть началась… Но это тут так! А в Антибе у Борис Абрамыча солнце вовсю светит и плещет вода курортной температуры… Под плеск волны он придумывает какую-нибудь новую яркую идею на еще более высоком уровне понтов. Мы привыкли к его понтам, и потому не спрашиваем с человека отчета.

Что за этим стоит? Поди знай… Но однажды мне случилось провести с Борис Абрамычем длительную беседу. К моему удивлению, олигарх, на тот момент великий и могучий, не произвел на меня впечатление человека, который радуется жизни. При всех его ресурсах и возможностях! К чему тогда все эти виллы, пароходы, личные газеты и персональные телеканалы, и жены одна моложе и симпатичнее другой? Чтоб хоть посторонние думали, что человеку нравится его жизнь, что она ему в радость, потому что он взял себе самое лучшее и дорогостоящее в этом мире? Видно, так надо…

Тема всемирно-исторического значения понтов чрезвычайно важна. Понты дороже денег – эта формула описывает губительный процесс, когда жертвуют прагматизмом ради просто-таки дешевых понтов… Оглянемся на наше прошлое! Вот белые офицеры на юге выясняют отношения с казаками, которые свой Дон любят больше, чем всю прочую единую и неделимую. А в это время красные берут город за городом… Вот Добровольческая армия отказывается от немецких вагонов – как можно, они ж немецкие, – в которых можно добраться до Москвы, взять ее и… (А Владимир Ильич немецким вагоном не побрезговал.) Деникин самовольно устремляется в сторону Москвы же, которую хочется взять именно ему, вместо того чтоб выполнять приказы верховного – Колчака. Светлым пятном – возможно, сверкающей лысиной – в истории наших понтов является Хрущев. Мы, говорит, ракеты делаем как сосиски! Ну чистые это были понты… Ракет тех было на самом деле раз-два и обчелся. Но американцы нас тогда сильно зауважали. Вот Михаил Сергеич. Сначала запрещал водку; он так приблизительно мог себе представить, сколько ж у нас и до чего увлеченно пьют. Но все ж таки замахнулся, поднял руку: он сказал, и вот пусть теперь 250 миллионов бросают пить… После широким жестом вывел из Европы войска. Взял и вывел, и все. Не требовать же от немцев или там литовцев прежде построить дубликаты казарм, и ангаров, и офицерских домов на новых местах! Нет…

Елкин Б.Н. был понтярщик тот еще. Одно его «шта-а-!» чего стоит. Помпа, надутые щеки, да я вас в бараний рог одной рукой… Суверенитета берите сколько унесете… Народ меня любит, я точно знаю, и никуда от меня не денется… Загогулину власти выстрою любую по своему вкусу. Я вам преемника поставлю какого захочу! И будете его любить! Я сказал…

Теперешний наш начальник куда ближе к будничной простоте нашей жизни. Если б не Хаттаб с Бен Ладеном, он бы еще в троллейбусе поездил на наших глазах. Рублевку он перегораживает скорей всего не для показухи, а от греха подальше…

Мы ловим веяния времени и следуем им. Что теперь в моде, как себя ведут первые лица, на кого оглядываются, с кого копируют? Не то что мы присматриваемся и собираем информацию, нет – просто держим нос по ветру. У всякого общества, у всякого времени свои понты. Пределы наших понтов очерчены кем-то сверху, мы резвимся в их рамках. Пока что наш брат сплошь и рядом носит дорогие часы, ездит на подержанной иномарке, которая была страшно дорогой и престижной еще каких-нибудь десять лет назад, – и снимает квартиру с видом на поля аэрации или даже владеет двухкомнатной недвижимостью в самих Кузьминках. Этот наивный «Филип Патек», которым вы страшно дорожите и на который возлагаете такие надежды, такой одинокий среди прочих ваших недорогих аксессуаров, кому-то покажется смешным, жалким, неуместным. А вот и зря. Он, может, согревает вас в не лучшие ваши дни, он как бы обещает, что однажды все вокруг вас станет таким же первосортным и классным, как этот пижонский котел, он поднимает вам настроение, вы улыбаетесь и принимаетесь сыпать анекдотами. Люди посмотрят и решат, что вы в самом деле самодостаточный парень! Окружающие начнут думать, что не все так плохо! Что жизнь продолжается, и она стоит того, чтоб продолжаться и дальше. Эта наша ситуация соответствует приблизительно той, что была на Кавказе в позапрошлом веке: у нищих абреков бешмет был рваный и в сакле шаром покати, зато сбруя на лошади и оружие отделаны серебром…

А после, когда-нибудь, когда все пройдет и мы станем обществом скромных миллионеров, мы будем ходить по улицам в китайских кроссовках, часы у нас будут пластиковые, штампованные, употреблять в пищу мы примемся пиццу, пить будем местное пиво, ездить на компактном, правда, новом «фольксвагене». Мы будем с виду как самые обычные клерки ниже среднего звена, и никто не угадает, сколько миллионов у нас в швейцарских банках…

Да, такое, по-видимому, будет, и эта новая мода наступит в один прекрасный день. Вот когда она наступит, мы и кинемся ей следовать. А пока что не надо торопить события. Давайте гнать понты и радоваться жизни! Займите до получки 200 долларов и проешьте с какой-нибудь симпатичной личностью в японском ресторане. Может, вы так быстрей накликаете удачу, а также счастье в труде и личной жизни. Возьмите жизнь на понт!

«Лексус»

– …Не, завтра утром я не могу. Мне надо «лексус» забрать, – говорю я в телефон.

– «Лексус»?!

– Ну.

– Слушай, как интересно! А какой? Джип, наверно? А какая модель? Триста такая-то или триста этакая?

– Ну не знаю. «Лексус» какой-то. Больше ничего не знаю.

– Ты гонишь! Так не бывает!

– Честно! Да мне и без разницы.

И это была чистая правда. Я просто пользователь. Сел – завел – поехал. Приехал – бросил – и забыл думать. Средство передвижения! Не человек для машины. А машина для человека. Вот так.

Когда-то и в моей голове роились мысли о марках и иномарках, о кубиках и панелях, растаможках и ABSах. Но это все до встречи с идеальной машиной. Идеальной не в том смысле, про какой вы, автомобильные фанаты, подумали. А в другом: это чистая идея машины, доведенная до абсурда. Машина как таковая, как транспортное средство в чистом виде, абсолютно лишенная побочных наслоений (игрушка, престиж, борьба с личным комплексом неполноценности, капвложение, самопиар и проч.). Однажды, отдав автомобиль на сервис, я получил во временное пользование «пятерку» – имеется в виду вазовскую. Это был видавший виды автомобиль с благородными следами ржавчины и с отломанным правым передним сиденьем; похоже, он появился на свет еще в эпоху исторического материализма… Я обошел эту убитую «пятерку», глядя на нее с великой печалью, – но надо было ехать. Я вздохнул – и таки поехал. И вот самый смешной итог того эксперимента: машинка вела себя безупречно все три дня, что мы с ней были вместе! Она исправно доставляла меня из пункта А в пункт В, а после и в С, и далее по алфавиту… В пункт М я вернулся усталый, но довольный… И поймал себя на мысли, что за все три дня ни разу не подумал об этой машине! Где ставить, как охранять, где доставать запчасти и проч. Наконец, кто и что обо мне подумает, когда я на ней эффектно подъеду. «Свобода», легкость, «безмятежность» – вот такие слова мне приходят на ум, когда я вспоминаю о той идеальной машине.