Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лад, как и следовало ожидать, продержался недолго: битые черепки склеить можно, а звону не будет. Пунин опять женился, вышла во второй раз замуж и Ирина Николаевна. Жизнь Анны Андреевны снова замерла и превратилась в мучительное ожидание возвращения сына с войны. Вообще-то она знала: Гумилевых вражьи пули не берут, иные смерти на роду им написаны, но кто-то при ней ляпнул, что Лев Николаевич воюет в составе смертников, то есть «штрафных». Вопреки суеверному опасению матери, сын вернулся. Живой и невредимый. И даже восстановился на истфаке. Жили они теперь вместе, вдвоем, и даже кое-как сводили концы с концами.
ПОСЛЕДНЕЕ ВОЗВРАЩЕНИЕУ меня одна дорога:От окна и до порога.
Лагерная песняДень шел за днем – и то и сёКак будто бы происходилоОбыкновенно – но чрез всёУж одиночество сквозило.Припахивало табаком,Мышами, сундуком открытымИ обступало ядовитымТуманцем…
25 июля 1944, Ленинград* * *Наше священное ремеслоСуществует тысячи лет…С ним и без света миру светло.Но еще ни один не сказал поэт,Что мудрости нет, и старости нет,А может, и смерти нет.
25 июня 1944, Ленинград* * *На стеклах нарастает лед.Часы твердят: «Не трусь!»Услышать, что ко мне идет,И мертвой я боюсь.
Как идола, молю я дверь:«Не пропускай беду!»Кто воет за стеной, как зверь,Что прячется в саду?
1945, Фонтанный ДомУЧИТЕЛЬПамяти Иннокентия Анненского
А тот, кого учителем считаю,Как тень прошел и тени не оставил,Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,И славы ждал, и славы не дождался,Кто был предвестьем, предзнаменованьем,Всех пожалел, во всех вдохнул томленье —И задохнулся…
1945* * *Последний ключ – холодный ключ забвенья.Он слаще всех жар сердца утолит.
А. С. ПушкинЕсть три эпохи у воспоминаний.И первая – как бы вчерашний день.Душа под сводом их благословенным,И тело в их блаженствует тени.Еще не замер смех, струятся слезы,Пятно чернил не стерто со стола —И, как печать на сердце, поцелуй,Единственный, прощальный, незабвенный…Но это продолжается недолго…Уже не свод над головой, а где-тоВ глухом предместье дом уединенный,Где холодно зимой, а летом жарко,Где есть паук и пыль на всем лежит,Где истлевают пламенные письма,Исподтишка меняются портреты,Куда как на могилу ходят люди,А возвратившись, моют руки мылом,И стряхивают беглую слезинкуС усталых век – и тяжело вздыхают…Но тикают часы, весна сменяетОдна другую, розовеет небо,Меняются названья городов,И нет уже свидетелей событий,И не с кем плакать, не с кем вспоминать.И медленно от нас уходят тени,Которых мы уже не призываем,Возврат которых был бы страшен нам.И, раз проснувшись, видим, что забылиМы даже путь в тот дом уединенный,И, задыхаясь от стыда и гнева,Бежим туда, но (как во сне бывает)Там все другое: люди, вещи, стены,И нас никто не знает – мы чужие.Мы не туда попали… Боже мой!И вот когда горчайшее приходит:Мы сознаем, что не могли б вместитьТо прошлое в границы нашей жизни,И нам оно почти что так же чуждо,Как нашему соседу по квартире,Что тех, кто умер, мы бы не узнали,А те, с кем нам разлуку Бог послал,Прекрасно обошлись без нас – и дажеВсё к лучшему…
5 февраля 1945, Фонтанный Дом* * *И очертанья Фауста вдалиКак города, где много черных башен,И колоколен с гулкими часами,И полночей, наполненных грозою,И старичков с негётевской судьбою,Шарманщиков, менял и букинистов,Кто вызвал черта, кто с ним вел торговлюИ обманул его, а нам в наследствоОставил эту сделку…И выли трубы, зазывая смерть,Пред смертию смычки благоговели,Когда какой-то странный инструментПредупредил, и женский голос сразуОтветствовал, и я тогда проснулась.
8 августа 1945* * *Блажен, кто посетил сей мирВ его минуты роковые.
ТютчевН.А.О.
Меня, как реку,Суровая эпоха повернула.Мне подменили жизнь. В другое русло,Мимо другого потекла она,И я своих не знаю берегов.О, как я много зрелищ пропустила,И занавес вздымался без меняИ так же падал. Сколько я друзейСвоих ни разу в жизни не встречала,И сколько очертаний городовИз глаз моих могли бы вызвать слезы,А я один на свете город знаюИ ощупью его во сне найду.И сколько я стихов не написала,И тайный хор их бродит вкруг меняИ, может быть, еще когда-нибудьМеня задушит…Мне ведомы начала и концы,И жизнь после конца, и что-то,О чем теперь не надо вспоминать.И женщина какая-то моеЕдинственное место заняла,Мое законнейшее имя носит,Оставивши мне кличку, из которойЯ сделала, пожалуй, все, что можно.Я не в свою, увы, могилу лягу.Но иногда весенний шалый ветер,Иль сочетанье слов в случайной книге,Или улыбка чья-то вдруг потянутМеня в несостоявшуюся жизнь.В таком году произошло бы то-то,А в этом – это: ездить, видеть, думать,И вспоминать, и в новую любовьВходить, как в зеркало, с тупым сознаньемИзмены и еще вчера не бывшейМорщинкой…Но если бы оттуда-то взглянулаЯ на свою теперешнюю жизнь,Узнала бы я зависть наконец.
2 сентября 1945, Ленинград, Фонтанный Дом (Задумано еще в Ташкенте)* * *Кого когда-то называли людиЦарем в насмешку, Богом в самом деле,Кто был убит – и чье орудье пыткиСогрето теплотой моей груди…
Вкусили смерть свидетели Христовы,И сплетницы-старухи, и солдаты,И прокуратор Рима – все прошлиТам, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес, —Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркойИ с запахом священных роз.
Ржавеет золото, и истлевает сталь,Крошится мрамор – к смерти всё готово.Всего прочнее на земле печальИ долговечней – царственное Слово.
1945В первые послевоенные годы Ахматова много выступала. И с невероятным успехом – и в Ленинграде, и в Москве. И снова стала писать: за год – более 20 стихотворений! И это при активной работе над продолжающейся, не отпускающей от себя «Поэмой без героя». Она до того расхрабрилась, что позволила себе не испугаться, когда к ней в Фонтанный Дом заявился, чтобы взять интервью, сотрудник британского посольства, по образованию ученый-славист И. Берлин. Выходец из России, мистер Берлин свободно говорил по-русски, в истории российской словесности чувствовал себя как рыба в воде, кое-что знал и о молодом романе Анны Андреевны с Борисом Анрепом. Все это, вместе взятое, сильно подействовало на Анну Андреевну. Особенно взволновало то, что заморский гость появился в Фонтанном Доме нежданно-негаданно и, как и было предсказано самым строем поэмы канунов и сочельников, под Рождество, за что и был «вставлен»– в ее текст в роли гостя из будущего. Почтенный славист, когда до него дошла «Поэма без героя», был крайне смущен. Будучи младше Анны Андреевны на целых двадцать лет, он не мог и подумать, что его сугубо карьерный визит будет воспринят почтенной седой русской дамой столь эмоционально. А между тем мистер Берлин и впрямь появился в сталинской России 1946 года в роли гостя из будущего – пришельца из тех времен, когда творчество госпожи Ахматовой станет излюбленной диссертационной темой славистов всего мира, и они, дружной когортой, будут смертно завидовать И. Берлину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- На дне Одессы - Лазарь Осипович Кармен - Биографии и Мемуары
- Парашютисты японского флота - Масао Ямабэ - Биографии и Мемуары
- Изгнанник. Литературные воспоминания - Иван Алексеевич Бунин - Биографии и Мемуары / Классическая проза
- Память сердца - Марина Скрябина - Биографии и Мемуары
- Подъемы и падения интеллектуализма в России. Мои воспоминания - Вячеслав Шестаков - Биографии и Мемуары
- Распутин. Почему? Воспоминания дочери - Матрёна Распутина - Биографии и Мемуары
- Искусство ведения войны. Эволюция тактики и стратегии - Брэдли Фиске - Биографии и Мемуары
- Фавориты – «темные лошадки» русской истории. От Малюты Скуратова до Лаврентия Берии - Максим Юрьевич Батманов - Биографии и Мемуары / История
- 22 июня. Черный день календаря - Алексей Исаев - Биографии и Мемуары