Чукотский вестерн - Андрей Бондаренко

Долго парились, рьяно, словно бы выбивая упругими вениками из тел малейшие воспоминания о неказистых походных буднях.

– Тут дело простое, надо до «пятнистого» состояния допариться, – важно поучал Сизый во время короткого отдыха между заходами в парную. – Для тех фраеров, кто не в курсе: на Чукотке париться прекращают только тогда, когда всё тело малиновым становится и равномерно, при этом, покрывается мелкими белыми пятнами. В этот момент кожа уже перестаёт температуру воспринимать: становишься под воду ледяную или, наоборот, под кипяток крутой, чувствуешь, что вода по телу течёт, а вот какая она – горячая или холодная, – не можешь разобрать. Вот тогда всё, париться прекращаем, начинаем мыться со всем усердием, особенно когда непреодолимая встреча с женским телом намечается…

К общежитию уже в темноте подошли.

– Ну что, друг Гешка, – подмигнул Нику Сизый. – Расходятся теперь наши пути-дорожки. Ты уж не обижайся, но у нас с командиром важные дела наметились. Ты уж извини. Завидуешь, небось, дурилка картонная?

– Ещё чего не хватало, – откликнулся Банкин. – С философской точки зрения, зависть – совершенно глупое и бесполезное чувство. Жизнь, как каждому ребёнку известно, коротка и полна скорбей. Поэтому тратить отведённый тебе жизненный ресурс на зависть – непозволительная роскошь. Я в библиотеку пойду. Мне банщик сказал, что здесь библиотека весьма неплохая. Даже Омар Хайям имеется! Так что кто сегодня время с большей пользой проведёт – вопрос очень даже спорный…

У заветного домика распрощались с Сизым, друг другу пожелав всего хорошего.

Дом был двухквартирным, но вход в каждую из них располагался с противоположных торцов, видимо учитывалось пожелание высоких гостей.

Ник приготовился культурно постучаться, но не успел – дверь тут же широко распахнулась ему навстречу.

В свете тусклой лампочки Нику улыбнулась девушка его мечты, та, что снилась ему ночами на всём протяжении долгого и нестерпимо гнусного переходного возраста, та, о которой грезил всю свою жизнь, начиная с момента рождения…

Зина была в какой-то умопомрачительной голубой блузке и серой приталённой юбке, едва закрывающей не менее умопомрачительные колени.

– Заходи, Никит, – пригласила девушка, скромно отводя глаза в сторону. – Я здесь макароны по-флотски приготовила. Фарш, правда, из оленины, но всё равно вкусно получилось…

Где-то через час Ник сделал первое приятное открытие: то стройное бедро, о каком он так грезил в этом долбанном Певеке, действительно, девственным оказалось.

Что просто отлично, с какой точки зрения ни посмотри.

А уже под утро и второе открытие, не менее приятное, не заставило себя долго ждать: те женщины, которых он познал в своём прошедшем будущем , даже все вместе, общим чёхом, и в подмётки не годились этой одной, случайно встреченной здесь, в неуютном 1938 году. По всем параметрам и сравнительным показателям – не годились! Даже близко их не лежало! Даже вспоминать о них стыдно!

В домике обнаружилось некое подобие камина, вязанка дров отыскалась в чулане. Ник разжёг в камине огонь и, неотрывно глядя на Зину, уснувшую в кресле-качалке – почти нагую, прикрытую только небрежно наброшенным старым коротким пледом, – торопливо записал на мятом листе бумаги:

Две Души на белом свете,

Больше никого.

Жёлтый месяц ярко светит.

И вокруг светло.

Две Души на свете белом,

Сколько не зови, —

Эхо лишь рисует мелом

На воде круги.

Нет ни серебра, ни злата.

Нет других планет.

Нет ни бедных, ни богатых,

Нищих тоже нет.

Да и женщин нет в помине.

Только вот – одна.

Тихо дремлет у камина,

Нежности полна.

Две Души на белом свете,

Больше никого.

Да ещё бродяга-ветер,

Что стучит в стекло.

Сволочь-ветер действительно буйствовал на улице, настойчиво стучался в стекло, угрожал, грозился сорвать с крыши остатки старого рубероида и донести в Магадан о грубом попрании общественных устоев…

Следующее открытие состоялось уже в обеденное время и получило продолжение ближе к вечеру. Не совсем открытие, скорее уж очередная загадка, но такая важная, «ключевая». Разгадай её, а дальше всё остальное само по себе разрешится. Ниточка такая хитрая: дёрни за неё умело, весь сложный узел и распутается.

Сидели в портовой столовке, лакомились местным деликатесом – флотским борщом, заправленным маринованной свёклой и жирной свиной тушёнкой.

Зина, до этого всё утро беззаботно щебетавшая, словно полевая птичка солнечным тихим утром, вдруг помрачнела, нахмурилась, как будто вспомнила что-то неприятное.

– Знаешь, Никит, мне с тобой посоветоваться надо, – прошептала негромко и испуганно оглянулась по сторонам – не подслушивает ли кто. – Тут один странный случай произошёл. Хотела я всё Петру Петровичу рассказать. Да больно он строгий, ещё рассердится, кричать начнёт.

– Так рассказывай, – весело подмигнул девушке Ник. – На меня можешь положиться. Я буду нем как рыба да и кричать на тебя не буду. Никогда не буду, – добавил уже абсолютно серьёзно.

– По воскресеньям я с пятнадцати ноль-ноль заступаю на дежурство: эфир слушаю на определённых волнах, вдруг кто-то из наших выйдет на связь в неурочное время. Такое очень редко, но случается. Так вот, три недели назад заступила я на дежурство и случайно заметила, что под столом лежит листок бумаги, наверное, обронил кто-то из девчонок. Нагнулась, достала этот листок, а там длинный код записан и указан волновой диапазон. Надо было сразу порвать эту бумажку на мелкие клочки или Петру Петровичу отнести. Но капитана по воскресным дням никогда не найти, всегда исчезает куда-то. Да ещё очень уж любопытно стало. Надела наушники, вышла на нужную волну, в секретную части приёмника ввела нужный код. Сперва ничего не происходило, полная тишина стояла в эфире. А в семнадцать ноль-ноль голоса раздались: по-английски говорили, недолго совсем, толком я и не поняла ничего. Только ясно, что всё у них хорошо, график какой-то соблюдается. В восемнадцать ноль-ноль опять заговорили по-английски. На этот раз про погоду, про какое-то штормовое предупреждение. Каждое воскресенье, в пять и шесть вечера, такие переговоры происходят. Подскажи, Никит, что делать? Доложить Курчавому? Или не стоит? Вдруг, всё это ерундой окажется, засмеёт ещё.

Ник отнёсся к услышанному более чем серьёзно, но перед Зиной решил беззаботность проявить. Зачем напрягать девчонку своими заботами?

– Не бери в голову, Зин, – лёгкомысленно махнул рукой. – Сводки погоды обычные, мореманы зарубежные предупреждают друг друга о штормах всяких. Ерунда, не стоит Петра Петровича беспокоить по таким пустякам, у него важных дел – выше крыши. А мы с Банкиным к тебе к пяти подойдём. Гешка у нас английским в совершенстве владеет, перетолмачит всё в один момент.

Банкина Ник обнаружил в библиотеке. Сидел Гешка, обложившись по самые уши трактатами философскими, в толстую тетрадь простым карандашом выписки делал – конспект вёл. Так был увлечён этим своим занятием, что и уходить никуда не хотел, права начал качать:

– Сегодня же воскресенье. Могу я в законный выходной развеяться немного? Моё свободное время, как хочу, так и трачу…

Пришлось напомнить Банкину, что у бойцов невидимого фронта выходных не бывает. И вообще, устроить образцово-показательную выволочку, чтобы жизнь малиной не казалась.

В шестнадцать пятьдесят девять Гешка в радиорубке наушники надел, прослушал двухминутный разговор иностранных ребят, несколько пометок сделал в своей тетради.

Как и было заранее договорено, сняв наушники, скорчил дурашливую рожицу:

– Да ерунда полная. Старший смены на каком-то прииске перед начальством отчитывается.

Второй разговор в эфире, уже в восемнадцать ноль-ноль, дольше длился. Минут пять Гешка внимательно слушал, хмурился, в тетради что-то записывал активно.

Снял наушники, послал Нику многозначительный взгляд, а Зину успокоил:

– Промысловые шхуны между собой морскую акваторию делят. Ругаются, спорят, кому и где моржей бить, чтобы не мешать друг другу.

– Ладно, Зин, мы побежали, – заторопился Ник. – Не будем тебе мешать. Ну, до встречи!

– Не ложись без меня спать! Дождись обязательно! – на прощанье помахала ему рукой заметно повеселевшая Зинаида.

– Давай, рассказывай. Только очень подробно, ничего не упуская, – велел Ник, когда они отошли от радиорубки на приличное расстояние.

Гешка доложил ёмко и доходчиво:

– Первый разговор совсем короткий. Говорили начальник с подчинённым. Причём у начальника присутствовал явно выраженный славянский акцент, а подчинённый – природный англосакс. Вот, такой разговор состоялся:...

– Старый вызывает базу, ответьте.

– Добрый вечер, Старый. База слушает.

– Как дела?

– По добыче в графике идём. По вывозу немного отстаём. Одна птичка захворала. Чиним.

– Сколько времени займёт починка?