Золото мертвых - Александр Прозоров

– Князь Андрей! – обрадовался фон Хабермас. – Давай, друг мой, выпьем за удачу! Ведь ты мой друг?

Второй раз Зверев проснулся уже на корабле. Ушкуй покачивался, с шумным плеском разбивая волны, – а может, это качало его хозяина, выпившего литров пять вина и заевшего это всего лишь кусочком мяса.

– Как я сюда попал?! – спросил он, усаживаясь на краю перины.

– Ой, не так громко, Андрюшенька! – взмолился Друцкий. – Ой, как это все… Долго… На телеге тебя привезли, друг мой, на телеге. И меня на телеге. От Генриха всегда привозят на телеге. О Господи, зачем ты дал ему столько родственников с виноградниками?! А еще мы играли с ним в кости, я проиграл восемь талеров из твоей казны и выиграл бочонок его отцовского вина. Интересно, почему всегда так получается, что проигрываю я ему серебро, а выигрываю всякий хлам?

– Из моей казны? – вычленил в словах дядюшки самое интересное Зверев. – Разве я брал с собой казну?

– Ты? – удивился Юрий Семенович. – Конечно же, нет! Чтобы было, на что сыграть, мы продали два куска золота из твоего запаса. За тысячу шестьсот восемьдесят девять талеров… Теперь уже тысячу шестьсот восемьдесят один.

– Да? – Андрея так качало, что он не смог даже толком порадоваться. – Кому же в этой Богом забытой дыре?

– А кому может продать дешевое золото столь преданный слуга, как мой друг? Конечно же, своему господину, епископу Эзельскому, да пребудет с ним милость его сатанинской веры…

От берегов епископства ушкуй против сильного ветра три дня пробивался на север. Небо наконец сжалилось над уставшими от зноя людьми, разорвалось грозами. К вечеру четвертых суток через сплошную пелену дождя судно осторожно пробралось между холодными скалистыми берегами к острову Стекольна. Стекольной, или Бревенчатым островом холопы именовали Стокгольм. Князь Юрий Друцкий предпочитал западное название старого шведского города, Андрею оно тоже показалось более привычным.

– Собери своих людей, князь, – предложил Юрий Семенович, когда поутру Лучемир с Риусом нашли свободный причал. – Хочу, чтобы наш визит выглядел грозным и представительным. Надеюсь, ты не пожалеешь полпуда своего сокровища для нашего общего благого дела?

– Для благого дела ничего не жалко, – пожал плечами Андрей.

– Тогда идем…

Под дождем особо представительным выглядеть невозможно: пурпуром, бархатом, самоцветами не блеснешь, нарядных туфель не наденешь – тем более на залитые нечистотами улицы европейской столицы. Черная от влаги епанча, темный кожаный или суконный плащ, высокие сапоги и плотная непромокаемая шапка – в ливень все прохожие выглядят одинаково. Зато делегация русских путников оказалась весьма многочисленной. Зверев оставил на борту только медлительного Левшия и отсыпающегося после долгой вахты Лучемира. Князь Друцкий взял вообще всех холопов – больше десятка. Продвигавшаяся по Стокгольму толпа гостей занимала улицу от стены до стены, заставляя редких горожан испуганно жаться в проемы дверей или сворачивать в узкие проулки.

От шведского города у Андрея осталось странное впечатление того, что в нем существует одна лишь улица: длинная, прямая, как проспект, но узкая, как коридор русской усадьбы – двум телегам не разъехаться. По сторонам улочки стояли двухэтажные домики-близнецы: подвальчик с лавкой, вывеска с калачом, сапогом или бычьей головой, два ряда больших, неудобных для обороны окон. Мокрые стены, черепичные крыши. Домики поднимались выше и выше, а навстречу путникам, смывая грязь, навоз и мусор, мчались потоки воды.

– Странно тут ныне, – не выдержал Друцкий. – Никак, ливня свены испугались? Никто навстречу не идет, никто не требует дороги освободить, славной дракой угрожая. Ровно не осталось тут дворян с горячей кровью. Даже юбки задрать не у кого – прячутся девки за два проулка. И лавок большая часть закрыта. Уж не новый ли город строить все подались?

– Дождь, – пожал плечами Зверев. – В такую погоду хороший хозяин… А куда мы идем, дядюшка?

– Здесь, в островном неприступном Стокгольме, осела семья Руттольфов, что еще со времен Гедимина[37 – Гедимин – Великий князь литовский в начале XIV века. Смог присвоить часть русских земель, в том числе и Друцкое княжество.] наш род ссужает серебром и золотом. Не раз сюда что мне, что дядьям и дедам приезжать приходилось. Изредка просить, а все чаще проценты кровопийцам нашим платить, полноценное серебро от хозяйства отрывать да им в сундуки ссыпать. Думал, никогда сие не кончится. Однако же… Похоже, Господь решил повернуться лицом и к нашему роду.

В отличие от замазанных штукатуркой одинаковых домиков «главного проспекта» Стокгольма, лавка ростовщика была сложена из настоящих валунов, которые скреплялись прочным известковым раствором, замазанным поверху чем-то черным, напоминающим смолу. Она не имела видимого с улицы подвала, зато окна были сделаны узкими, глубокими. В такие человеку и не пролезть, даже если внутри никто обороны не держит. Лавка вообще представляла собой один большой, тщательно спланированный сейф, сделанный в соответствии с требованиями времени не из литой стали, а из монументального природного камня.

– Князь Юрий Друцкий с прощальным визитом, – громко пообещался Юрий Семенович, когда на его стук во входной двери отворилось небольшое окошечко.

Привратник с подозрением оглядел изрядную толпу на улице, однако окованную стальными полосами дубовую створку распахнул.

– Прошу вас наверх, в столовую комнату, – посторонился слуга, указывая на лестницу, которая плохо различалась в экономном свете масляных ламп, повешенных на крючки у стены.

Делегация почти из пятнадцати мужчин поднялась на второй этаж, вошла в комнату, разделенную широким столом. Дверь за ними закрылась – и Андрей понял, что оказался в ловушке. Дверь сзади запиралась снаружи, дверь впереди – тоже. Окна, из которых несло влажной сыростью, были узкими, а в стенах и на потолке имелись щели, сильно смахивавшие на потайные бойницы для лучников. Уйти отсюда, конечно, можно: использовать стол как таран, выбить дверь, прорваться в дом… Но все же прорываться с боем, под стрелами – не хотелось бы.

Дав время гостям взвесить свои шансы на случай возникновения непреодолимых разногласий в переговорах, из противоположной двери в сопровождении одетого в сутану мальчика вошел, тяжело дыша и переваливаясь с ноги на ногу, обрюзгший старик, похожий на перекормленного бульдога.

– Рад видеть тебя в добром здравии, князь Юрий Семенович, – неуклюже поклонился ростовщик. – Уж прости больного человека… – И он тяжело бухнулся задом на скамью. – С чем пожаловал, княже? С радостью, с бедою? Говори, Юрий Семенович. В нашем доме тебя всегда понимали. Коли хорошо все, завсегда с тобой вместе порадуемся. Коли плохо – поможем, в чем спросишь. Вижу, ныне свита у тебя изрядная. Это правильно, жутковато нынче у нас в городе. Вроде и тихо, и покойно – ан неуютно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});