Падающая звезда - Кейт Грин

– Нет, – отрезала Ния.

– Я далее собирался попросить тебя надеть вот это. «Приехали, – ахнула Ния про себя. – Пояс с подвязочками и открытый бюстгальтер в бразильском стиле?»

Вместо этого Моравио достал из-под стола шляпную картонку и поставил ее на стол. Он снял крышку, порылся в оберточной бумаге, извлек шляпку тридцатых годов: с перьями, черными стеклянными бусинками и вуалькой. Это была шляпа официантки в той части фильма, которую они отсняли на Манхэттене.

– Я взял ее в костюмерной. Ты будешь в ней выглядеть очаровательно, – сказал он.

Ния отказалась. Неужели и он не может остановиться?

– Мне нравится моя шляпа, она вполне меня устраивает.

Моравио почти любовно погладил шляпку, уложил ее в картонку, перевязал и поставил картонку на пол. Кабинка, где они сидели, была уединенной. Ния не видела остальную часть ресторана. Ей вдруг стало тесно и неуютно.

– Ты знаешь, я вырос в Бразилии, в Рио. Мать отсылала меня на лето к дедушке с бабушкой. На плантацию. У них был прямо-таки дворец, построенный в джунглях. Прекрасный, удобный, вдали от цивилизованных городов. Дорога была долгой – несколько дней на поезде, потом на машине. Особняк напоминал сундук с драгоценностями. Фонтаны, сады, все резко отличалось от окружающей нищеты, от деревенских лачуг. Им принадлежала огромная территория. Они были похожи на короля и королеву, все в городишке работали на них. Была еще одна семья, которая владела землей в тех местах. Люди жили словно их рабы.

– Моя бабушка проводила часть года в Париже, часть – в Рио. На какое-то время возвращалась в свой дом. Она мучилась, становилась подавленной, неразговорчивой, неделями лежала в постели, словно тяжелобольной человек, хотя никаких хворей у нее не было. Она не могла согласиться, что такое существование – суть ее жизни. Она наряжалась в красивую одежду, нацепляла изящную шляпку, брала с собой меня. Мы гуляли по имению, осматривая земли, домашний скот, курятники, лошадей, она ходила, прикрывшись от солнца ярким шелковым зонтиком. Потом она возвращалась домой, переодевалась и остаток дня проводила в постели. Навещать ее приходили священники. Я вырос, зная женщин, которые разыгрывали роли на подмостках своей собственной жизни. У них не было ни единого лица, которое они могли бы назвать своим. В Париже – одно. На земле мужа – другое. По сути дела, отказываясь от себя, от того, кем они были на самом деле.

– Но, может быть, та личность, которой она была, не вписывалась ни в одну из этих рамок. Тогда не признавали, что у женщины может быть своя жизнь, отдельная от мужа или отца, – сказала Ния.

– А ты думаешь, у тебя есть своя?

– У меня нет мужа, а мой отец умер, когда мне было семь лет. Я – американка и современная женщина. Я не лицо, занимающее высокое положение в обществе Латинской Америки на рубеже веков.

– А ты не думаешь, что это еще одна роль, которую ты играешь? Современная американская женщина. Ты действительно веришь, что это – ты, истинная суть того, чем ты являешься? – спросил Моравио.

Ния не ответила, не хотела отвечать.

– Пойми, Ния, твой дар в том, что по-настоящему ты не знаешь себя. У тебя не пустота, а ниша, в которой ты можешь стать кем только захочешь. Это – твой талант. Он приносит тебе много несчастий. Тебе следует правильно оценить нишу в душе, не стараться из всех сил заполнять ее какими-то идеями о себе.

– Лучше, когда тебя заполняют собственные идеи, чем чьи-то еще, – резковато ответила Ния.

– Тогда стань драматургом, а не актрисой.

Он уставился на нее темными глазами, заблестевшими от выпитого вина. Как писатель, он любил словесную игру, любил забавляться вязью синтаксиса и определений.

– Если твоя суть заблудилась в лесу, и нет никого, кто бы услышал ее.

Ния вдруг вспомнила Никки и Харма: как они заказывали пиццу, как играли в футбол. Для них жизнь существует фактически. Для них бытие – не словесный лабиринт.

Ния собралась с силами, втянула себя, словно на гору, в беседу с Моравио. Они говорили о творческом процессе, о замыслах для Сони. Моравио опьянел и распевал народные португальские песни. Вскоре приехала Сюзанна, выпила с ними кофе, а потом отвезла Нию в дом Харма.

Харм встретил ее возле двери. Сюзанна отъехала. Автомобиль мигнул красными огоньками стоп-сигнала и оставил на улице облако пыли. Ния постояла, прислушалась и вошла в дом следом за Хармом.

– Я отправил Никки к маме.

Нию разочаровало это известие. Она с нетерпением ожидала восторженных восклицаний и вопросов мальчика.

– По правде говоря, – продолжал Харм, – я не могу быть спокойным, не могу оставить его здесь, пока происходят все эти дела.

Ния стояла в тусклом свете, падающем в прихожую от кухонного освещения, обдумывая то, что он сказал. Здесь небезопасно. Небезопасно для ребенка, потому что здесь – она.

– Я не говорю, что это – ваша вина. Просто так получилось. Я стараюсь не слишком смешивать работу с личной жизнью. Я знаю, что вы способны меня понять.

Ния прошла в темную гостиную, села на диван. Харм опустился в кресло напротив нее. Он, казалось, отдалился от нее, стал снова чужим. Может быть, Никки что-то сказал.

– Почему же тогда вы пригласили Никки на рыбалку?

Он пожал плечами.

– Меня пригласили вы. А до этого мы договорились с Никки встретиться.

– Что же было сначала – курица или яйцо? – спросила Ния. – Какая разница? Мы были там все вместе. Вы наставляли на нас видеокамеру, снимая счастливую семейную прогулку. А сейчас вдруг – «работа и личная жизнь»? А куда подхожу я? К какой из них приписать меня? – в ее словах сквозила горечь.

Харм, не отрываясь, смотрел себе на руку, внимательно и сосредоточенно, словно не видел ее давным-давно.

– Послушайте, я отослал его, главным образом, в целях безопасности. Если кто-то попытается добраться до вас, я – здесь. Но подставлять своего ребенка я не могу. А другой пункт, – он встал, отошел к окну и стал смотреть во внутренний дворик, – я не знаю, куда вы вписываетесь. Я вообще не знаю, черт побери, куда что вписывается. А вы знаете?

Ей не следовало настаивать. Она знала, что эта беседа была преждевременной, поспешной для них. И, возможно, неуместной. Присутствие Никки в доме заставило Харма задуматься и понять это. Она же размечталась о другой жизни.

Ния подошла к Харму, прижалась к его спине, обняла за талию. «Я слышу тебя».

Они постояли так, молча, несколько минут. Он повернулся и обнял ее. Им стало хорошо вдвоем. Ния чуть не рассмеялась от радости – их чувства оказались настоящими. Жаль, фон для них явно не подходил. Было ли у нее хоть когда-нибудь что-то подобное?

Она отстранилась и пошла по коридору к дальней комнате. Следом за ней шел Харм. Он принес револьвер.